Первый великоросс (Роман) - Кутыков Александр Павлович (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Ярика и Птаря Гульна любила, но практичный ум ее самоходом сосредоточился на Светояре, и никому более там просто не осталось места. Другие детки рассматривались ею как придаток к старшему сыну. Посему радение матери о благополучии младших невольно мыслилось довеском к устроенности Светояра.
Сыз слышал не раз обращения Гульны к Ярику, что година наступила трудная, что надо заботиться о ближних и помогать старшему брату: вы же, мол, братья… И никогда пока она не наставляла Светояра не сидеть возле мамкиного подола, а рискнуть наконец за воротами городьбы, дабы по проторенной дорожке пошли потом малые, чтобы пробиваться братьям сквозь опасное кольцо посягателей вместе. Никакой опасности старшему сыну она не хотела. Хранила его и берегла, любя и жалея.
Сыз определенно усматривал, что безумная любовь Гульны к первенцу вредила всем — и ей самой, и Светояру, который загнивал под материнским крылом. Не тот уже возраст у мужика, чтобы, храня тишь очага, доставлять хлопоты себе и матери… Получался, по выводам Сыза, замкнутый круг, в омуте которого не было ни лучика спасения. В чреве нынешнего неустроя не преминет возгореться скоро пожар: устанет терпеть злобу и упреки Щек; не мил сделается женщине и Светояр — разочарует ее окончательно… Она, видно, так и не дождется покоя. За широкой спиной шустрого Щека будет уменьшаться старший сын… А покинь дом Щек — род ослабнет до предела. Сам мужик с молодой женой не хотят этого.
«Ум Гульны править не должон, и мне надо помочь справиться с неукладом…» — подвел черту раздумьям Сыз.
Наперво он решил лишить веса вздохи и шепотки Гульны: не поддерживать их ничем, то есть не мешать очевидному переходу рода под руку Щека. «Гульна попросит пособить, что-то кому-то втолковать, а я супротив!.. Пускай поживет бабой, павушка, пускай перестанет думать, что все на ней… Вот только поймет ли сама, что пора отдать заузлившиеся бразды?»
Щек и стал настоящим главой в семье. Полно говорил лишь с Длесей и с младшими. Светояр жил теперь совсем сам по себе. Гульне волей или неволей пришлось сноситься с настроением и разумением Щека. Но все же не прекращала упертая баба неусыпную борьбу…
— Щек, ладьи идут! — сообщили вернувшиеся с мостков ребята. — Поедете?
По реке проплывали ладьи с купцами. Весла, скрипя, пенили белыми, кружащимися гроздьями воду и кропили ее с высоты щедрыми струями.
— Я поеду. Светояр, ты со мной?
— Поехали, только с чем?
— Да наперво лишь посмотрим. Ярик, прыгай ко мне, а Птаря возьмет Светояр… Обратно, может случиться, без меня вернетесь. Коня я найду. Или на своем отправлю.
— Из-за Остена неуклад?
— Из-за него… Надо поглядеть, кто в ладьях.
Прибыли чуть раньше купцов. Щек проследовал в теремок. Братья остались возле пристани. Ребята разыгрались, а Светояр раздумывал о беличьих шкурках, которые накопились в подволоке… Но коль уж приехали налегке, решил посмотреть, чем тут живы поречные и братец.
А братец, сообщив о купцах, сидел вместе со всеми и молчал, думая, как и что говорить, если чего. Он тут был совсем своим — и по одеже, и по мыслям.
— Что у нас есть на продажу? Я бы блинчиков или колобушек беленьких пошамать не отказался… — Чубок обращал на всех вопросительный взор.
— Завалялось много чего, да нам сейчас не об том думать надо! — окоротил его Кучарук. — Что, Щек, молчишь-то? О деле мыслишь, аль такожде о колобках?
— О колобках из Киева… С берега не видать, кто едет…
Со смотровой вышки заревел рог, и дружинники побежали к причалу.
— В одрине шлем для меня найдется ли? — ненавязчиво поинтересовался у Кучарука Щек.
— Там хороший колпак есть. Иди возьми. С еловцом…
Светояр, не увидев среди выходивших поречных брата, подошел поближе к толпе и стал слушать речи. Говорившие сетовали, что все изменилось, что стали бояться приезда киевлян… Но ни слова упрека кому-нибудь не прозвучало.
