Долгая ночь - Абашидзе Григол Григорьевич (чтение книг .TXT) 📗
Всех больше смутилась сама царица. Не то чтобы ей жалко было разводиться со своим мужем Могас-эд-Дином. Она и без того собиралась расторгнуть брак, и вот почему. В Тбилиси жил заложником единственный сын ширванхана, мужественный и красивый Султаншах. Царица давно полюбила статного, сильного, прекрасно воспитанного юношу. Более того, она давно заручилась согласием дарбази на развод со своим мужем, чтобы обручиться с Султаншахом, и только неожиданное нашествие хорезмийцев, да еще беременность, да еще болезнь после освобождения от бремени помешали желаемому обручению.
Теперь, когда дарбази изучает письмо Джелал-эд-Дина, все летит кувырком. Царица ломала пальцы и кусала губки. Зачем ей в мужья пожилой мужичонка, этот сморчок Джелал-эд-Дин, когда рядом живет ее возлюбленный, который подобен солнцу? Но государство переживает тяжелые времена, будет ли дарбази считаться с сердечными склонностями и с любовными мечтаниями молодой женщины? Они будут решать в пользу государства, а не в пользу царицы, они будут думать о мирных радостях целого народа, а не о любовных утехах Русудан.
Джелал-эд-Дин – победитель. Если он сам протягивает руку и желает помириться, дарбази ни за что не оттолкнет его руки. Да, вопрос решается сам собой: счастье царицы или счастье целого царства. К тому же счастье царицы скоротечно, как и ее жизнь, а у царства есть будущее, которое решается сегодня. Так рассуждала Русудан, и слезы вот уже третий день не высыхали на ее глазах. Но случилось то, чего не ожидали ни Русудан, ни даже Джелал-эд-Дин.
Русудан была права, когда думала, что от ее вынужденного брака с султаном зависит будущее страны. Однако грузинские вельможи смотрели дальше.
И раньше грузинские царицы брали в мужья царевичей сопредельных стран. Но одно дело – не имеющий своих войск и даже своей дружины безвольный и безвластный Могас-эд-Дин или добродетельный Давид Сослан, а другое дело – Джелал-эд-Дин. Разве он поступится своей властью? Разве он согласится управлять страной по указке и велению какого-то там грузинского дарбази? Даже первый муж царицы Тамар – Георгий Руси – не захотел ограничиться только ролью мужа и потянулся за скипетром, хотя у Георгия тогда не было войск.
Можно ли предполагать, что Джелал-эд-Дин, победоносный султан, располагающий бесчисленным войском, будет спрашивать советов у грузинских вельмож? Он немедленно захватит в свои руки всю власть, он и пикнуть не даст никому из царедворцев, он их сделает стремянными, он сделает с ними вообще все, что захочет, потому что он будет самовластен в грузинской стране.
Для своевольных вельмож, избалованных слабой, нерешительной царицей Русудан, отказаться от власти, от управления страной было бы очень тяжело.
Другая, более решительная часть дарбази думала еще шире и государственнее. Эти люди меньше заботились о том, произойдет ли умаление их собственной власти, они думали о народе и о Грузии в целом. Они видели в приходе Джелал-эд-Дина великое несчастье, может быть, еще большее, чем сама война. Султан придет не один, он приведет триста или четыреста тысяч воинов со своими семьями. Расселение такого количества иноземцев на грузинской земле тотчас разбавит нацию и может послужить толчком к ее вырождению. Не говоря уж о том, что султан, вероятно, потребует обращения народа в магометанскую веру. Он никогда еще не высказывал желания обратиться в христианство, зато не раз объявлял себя защитником всех мусульман. Такого человека не огрузинишь, не заставишь ходить в православный храм, не заставишь почитать обычаи и обряды Грузии. Он сам, сев на трон, омусульманит всю Грузию до последнего человека, и начнет, конечно, с царицы.
Дарбази единодушно решил посоветовать царице отвергнуть предложение Джелал-эд-Дина. С послами попрощались сухо и холодно, и они уехали, увозя отказ.
Появление Джелал-эд-Дина в Адарбадагане и его укоренение там сразу же взбудоражили соседние мусульманские страны. Султан, не успев обосноваться, первым делом отправил посольство в Иконийское и Хлатское царства. Он обещал им добрососедство, поддержку, дружбу. Во всеуслышанье Джелал-эд-Дин объявил себя покровителем всех мусульман и провозгласил, как основное дело своей жизни, защиту от неверных грузин, притесняющих и разоряющих поклонников Магомета.
