Библиотека мировой литературы для детей, том 36 - Джованьоли Рафаэлло (е книги txt) 📗
До этого дня Эвтибида была счастлива и беззаботна, а теперь оказалась самым несчастным созданием, влачившим жалкое существование среди богатства, удовольствий и поклонения.
Читатели видели, с какой радостью Эвтибида ухватилась за возможность отомстить любимому и в то же время ненавистному ей человеку и своей счастливой сопернице.
В то время как Эвтибида, запершись у себя в комнате, давала волю злым порывам души, а Метробий мчался на прекрасном скакуне в Кумы, в таверне Венеры Либитины происходили не менее важные события, грозившие большой опасностью Спартаку и делу освобождения угнетенных, за которое он решил бороться.
В сумерки семнадцатого дня апрельских календ (16 марта) 676 года римской эры в таверне Лутации Одноглазой собралось довольно много гладиаторов, чтобы угоститься сосисками, жареной свининой и выпить велитернского и тускуланского вина.
Ни у кого из двадцати гладиаторов, сидевших за столом, не было недостатка в хорошем аппетите, в желании выпить и повеселиться.
На почетном месте за столом сидел гладиатор Крикс, распорядитель пиршества. Сила и храбрость Крикса, как мы уже говорили, снискали ему авторитет среди товарищей, а также доверие и уважение Спартака.
Стол для гладиаторов был накрыт во второй комнате таверны. Они чувствовали себя здесь свободно, уютно и могли без опаски вести откровенную беседу, тем более что рядом, в большой комнате, посетителей в этот час было немного, да и те, кто заходил, выпивали на скорую руку тускуланского и тут же удалялись.
Усевшись за стол со своими товарищами, Крикс заметил, что в углу комнаты на небольшом столе стояли тарелки с остатками еды, — очевидно, за этим столом недавно кто-то ужинал.
— Скажи-ка, Лутация Кибела, мать богов… — обратился Крикс к хозяйке, хлопотавшей у стола и подававшей кушанья.
— Правильно, я мать, да только не богов, а неблагодарных мошенников гладиаторов, таких вот, как вы! — прервала его Лутация.
— А ваши боги разве не были гладиаторами, да к тому же хорошими?
— О, да простит мне великий Юпитер! Какие богохульства приходится мне выслушивать! — в сердцах воскликнула Лутация.
— Клянусь Гезом, я не лгу и не богохульствую! Я не буду говорить о Марсе и его деяниях, напомню лишь о Бахусе и Геркулесе; уж если они оба не были отличными и храбрыми гладиаторами и не совершали дел, достойных амфитеатра и цирков, то пусть молнии Юпитера поразят тут же на месте нашего прекрасного ланисту Акциана!
За столом грянул дружный хохот, и со всех сторон послышалось:
— Если бы!.. Если бы!.. Было бы только небу угодно!..
Когда шум прекратился, Крикс спросил:
— Скажи, Лутация, кто ужинал за этим маленьким столом?
Лутация обернулась и с удивлением воскликнула:
— Куда же он делся? Вот так история! — И, поглядев вокруг, она добавила: — О, да поможет мне Юнона Луцина, он ушел! Не заплатил по счету! — И Лутация бросилась к опустевшему столу.
— Он? Да кто ж этот неизвестный? Кто скрывается под именем он? — спросил ее Крикс.
— Ах! — воскликнула Одноглазая, вдруг успокоившись. — Напрасно я на него наговорила! Я ведь знала, что он порядочный человек. Вот, глядите, оставил мне на столе восемь сестерциев в уплату по счету… даже больше, чем надо. Ему полагается сдачи четыре с половиной асса.
— Чтоб тебя разорвало, косоглазая! Скажешь ли ты нам наконец?..
— Ах, бедняга! — продолжала Лутация, убирая со стола. — Он забыл стиль и дощечку с записями.
— Пусть Прозерпина съест сегодня вечером твой язык под кисло-сладким соусом, старая мегера! Скажешь ты наконец имя твоего посетителя? — вскричал Крикс, выведенный из терпения болтовней Лутации.
