За столетие до Ермака - Каргалов Вадим Викторович (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Поехали по следам.
Надсадно звенело комарье. Из оврагов тянуло тяжелым влажным духом. Птицы пересвистывались редко, лениво. Кони запаленно дышали, хотя ехали небыстро, от куста к кусту, с остановками – остерегались засады.
Потянуло свежим ветерком. Сосны начали разбегаться в стороны, а между ними, за луговиной, открылись вдруг стены остяцкого городка.
Городок как городок, похожий на вогульские крепостицы: невысокий вал, изгородь из неошкуренных бревен, поставленных стоймя, сторожевая башенка, ворота из неструганых сосновых плах. По другую сторону, конечно, еще ворота есть. Через них и сбегут остяки, если приступать к городку большой ратью.
Спешились за кустами. Федор Брех, Аксай и Шорда выползли к самой опушке.
До городка было перестрелов [71] пять, не больше, но все по ровному месту – не подберешься. На башенке караульщик, да и на стене воины есть: то здесь, то там головы мелькают, цветными платками обвязаны от комарья.
Федор Брех ткнул Аксая локтем:
– Что делать будем?
Аксай с Шордой о чем-то по-татарски между собой залопотали, на Федора поглядывали хитренько, как бы даже с сожалением. Что-то надумали, лукавцы!
– Ну, говорите, что ли! – не выдержал Федор. – Нечего зубы скалить!
– Зачем такой сердитый, воевода? – укорил Аксай. – Такой добрый воин, а сердитый. Голова у тебя большая, ума много. У Аксая голова маленькая-маленькая, но тоже думает. И у Шорды голова думает. Две головы думают, как не получиться хорошему делу!
Вытягивая узкую ладошку, Аксай показал Федору Бреху, где должны сидеть в засаде дети боярские, откуда выедет на поляну Шорда, как к нему из городка любопытные остяки побегут, как всадники их от городка отрежут и окружат. Пока подмога остякам приспеет, можно далеко уйти. Разве пешему догнать конного?
Федор Брех прикинул: вроде бы складно получается.
– С Богом!
Шорда стащил с головы колпак, круглую тюбетейку-аракчин смял и за пазуху сунул, размял в кулаке горсть красных ягод и провел ладонями по бритой голове, будто окровянился. Халат с правого плеча скинул, полы неровно обвисли. Закатил глаза, закачался в седле, будто обессилел совсем, и, сбивая рывками поводьев шаг коню, даже не выехал – выполз на поляну.
Остановилось шевеление на стене городка. Остяки всматривались из-под ладоней в непонятного всадника. А тот повалился с коня, прилег на траву неподвижно. Конь над ним стоит, голову опустил, а вокруг больше никого нет.
Спустя, малое время осторожно приоткрылись ворота. Безбородый урт в кольчуге, с длинным прямым мечом в руке, побежал через поляну. За ним – лучники, человек шесть. Остальные воины на стене остались, смотрят, кричат что-то.
Вот остяки уже совсем рядом.
Затрещали кусты, вынеслись на поляну всадники в остроконечных шлемах. И Шорда уже на ногах, аркан раскручивает. Метнулся урт назад, но петля аркана уже захлестнула его, опрокинула в траву. Шорда подбежал, уперся коленом в грудь, руки вяжет.
Цепочка всадников отрезала остяков от крепостицы, а остальные дети боярские от леса на них наехали – некуда деваться. Остяки побросали луки, встали кучкой – маленькие, скуластые, с впалой грудью и жесткими черными волосами, ниспадавшими на плечи, не мужчины по виду – безбородые отроки.
Но разглядывать остяков не было времени: воины в городке крик подняли, принялись открывать ворота. Пленников быстро связали, перекинули, как переметные сумы, через лошадиные спины – и рысью в лес.
Тишали за спиной протяжные вопли остяков. Сумрачная лесная безмятежность окружила всадников, Федор Брех провел тыльной стороной ладони по вспотевшему лбу: только теперь поверил, что отчаянное дело удалось. Нагнал Аксая:
– Ну, Аксай! Ну, молодец! Жди теперь награды от большого воеводы Ивана Ивановича! Да и князь Федор от себя добавит!
– Не надо награды! – захлебываясь словами, зачастил Аксай. – Аксай господину Ивану Ивановичу служит! Господин грустным был, теперь веселым станет. Вот Аксаю награда!
