Чертоцвет. Старые дети (Романы) - Бээкман Эмэ Артуровна (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
Однажды Якоб задремал в тени куста и в полусне увидел груду битого камня, в которой что-то ослепительно поблескивало. Якоб натянул на глаза шляпу, однако все-таки что-то мешало ему. Он провел рукой по лицу и понял, что Леэни травинкой щекочет ему усы. Якоб сел, и Леэни громко расхохоталась.
В этот наполненный шмелиным жужжанием миг Якоб на секунду забыл про Иудин остров. Голова стала странно пустой. Словно между плечами у него находился сосуд, в дне которого стеблем проткнули дырку, и теплая влага растеклась по жилам. Сердце забилось, и душу охватил трепет.
Якобу стало стыдно своей минутной слабости. Он поднялся, недовольно ворча, и поспешил схватить косу. Все послеобеденное время Якоб косил траву, словно должен был сразу, в один присест, выкосить всю пойму — рубаха на нем насквозь промокла. Леэни не сдавалась и ни на шаг не отставала от хозяина Россы. Никто не произнес ни слова.
Одним ранним утром горожане позвали на помощь Матиса и Якоба. Мужчины осторожно пошли по мосткам. Матис шел впереди и ногой нащупывал места крепления досок. Поскользнуться было нельзя — разве ж вытащишь со дна ямины этот ящик с динамитом?
После того как ноша была доставлена на развороченную поляну Иудина острова, россаским мужикам велели возвращаться назад. Якоб с трудом подавил злость — взять бы дубинку да навернуть дьяволам! Пусть в этих бумагах понаписано что угодно, Иудин остров все равно принадлежит Россе, не кто иной, как Якоб, хозяин этого клочка земли. Разве то, что со времен предков об этих землях пеклись, что здесь прожиты жизни— под одной ногой болото, под другой кустарник, что здесь с утра до вечера гнули спины, — разве все это ничего не стоит? И теперь неизвестно откуда взявшиеся чужаки дают понять хозяину Россы, что у него нет даже права смотреть, как выворачивают наизнанку сердце Иудина острова.
Матис должен был, как часовой, стоять у конца мостков, дабы никто из любопытных не явился на болотный остров мешать господам из города.
На Иудином острове готовились к серьезному и опасному сражению, сообразил Якоб, малость поостыв. Ни одна работа не спорилась у него, хозяин Россы ходил по двору и взволнованно поглядывал в сторону болота.
Перед обедом двое горожан бегом отправились к хутору. Вскоре следом за ними помчался и третий. Доски мостков, подобно пружинам, прогибались под его ногами. Забитые руками Матиса столбы, казалось, еще глубже оседают в землю. Болото словно пыталось всосать в себя дорогу — вязкая земля на свой лад оберегала Иудин остров, ни у кого, начиная с сотворения мира, не хватало наглости взломать там каменные залежи.
За миг до того, как раздался взрыв, с болота в небо взлетели сотни кричащих птиц. Деревья качались, будто хотели отломать вершину от ствола и откинуть подальше, кусты трепетали, весенние побеги дрожали, подобно овечьим хвостам. Второй взрыв, третий — сейчас строения Россы оторвутся от фундамента и поднимутся в воздух, чтобы затем под треск бревен рухнуть прямо на двор.
Темная вода болотных ямин взбаламутилась, и вверх полетели брызги. Гром перекатывался по подземным ходам и сотрясал землю.
Строения Россы, слава богу, стояли прочно.
Сладкий ужас объял Якоба. Никогда раньше он не бывал так потрясен. С еще не утихшим в ушах гулом от взрывов, он всей своей кожей, головой и сердцем почувствовал, что новое столетие в самом деле наступило и началось оно прямо с Россы. До сих пор переворачивая землю своей силой или силой животного, Якоб только теперь понял, что человеческому могуществу нет пределов.
В этот возвышенный миг Якобу ничуточки не было жаль, что покой природы нарушен, что поднявшиеся с болота птицы кричали над головой, что змеи, уронив каплю яда, спрятались под кочки, что удирающие косули перелетали по воздуху через болотные ямины, а напуганные лоси грудью проламывали чащу — в глазах красное пламя ужаса. Якобу ничего не было жаль, в душе его не было места сожалению. Не каждому поколению дано испытать миг, когда обычный уклад жизни вдруг ломается. Динамитные патроны — Якоб видел их — словно толстые свечи, завернутые в вощеную бумагу, в них таилось нечто гораздо большее, нежели в страшных историях Долины духов, столетиями передаваемых из уст в уста. Мощь, скрывающаяся в этих, наполненных взрывной силой, колбасках, была выпущена на волю на глазах у Якоба, и ей надлежало проложить дорогу для чего-то небывалого. Якоб не знал, как коротко подытожить свои тайные мечты. Ждал ли он счастья? Этому бабскому слову не подобало венчать мысли хозяина Россы. Может быть, он и не хотел большего — лишь бы жизнь была без забот.
В конце концов горожане позволили женщинам прийти на Иудин остров, и Юстина с Леэни поспешили туда с подойниками в руках. Якоб нерешительно брел за ними. Он намеревался немного покружить по сердцу болотного острова, посмотреть, что стало с елями вокруг поляны, и, укрывшись за валунами, взглянуть на место взрыва. Человек не в силах без конца сдерживать свое любопытство. Время от времени приходится в чем-то уступать себе.
Поляна превратилась в огромную яму. Взлетевшие в небо куски камня, падая, скосили ветви со стоявших окрест деревьев. Здесь стоял странный запах. Якоб не мог понять, откуда идет этот горький запах, который застревал в ноздрях. Господа из города сгрудились внизу, в яме, вертели в руках каменные осколки и что-то бормотали, словно заговорщики. Якоб жадно и бесстыдно смотрел на мужчин и груду камней, стараясь все же понять смысл этого предприятия, который до сих пор оставался для него неясным.
— Якоб! Якоб! — жалобно послышалось из-за деревьев.
В этот миг Якоб пожалел, что у него на плечах жена, и хутор, и вся эта штуковина. Стать бы свободным, зажить жизнью, достойной мужчины. Он завидовал тем, что кучкой стояли там, в яме. В эту минуту он готов был снять с себя все и остаться голым, готов был отдать что угодно, лишь бы получить в свое владение взрывчатку, чтобы и он мог вывернуть наизнанку земную кору и взвесить на руке камни, доселе пребывавшие в вечной тьме, и понять то, что до сих пор не давали ему понять жизнь и судьба.
Якоб полагал, что в жизни каждого есть высшая точка, к которой он когда-нибудь придет; сам он пришел к своей вершине полувслепую, и теперь следовало быть настороже, чтобы сразу же не свалиться с нее. Это так легко могло произойти. Останется лишь смутное воспоминание: был однажды возвышенный миг, от которого распирало грудь, и все реже и реже приходит он на память, если изо дня в день ты должен тупо выполнять положенную тебе на хуторе работу.
Меж оголенных стволов стояла Юстина, она с ног до головы дрожала. Куда исчезла отважная девушка, которая рука об руку с Якобом пришла через Долину духов на Виллаку? Может быть, та Юстина осталась в виллакуской горнице, где пьяный Якоб так необузданно взял ее?
Впервые у Якоба мелькнула такая мысль.
Якоб пошел следом за Юстиной на пастбище.
Леэни стояла, нагнувшись над телкой — та лежала на земле, выворотив глаза, и хрипела.
Самая старая в Россе корова, у которой болотная болезнь выела суставы, отдувалась в орешнике, словно пыталась спрятать в зарослях свое разорванное вымя. В конце жизни у животных появляется сообразительность человека, из глаз коровы глядел смертельный страх. Она как будто искала взглядом молот, который должен был с тяжестью скалы ударить ее меж рогов.
Потрясенный Якоб неверным шагом лунатика поплелся на край пастбища — где же остальные животные? Меж чахлых березок валялась сломанная изгородь, стадо рвануло в болото.
Леэни оставила хрипящую телку. С бледным как мел лицом, она поднесла свои дрожащие руки к вырезу платья и шевелила ртом, но ни звука не вылетало из ее горла. Не глядя под ноги, Леэни пошла к барахтающимся в болотных яминах животным и стала звать:
— Теля, теля, теля.
Вначале то был лишь шепот, затем он перешел в хрип, пока наконец голос не обрел звук и, как ни странно, удивительное спокойствие. Якоб стал прислушиваться: может, это был гул церковных колоколов, паривший над благоухающим лугом и вобравший в себя жужжание пчел?