— Скажу, скажу, дураки! Вы любопытнее всякой бабы! — ответила, рассердившись, Лутация. — За тем малым столом ужинал торговец зерном из Сабинской земли; он приехал в Рим по своим делам и приходит сюда уже несколько дней подряд, всегда в одно и то же время.
— Покажи-ка, — сказал Крикс и, взяв из рук Лутации деревянную дощечку, покрытую воском, и костяную палочку, оставленные на столе, стал читать записи торговца.
В этих записях действительно были отмечены закупленные партии зерна, цена, на которой сторговались, и имена людей, продавших хлеб; по-видимому, они получили от скупщика задатки, так как против их имен стояли цифры.
— Вот только никак не пойму, — говорила Лутация Одноглазая, — когда он ушел, этот купец? Готова поклясться, что, когда вы входили, он еще был здесь!.. A-а, понимаю! Наверное, он меня позвал, а я была занята, готовила для вас сосиски и свинину. Он звал, звал, да и ушел — должно быть, очень торопился, — а деньги на столе оставил. Вот благородный человек!
И Лутация, отобрав у Крикса дощечку и стиль, ушла, бормоча себе под нос:
— Завтра он придет… обязательно придет. Я все и отдам ему в целости.
Проголодавшиеся гладиаторы ели, почти не разговаривая, и только через некоторое время один из них спросил:
— Так как же? О солнце [121], значит, ничего не слышно?
— Солнце за тучи спряталось [122],— ответил Крикс.
— Однако странно, — сказал один из гладиаторов.
— Непонятно, — прошептал другой.
— А что слышно о муравьях? [123]
— Число их увеличивается, и они усердно занимаются своим делом, ожидая наступления лета [124].
— Пусть же скорее придет лето, и пусть солнце, сверкая всемогуществом своих лучей, обрадует трудолюбивых пчел и опалит крылья злым трутням [125].
— Скажи мне, Крикс, сколько звезд в поле зрения? [126]
— Две тысячи двести шестьдесят на вчерашний день.
— А новые появляются?
— Все время. Они будут появляться до тех пор, пока над миром не засверкает лучезарный свод небес, покрытый мириадами звезд.
— Гляди на весло [127],— сказал гладиатор, увидев, что вошла Азур, рабыня-эфиопка, принесшая вино.
Когда она вышла, гладиатор-галл сказал на ломаном латинском языке:
— Мы ведь здесь одни и можем говорить свободно, не затрудняя себя условным языком. Я примкнул к вам недавно и еще не научился ему как следует. Я попросту спрошу вас: увеличивается ли число сторонников? Каждый ли день мы растем? Когда наконец мы сможем подняться и начать настоящее сражение? Когда покажем нашим высокомерным и безмозглым господам, что и мы тоже люди храбрые, а может, и храбрее их?..
— Ты слишком нетерпелив, Брезовир, — ответил Крикс, улыбаясь. — Не надо так спешить и горячиться! Число наших сторонников изо дня в день увеличивается; число защитников святого дела растет ежечасно, ежеминутно… Сегодня, например, ночью назначено собрание в священной роще богини Фурины, за Сублицийским мостом, между Авентином и Яникулом: соблюдая предписанный обряд, будут принимать в члены нашего союза еще одиннадцать гладиаторов, верных и испытанных людей.
— В роще богини Фурины! — сказал пылкий Брезовир. — Там, где еще стонет среди листвы вековых дубов неотомщенный дух Гая Гракха, чьей благородной кровью ненавистники патриции напитали эту священную заповедную землю! Да, именно в этой роще должны собраться угнетенные, чтобы объединиться и, выступив, завоевать свободу!
— А я вот что скажу, — заметил гладиатор-самнит, — я жду не дождусь той минуты, когда вспыхнет восстание; но не потому, что верю в счастливый его исход, а потому, что давно мечтаю сразиться с римлянами, отомстить за всех самнитов и марсийцев, погибших в священной гражданской войне.
— Нет, если бы я не верил в то, что наше правое дело победит, я бы не вошел в Союз угнетенных.
— Я все равно обречен на смерть, так уж лучше умереть на поле сражения, чем в цирке. Вот почему я вступил в союз.