Ехали через чащобы, через колючие кустарники, через болотистые низины, спрямляя дорогу к реке. И успели вовремя: когда за деревьями проглянула светлая иртышская вода, голова судового каравана уже показалась из-за поворота. Федор Брех выпалил вверх из ручницы. Несколько легких ладей побежали от каравана к берегу…
Большие воеводы князь Федор Курбский и Иван Салтык говорили с пленными на стоянке, когда воины покончили с вечерним варевом и разбрелись по шалашам. С остяцкого урта давно содрали кольчугу и нарядные сапоги, по одежде он почти не отличался от простых воинов – в светлой полотняной рубахе, в замшевых штанах, косицы на голове расплелись, и волосы упали на плечи. Но спутать его с лучниками было все-таки нельзя. Те стояли, покорно опустив глаза, а урт то и дело надменно вздергивал голову, рыл голыми пятками песок, как норовистый конь. Крепкий был мужик, хоть и росточком невеликий, злой.
О себе урт сказал, что зовут его Керманак, что в поединках он уже победил шесть богатырей и, если бы татарин не стреножил его ременной петлей, как оленя, быть бы татарину убитым.
Остяцкая речь мало отличалась от вогульской, и Кынча переводил ее легко. Но переводить-то было нечего: похваставшись своей силой и храбростью, урт замолчал, злобно блестел черными глазами. И людям своим тоже запретил говорить, стояли остяки безмолвные, с опаской поглядывали на своего грозного предводителя.
Салтык шепнул князю Курбскому:
– Доброго зверя прихватил Аксай. Для задуманного дела самый подходящий. Зубами ремни будет грызть, когда про Обского Старика услышит.
– Зачем зубами грызть? Поможем ему!…
И оба понимающе переглянулись.
На ночь пленников положили у самого берега. Караульный вогулич прислонился плечом к борту насада, лениво поплевывал в воду. Копье он воткнул древком в песок, лук на него повесил. На пленников даже не смотрел.
Керманак лежал на спине, безнадежно вглядываясь в звездное небо. Если покатится по небу звезда, неудача может обернуться удачей. Так говорили шаманы. Но звезды недвижимо стояли в вышине.
Заскрипел песок под сапогами. Подошли двое, вогульский воин в богатом халате и еще один, одетый победнее. Воин в халате (это был Кынча) наклонился над уртом:
– Смотри какой упрямый и неразумный ась-хо. Не захотел рассказать, где дорога к Обскому Старику. А мы и без него знаем где! На гору, к березовой роще, одна тропа только и есть – через распадину! Глупый обский человек, плохо ему будет…
– Глупый человек! – повторил другой вогулич, и оба отошли.
Керманак застонал, напряг мускулы. Но ремни крепко сжимали запястья, щиколотки ног – не разорвать. Лучники рядом лежат неподвижно, дышат неслышно, не поймешь, живые ли. Он, Керманак, наверно, тоже умрет. А русские бородатые воины придут и обидят Обского Старика…
Керманак поднял голову, огляделся. Один только караульный возле, остальные спят в шалашах. Если бы не ремни!
Керманак безнадежно закрыл глаза.
Снова шаги нарушили забытье. Караульный склонился над Керманаком, достал нож. Ремни соскользнули на песок. А вогулич уже освобождал второго воина, третьего.
Керманак растер онемевшие запястья. Подошел вогулич, отдал ему свой нож, топорик на короткой рукоятке, помог подняться. Шепнул:
– Вогуличи тоже почитают Обского Старика, он посылает нельму в сети. Я не хочу, чтобы Обского Старика обидели. Поспеши к князю Молдану. Берестянка в кустах, весло там же найдешь. Поспеши!
– Ты с нами?
– Нет. Вогуличи отплывают утром обратно на Лозьву, и я с ними. У русских воевод теперь станет меньше воинов.
– Пусть Куль [72] оберегает тебя в пути.
– И тебя тоже, богатырь!
Под утро Кынча пришел к шатру воеводы Салтыка. Караульный окликнул его.
– Свой, свой! – отозвался Кынча.
Сын боярский опустил ручницу. Служилого вогулича он знал и про то, что Кынча будет воеводствовать в вогульской рати, тоже знал. Однако засомневался – пускать или не пускать к воеводе?
