Еретик - Делибес Мигель (библиотека электронных книг TXT) 📗

Устроив свою жизнь, добившись титула идальго и наладив дела в Педросе, Сиприано Сальседо посвятил все силы торговле с Бургосом. И хотя дон Гонсало Малуэнда был ему не симпатичен, или, вернее, именно поэтому, он решил лично сопровождать осенний караван, как поступил его отец, дон Бернардо, через несколько месяцев после рождения сына.

Почти неделю загружали на складе пять больших платформ с железными колесами, а тем временем у Архимиро Родисио готовили к поездке сорок мулов. Во дворе склада трудились десятки наемных рабочих, и в день отъезда Сиприано Сальседо возглавил караван, тронувшийся в путь по пыльной дороге на Сантандер. В эти минуты, сделав все необходимые приготовления, Сальседо чувствовал себя человеком значительным и счастливым. Предупрежденный о том, что в их краю бесчинствует Диего Берналь, Сиприано был вооружен, равно как все возчики, а пикеты Санта Эрмандад [84], получившие известие о выходе каравана, наблюдали за дорогой.

Пригорки и глубокие рытвины не облегчали поездки, однако караван из пяти огромных платформ, каждую из которых тащили восемь мулов, был редким зрелищем для любовавшихся им с обочин погонщиков мулов и встречных путников. Сиприано ехал во главе каравана, беспрестанно оглядывая горизонт из опасения, что среди холмов могут появиться разбойники Диего Берналя, единственного грабителя, известного в обеих Кастилиях. Платформы следовали в строгом порядке, на определенных отрезках двигались быстрей или медленней по заранее обдуманному плану – каждый день они должны были проходить шесть лиг, так, чтобы вся поездка, с обязательными остановками на почтах в Дуэньясе и Кинтана-дель-Пуэнте и на постоялых дворах в Морале и Вильяманко заняла около четырех дней.

Когда прибыли в Бургос, началась разгрузка, еще более хлопотная, чем погрузка, хотя Малуэнда, заранее оповещенный, призвал на помощь опытных наемных рабочих, чтобы побыстрей управиться. Освобожденные от груза платформы проделали обратный путь за три дня с половиной, и, как только оказались в Худерии, дон Сиприано Сальседо собрал оружие, возвратил его Санта Эрмандад и с сознанием выполненного долга вновь погрузился в повседневные дела.

Огромный склад в старинной Худерии, еще вчера набитый кипами шерсти, а ныне поражающий унылой пустотой, должен был постепенно заполниться в последующие месяцы, а в июле намечалась отправка очередного каравана по тому же адресу. Сиприано Сальседо, обычно осторожный и осмотрительный, чувствовал, что, ворочая такими крупными делами, растет, мужает. Собрать на складе семьсот тысяч вельонов и перевезти их в Бургос двумя караванами в год казалось ему подвигом, достойным великих личностей, и когда за столом служанка Крисанта подавала ему первый завтрак после поездки, он уже не пытался прятать свои маленькие волосатые руки, которые теперь виделись ему сильными и мужественными, вполне пригодными для таких значительных предприятий. И в эти минуты он казался себе более похожим на Нестора Малуэнду, великого негоцианта, который еще в молодом возрасте одним своим талантом и смелостью создал в Бургосе целую торговую империю.

Его дядя и опекун дон Игнасио, с кем он обычно встречался раз в неделю, и особенно жена дяди донья Габриэла одобряли преклонение их питомца перед доном Нестором. Для доньи Габриэлы не было ничего прекрасней, чем влиятельный коммерсант, хотя ее супруг, посмеиваясь, говорил, что донья Габриэла восхищается крупными торговцами скорее из-за их доходов, чем их общественного положения. Однако почтение к старику Малуэнде, с которым Сиприано не довелось познакомиться лично, не умаляло, а лишь усиливало его презрение к молодому Малуэнде. Зависимость от этого вертопраха, претендующего на остроумие, не приносила удовлетворения ему, стремившемуся занять видное положение в своей отрасли. Конечно, можно было бы тайком покупать товар и сбывать его посредникам за некую мзду, но это Сиприано считал поступком неблагородным. В старом Малуэнде его восхищало не то, что этот коммерсант разбогател благодаря своему упорству и труду, а то, что он талантливо умел сбывать товар и – непонятно почему и как – влиял на волю клиентов, побуждая приобретать шерсть именно у него. Стремление к новым приемам в торговле постепенно привело Сиприано к лучшему пониманию себя самого, он начал осознавать в себе творческую жилку и причины своей неудовлетворенности. И жажда открывать новые пути лишь усилилась через несколько месяцев, когда еще два судна из флотилии, направлявшиеся во Фландрию, были разграблены корсарами, а третьему судну, получившему серьезное повреждение, пришлось спасаться в порту Пасахес [85]. Судя по подобным известиям, риск, которому подвергалась флотилия, с каждым годом возрастал, а значит, фрахт и страховка дорожали. Тревога охватывала все большие круги производителей шерсти, тем временем у Сальседо зрела идея о новом направлении их деятельности. Отправка шерсти на зафрахтованных судах становилась невыгодной, не оправдывала расходов. И однажды, каким-то таинственным образом, как обычно бывает в подобных случаях, у Сиприано Сальседо возникла мысль придать более благородный вид такой распространенной и скромной вещи, как овчинная куртка. Куртку, пригодную для пастуха на пастбище или перехода через Парамо, зимой можно было изменить, внеся в нее три небольшие детали, и сделать одеждой для более высоких слоев общества. Успех, как всегда бывает в мире моды, зависел от вдохновения, от внезапно осенившей мысли, – в данном случае надо было лишь скрасить гладкую поверхность спинки и манжеты куртки смелыми накладками. С помощью красиво расположенных накладок крестьянская одежда приобретала городское изящество, становилась вполне подходящей для дам и кавалеров.

Первым одобрил замысел Сальседо портной Фермин Гутьеррес. И Сиприано сумел так убедительно описать достоинства новой модели, что Гутьеррес и сам загорелся этим проектом. Он сразу согласился заключить контракт на работу у себя дома за изрядно высокую плату, с перспективой ее дальнейшего повышения: семьдесят два реала в месяц. Сальседо, со своей стороны, обязывался вовремя снабжать его необходимым количеством овчины. «Революция накладок», как назвал ее Сиприано, в первый же год пробудила у горожан любопытство. Но только на второй год разгорелся неожиданный интерес к новинке, и Сальседо был вынужден отправить на ярмарки в Сеговию и в Медина-дель-Кампо две партии курток нового фасона. Куртка завоевала рынок, спрос на нее оказался таким высоким, что Сальседо оборудовал в нижнем этаже своего дома на Корредера-де-Сан Пабло мастерскую, название которой объединило новинку и ее автора в эффектной вывеске: «Куртка Сиприано». Первый шаг к славе был сделан. Правда, изобретатель заметил, что, хотя куртка была хорошо принята средним классом, в более высоких слоях общества она не имела успеха. Тогда он придумал два дополнения к своему изобретению: заменить овчинный подбой более нежным мехом и показать его опушкой на манжетах. Эти детали, утроившие цену вещи, должны были стать верной приманкой для знати. Речь не шла о приобретении экзотических мехов, просто использовался мех местной дичи, как правило неизвестной высокопоставленным особам – куницы, выдры, нутрии, сервала, генеты [86]. И Сиприано попал в точку. То, чего не удалось достигнуть накладками, сделал новый подбой и меховая опушка манжет. Особенно привлекало знатных покупателей разнообразие мехов – было из чего выбирать. Это последнее новшество открыло «куртке Сиприано» доступ во все дома, она стала модной при вальядолидском дворе и во всех главных городах королевства.

Убедившись, что он идет по правильному пути, Сиприано Сальседо воспользовался услугами опытного сельского жителя, дона Тибурсио Гильена, который организовал целую сеть поставщиков меха, а те, в свой черед, привлекли охотников и опытных скорняков, обрабатывавших меха березовым соком. Благодаря этому, портной дон Фермин и его мастерская были надежно обеспечены на весь год. В то же время дону Фермину Гутьерресу было дано право самому нанимать закройщиков и швей, «главным образом, – требовал дон Сиприано, – среди молодых городских вдов, которые, как правило, больше нуждаются, чем другие женщины».