Причалили ладьи. Два купца сошли на берег, спросили, чем богаты местные. Узнали новости от знакомых, рассказали киевские были, поинтересовались, где Козич… Торг сегодня не шел: поречные ничего не предлагали, кроме малости гнутого, ржавого железа в пластинах и завитушках. Больше слушали и боялись некоторых вопросов, а пуще всего — привета для Остена. Заботливые молодые кмети, удачно поменяв железо на жито и бузун, шумно отправились в терем.
— Голодны не будем? — встретил их Щек.
— Щас покушаем колобочков с земляникой! — вкусно пообещали парни.
— Бабы уже ждут. Печку растопили… — проводил их ободрительными словесами мужик, крутя в руках округлый с крылышками шлем. Проходя мимо толпы, он косился на купцов. Торг был хуже, чем когда-либо. Купцы недовольно вернулись на ладьи.
Расходились и мирные поселяне. На больших торжищах они могли поживиться щедрыми подарками от воев. Нынче не обломилось, но покидали пристань без особого уныния. Парней и молодых мужчин среди поселян было совсем мало. Портами и рубищами они в точности напоминали Светояра — будто он один из них. «А вот Щек уже не такой…» — про себя подметил Светояр.
— Пошли, зайдем внутрь, — пригласил подошедший брат, и они двинулись за городьбу.
Бродя по Поречному, Щек рассказал о неурядице. Неожиданно Светояр предложил съездить за реку и разузнать о разоренном поселке. Щеку затея понравилась и, подойдя к находившимся у теремка воинам, он предложил им разъехаться малыми кучками по местности и разведать обстановку по хуторам и мызам. Нашлись добровольцы. Немного, но достаточно, чтоб охватить все четыре стороны.
На следующий день на Ходунин двор приехали Синюшка с двумя дружками, чтоб забрать Щека и Светояра. У Синюшки были два узла с рожками для сох и насадками для тяпок. Щек никуда не собирался, лишь пожелал удачи гонцам.
У ворот Гульна проводила сына. Потом молча прошла через двор и села на крыльцо — дела откладывались. Подошел Щек.
— Ребята там с ним ушлые, разберутся… — Он был совершенно спокоен.
— Негоден он для этого — домашний.
— В лес на охоту ходит, а тут то же самое… — успокоил Щек и добавил с надеждой: — Лишь бы купцы не умудрили ничего, а то быстро сообщат, кому след.
— Да им-то чего надо кроме барыша?
— Не скажи, Гульна. Они — зеницы и уши земли. Их урочища — не столь пристани, сколь дела княжьи, которые бывают разными.
— И откуда, Щек, в тебе это?
— Созрел, мать.
— Светояра в покое оставить можно?
— А мне он сказал: не хочу покоя. Сам вызвался. Никто не неволил. И затея, чтоб знала, евошняя.
— Как? — не поверила Гульна.
— Правда… Не переживай.
— Ох, Щекушка…
В Поречном наступила пора какого-то оживления. Дело нашли дружинники. Немного напуганные возможной расплатой, приуныли было, но сейчас, вооружившись затеей, встряхнулись и от сознаваемой праведности просветлели. Меньше стало колких словесных стычек, молва кметей оживилась, в отношениях почувствовались иные заботы. Пожилые кучковались для тихих раздумий о прошлой жизни. Молодые и бодрые смеялись и потешались над пустяками.
Пожелавшие развеяться добровольцы разъехались по округе для нового дела. Дорога казалась ровной, а денек радовал теплом и неожиданным покоем.
Непоехавшие пошли на Десну купаться, ловить раков, похваляясь перед бабами на берегу своими белыми в дырках и пятнах телами.
Козич, Хорсушка, Хижа выехали на конях из ворот. На вопрос по пояс голых от солнечного томления стражей, куда собрались, ответили, искренне улыбаясь и глядя с прищуром в безоблачные дали: «Коней прогоним, помоем. Капище навестим…» — и направились в сторону Перунова леса неторопливой рысцой. Колонтарь на рыжем охранники посчитали разумной предосторожностью.
Собрались к вечеру, рассказали вести друг другу. Течение жизни в Земле не могло не сказаться на округе Поречного. Какие-то окрестности опустели, какие-то обзавелись новыми обитателями. Некоторые гонцы еще не приехали: не встретив на пути бывших жителей, проследовали дальше. Так было с Синюшкой и его спутниками, которые пока не приехали. Гонцы, уже вернувшиеся в Поречный, сообщали:
