Салтыков. Семи царей слуга - Мосияш Сергей Павлович (электронная книга txt) 📗
Поздним вечером генерал Салтыков сидел в своем шатре у походного столика и при свете единственной свечи писал письмо. В затемненном углу шатра на походной кровати спал его сын Иван, состоявший ныне при отце адъютантом.
Петр Семенович, увлекшись писаниной, даже не услышал шороха парусинового полога, откинутого чьей-то рукой. Он лишь тогда почувствовал присутствие постороннего, когда тот остановился у столика.
Салтыков поднял на вошедшего глаза и обмер. Перед ним стоял Кейт.
— Мать честная, — заулыбался Салтыков. — Неужто это вы, ваше превосходительство?
— Я, — улыбнулся Кейт. — Я собственной персоной, Петр Семенович.
— Но как вы? В нашем лагере?
— Вы запамятовали, Петр Семенович, что я еще и русский генерал. Неужто вы мне не позволите?
— Что вы, что вы, ваше превосходительство, как я могу вам не позволить?
— Ну, наперво позвольте мне сесть, Петр Семенович.
— Да, да, вот сюда, пожалуйста.
Кейт сел на второй плетеный стул, приткнутый у столика.
— И давайте, Петр Семенович, без превосходительств. Мы старые боевые товарищи, зовите меня просто по имени Джемс. Ай забыли?
— Что вы, что вы, Джемс, как можно забыть. Вы правы, были мы боевыми товарищами, а теперь вроде уже и враги.
— Отнюдь, Петр Семенович, отнюдь. Я и королю сказал: против русских драться не стану. Французов, австрийцев, пожалуйста, буду бить, но не русских. Он, Фридрих-то, человек понимающий, согласился. Так что можешь быть спокоен, друг мой, мы с тобой мечи не скрестим. Другое дело-бокалы…
— Да, да, Джемс, прости, что не сообразил. — Салтыков полез под стол за баклагой.
Достал две деревянные кружки, наполнил вином.
— Ну, за что выпьем, Джемс?
— За боевую дружбу, разумеется. За то, чтоб нам никогда не сойтись на ратном поле.
Глухо стукнули кружки. Не спеша выпили генералы. Салтыков извлек на стол несколько вяленых рыбин для закуски. Начав чистить одну, Кейт заговорил:
— Вот за что я тебя всегда уважал, Петр, так за твою неприхотливость. У других генералов чего только нет из закусок — и сыры, и колбасы, и даже фрукты. А у тебя вот, как у солдата, вобла вяленая.
— Так ведь, Джемс, это самое… стыдно перед солдатами жировать. Не хорошо. И потом, на походе вяленое да сушеное — милое дело. И по весу легкое, и питательное.
— А ты до войны где служил, Петр Семенович?
— На Украине ландмилицией командовал.
— То-то я вижу, кафтан на тебе белый, не войсковой. Что не сменишь?
— А зачем? Этот еще новый, не выбрасывать же.
— А я, кстати, на Украине в сороковом году даже гетманствовал.
— Я слышал об этом. Но вот не пойму тебя, Джемс, ты так долго служил у нас, сражался против турок с Минихом, против шведов, ранение получил, был послом в Швеции — и вдруг…
— Не вдруг, Петя, не вдруг. Налей-ка еще.
Салтыков снова наполнил кружки. Стукнулись ими, выпили за обоюдное здоровье. Отдирая зубами с воблы мясо, Кейт продолжал:
— Не вдруг, Петя. С Военной коллегией у меня не заладилось. А тут брат приехал, я к государыне, так, мол, и так, возьмите его хоть маршалком ко двору. А она мне: «У нас своих маршалов некуда девать». Словно пощечину мне дала. Ну как это было перенесть, Петя? Я двадцать лет отслужил России верой и правдой, и вся награда — ранение и вот эта «пощечина». Как?
— Да, — согласился Салтыков, — у нас не умеют благодарить. Тут ты прав, Джемс. А посему у меня за правило — ничего никогда не просить у правителей.
— Вот и я теперь так. Когда прусский король узнал, что я с русским двором раскланялся, прислал ко мне адъютанта своего, позвал в свою армию. И сразу в фельдмаршалы произвел. А ты, вижу, все в генералах.
— Да, Джемс, генерал-аншеф я.
— Зато те, кто у юбки ее, давно фельдмаршалы.
— Я им не завидую, Джемс. Моя любовь — мои солдаты. Эти меня не выдадут, не подведут. А там все зыбко, не надежно. Бестужев, эвон какой колосс был, вроде скалы стоял. А приспел час, свалили, едва на плаху не угодил. А ведь тоже был фельдмаршалом, кавалером всех орденов.
— Не ценит, не ценит людей Россия, чего уж там. Вон Апраксин Левальда победил, а его под суд, догадался старик помереть хоть до этого, не вынес позора. А побитого Левальда Фридрих и журить не стал, с кем, мол, не бывает. Вытер ему сопли и опять корпус доверил, за битого, мол, двух небитых дают.
— Ну, видно, король твой умный мужик. А нам уж Петра Великого не воротить, ждем, кого Бог пошлет.
Проговорили боевые товарищи до вторых петухов, горланивших в обозе. Кейт собрался было отъезжать, но Салтыков уперся:
— Куда на ночь глядя? Напорешься на дозор, чего доброго, ухлопают.
— А ты мне скажи пароль, и я проскочу.
— Не морочь мне голову, Джемс, ложись отдыхай, а утром вон мой сын проводит тебя за кордоны.
— А ты меня, часом, не попленишь, а? — засмеялся Кейт. — За прусского фельдмаршала, может, и орден отвалят.
— Не болтай, что не скисло. Ложись.
Они легли рядом на один тулуп и почти моментально уснули. Утром встали, умылись за шатром. Лагерь давно проснулся, варилась каша на кострах.
— Ваня, принеси нам чего поесть, — попросил Салтыков сына.
Тот принес полный горшок гречневой каши, положил две ложки.
— Извольте кушать-с.
— Изволим, изволим, сынок. Ты сам-то ел ли?
— Вы еще Спали, как я поел.
— Ну, Господи благослови, — перекрестился Салтыков, принимаясь за кашу. Кейт последовал за ним.
Молодой поручик Иван Салтыков, проснувшись среди ночи, невольно подслушал разговор старых вояк и поэтому, поднявшись рано утром, не только поел сам, но и, найдя у коновязи коня высокого гостя, задал ему торбу овса.
После завтрака боевые товарищи вышли из шатра, прошли к коновязи. Обнаружив у своего коня торбу с овсом, Кейт спросил:
— Кто это постарался?
— Это я, ваше превосходительство, — сказал Иван.
— Вот и сын у тебя, Петр Семенович, в тебя. Заботливый. Спасибо, сынок.
Кейт снял торбу с морды коня, отвязал повод, подтянул подпруги. Повернулся к Салтыкову:
— Ну что, Петр Семенович, простимся. Теперь уж не свидимся, наверно.
— Простимся, Джемс.
Они обнялись, похлопали друг друга по спине.
— Тебя Ваня проводит.
— Спасибо, Петя.
Кейт взлетел в седло почти по-молодому и, прежде чем поворотить коня, сказал негромко:
— Прости меня, ежели что, Петр Семенович. Прости.
Салтыков грустно махнул рукой: ладно, поезжай.
Не обмануло предчувствие лихого фельдмаршала, не обмануло. В этом же 1758 году 14 октября в битве при Гохкирхине с австро-французскими войсками в одной из отчаянных атак погиб фельдмаршал Кейт, получив прямо в сердце французскую пулю. Лучшую смерть для воина не придумаешь, а Кейт давно ее искал, начав служить еще в Испании и Франции.
Но еще до его гибели пришел в Петербург донос от капитана Шиллинга — адъютанта главнокомандующего: «Довожу до вашего сведения, что генерал-аншеф Салтыков имел встречу с прусским фельдмаршалом Кейтом, и о чем там всю ночь говорилось, можно только догадываться».
— Морда немецкая, — проворчал Шувалов по адресу капитана, однако письмо все же решил показать императрице, дабы потом не было причин обвинить его в сокрытии важного сообщения.
Елизавета Петровна прочла донос, отодвинула брезгливо бумагу.
— Ну и каналья этот самый Шиллинг.
— Я тоже так подумал, ваше величество, — обрадовался Шувалов.
— Если подумал так, Александр Иванович, то на кой черт тащил ко мне?
— Ну кто его знал? Все-таки не на рядового капают, на генерала.
— Да они еще раньше, Салтыков с Кейтом, не разлей вода были. Воевали вместе, в Швеции трон от датчан сторожили. Ну встретились, ну напилась. Экая беда. Впрочем, капитанишку этого поблагодари, а донос в печку, чтоб от него и следа не осталось. Я Салтыкова знаю как порядочного человека, и Кейт не злодей, а добрый вояка.
Как ни хорошо рассчитал эту интригу Фридрих II, а все же не сумел подловить на нее императрицу, не удалось королю опорочить Салтыкова. Елизавета Петровна мудрей оказалось, чем королю о ней думалось.