Обещание укротить грузин, подрезать им крылья понравилось властителям Хлата, Иконии и Арзрума. Но все же они о своих собственных судьбах, о своих коронах и о будущем этих корон думали больше, чем о сурах Корана и о защите магометанской веры.
Еще неизвестно, какими последствиями грозит им всем то, что в Адарбадагане утвердился Джелал-эд-Дин, властолюбивый, решительный, быстрый в своих решениях, беспощадный в гневе, ищущий войн и по натуре своей не переносящий спокойной сидячей жизни и располагающий к тому же огромной армией.
Джелал-эд-Дин объявил всем, что он наследует царство отца и власть отца. Правда, из всех обширных владений Мухаммеда султану достался теперь только один этот уголок, самая далекая провинция, глухая окраина, до которой у хорезмшаха никогда не доходили руки. Поэтому каждый понимал, что вряд ли султан ограничится одним Адарбадаганом. Утерянные обширные владения он постарается возместить за счет новых завоеваний. А что же завоевывать, если не страны, соседствующие с Адарбадаганом? А если так, то в первую очередь это будут Икония и Хлат, тогда их властителям придется разделить участь атабека Узбега.
Чтобы обезопасить себя от возможного нашествия Джелал-эд-Дина, все мусульманские страны, простирающиеся в общей сложности до самого Египта, начали тайные переговоры друг с другом. По общему решению они начали приготовляться к войне. При этом вели себя так, будто султан Джелал-эд-Дин спаситель и благодетель, то и дело посылали ему караваны с подарками и послов. Но и послы и дароносители имели одну главную цель – разузнать намерения Джелал-эд-Дина относительно своих ближайших единоверных соседей.
Когда султан стоял лагерем у Аракса, к нему пожаловала в гости хлатская царица Тамта. Она явилась с большой свитой и караваном, в котором верблюды гнулись под тяжестью царских даров.
Но не только одними подарками рассчитывала действовать царица Хлата. Она понимала, что у султана немало своих сокровищ, и если его жестокое мужское сердце – крепость, то подарки – плохие войска.
Больше чем на золото и драгоценные камни, царица рассчитывала на свою особенную, обольстительную красоту. Пока еще не было крепости, которую она хотела бы взять и не взяла при помощи этого безотказного оружия. Попадались хладнокровные, твердокаменные мужчины, но и они сдавались в конце концов в розовый плен на милость столь искусной победительницы.
Тамта, как известно, была дочерью грузинского царедворца. Поэтому ее волновала не столько судьба Хлата – ее второй родины, сколько судьбы горячо любимой, незабываемой Грузии. Переговоры о судьбах Грузии, о возможном мире с ней входили в расчеты царицы Тамты. Была и еще одна тайная цель. Царица хотела напасть на следы своего первого, еще до замужества, еще до Хлата, возлюбленного, доблестного Шалвы Ахалцихели, который, по слухам, томится в плену у Джелал-эд-Дина. У нее было твердое намерение выручить Шалву Ахалцихели во что бы то ни стало.
Джелал-эд-Дин выехал навстречу царице и встретил ее далеко от лагеря. Увидев Тамту, он смутился. Он слышал о ее красоте, но все же не предполагал, что она столь прекрасна.
В этот же день он устроил в честь царицы великий пир. Царица сидела рядом с султаном, он сам подавал ей кушанья и напитки. Царица вела себя с редким достоинством. Она говорила с султаном как с равным и проявляла учтивость, изысканность речи и мыслей, утонченность в понимании мыслей и поведения Джелал-эд-Дина. Не забывала она и улыбаться время от времени, хотя нужно сказать, что на этот раз она дарила свои улыбки более сдержанно и осмотрительно.
На другой день Тамта пригласила султана в свой шатер на ответный ужин. Бесстрашный и жестокосердый султан не узнавал сам себя. Он, повидавший на своем веку бесчисленное множество женщин, в том числе и цариц, чувствовал в себе какую-то странную робость, он смотрел на лицо Тамты как на нечто божественное, что можно только созерцать издали, но что нельзя осквернять прикосновением и даже черными мыслями. Тамта была так близко, что можно было дотронуться рукой, и в то же время она была страшно далека, отдаленна, будто стояла на недоступной для смертного высоте.
