Спиридов был — Нептун - Фирсов Иван Иванович (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Болезненно сморщив лоб, Анна побагровела и крикнула:
— Пошел вон, мерзкий! Так-то ты на царскую милость ответствуешь!
В дверях появился встревоженный Бирон.
— Заарестуй немедля сего безумца да шпагу у него отыми, и суду его предать!
Гневный голос царицы еще долго слышал побледневший Румянцев, отстегивая в приемной шпагу. «Ну и дуреха, на Руси таких прежде не бывало», — думал он, лихорадочно соображая, как сообщить о происходящем домой, жене Марии.
Послушный императрице Сенат присудил Румянцеву смертную казнь. Императрица смилостивилась и заменила ее ссылкой с лишением всех чинов и кавалерии, велела отобрать жалованные деньги и отправить подальше, в Алатырьскую провинцию.
Узнав о злоключениях Румянцева, Мишуков искренне переживал. «Надо же, сколько на алтарь отечества сил приложил, а кара и его не миновала. Неведомо токмо, за какие такие провинности?»
Как и предсказывал Румянцев, на Каспии в кампанию 1731 года суда флотилии начали перевозить из Решта войска и амуницию в Астрахань. В южные порты не следовал ни один транспорт с солдатами и грузами.
Гекботу «Шах-Дагай» нашлась работа по нраву командиру. В самом начале навигации, явившись по вызову Мишукова, он увидел в Адмиралтействе знакомую физиономию. «Сие же наш бывший по академии наставник по штурманской части, Нагаев Алексей Иванович», — вспомнил Спиридов.
— Нынче поступаешь под команду унтер-лейтенанта Нагаева, пройдешь с ним вдоль берегов, как он укажет, опись берегов произведете, — по привычке дотошно наставлял Мишуков.
От Нагаева, как свежего человека с берегов Невы, капитан-командор пытался разузнать новости в Адмиралтейств-коллегии, надеясь хоть немного прояснить свою судьбу.
Но молодой офицер, смущаясь, разводил руками, ссылаясь на неведение, но сам охотно рассказывал о возвращении с Великого океана экспедиции Беринга и его прежнего товарища по академии Алексея Чирикова.
— Успешно они, по-моему разумению, вояжировали по Великому океану, немало открытий произвели, — единственное, о чем подробно сообщил он Мишукову. — Беринга за тот подвиг удостоили звания капитан-командора, а Чирикова чина капитан-лейтенанта.
— Какие же такие новшества обнаружили? — на всякий случай спросил Мишуков.
— Тому свидетельство общее. — Нагаев порылся в бауле и протянул капитан-командору номер «Санкт-Петербургских ведомостей».
«— Достигли они широты севернее шестидесяти семи градусов и тем самым, — растягивая слова, читал Мишуков, — изобрели, что подлинно северо-восточной проезд имеется. Таким образом, из Лены, ежели б в северной стране лед не препятствовал, водяным путем до Камчатки, а также далее до Япона, Хины и Ост-Индии доехать возможно б было; а к тому нее он, Беринг, от тамошних жителей известился, Что пред пятьюдесятью и шестьюдесятью летами некое судно из Лены к Камчатке прибыло...»
Кончив читать, Мишуков не без ехидства спросил:
— Что же за некое судно усмотрел Беринг?
— Сказывают, казаки на лодках там еще прошлым веком захаживали.
О своих впечатлениях, флотских новостях Нагаев непринужденно рассказывал на «Шах-Дагае» во время долгих стоянок у берегов, при промерах глубин и астрономических наблюдениях. От него Спиридов узнал, что Чаплина утвердили в мичманском звании, когда экспедиция была в Якутии. Нагаев нашел повод утешить Спиридова:
— Ты-то не горюй. Петя Чаплин одиннадцать кампаний проплавал гардемарином. А тебе что, еще восемнадцать годков без малого. Но Петра капитан-командор отстоял. При пришествии в Петербург настоял произвести его в унтер-лейтенанты. Нынче-то он в Москве, приход-расход экспедиции считает.
Когда Нагаев вспоминал подробности экспедиции Беринга, рядом с ним вырастала фигура подштурмана Федора Минина.
— Пленяют меня неизведанные те края, — признался он Спиридову, — хоть бы глазком повидать Великий океан.
— Поначалу тебе отсюда надо выбраться, — как бы сочувствовал ему Спиридов, — вона Мишуков сколь карабкается, а все не везет.
— Мне-то полегче, — отшучивался Минин, — Захарию-то чин великий потребен, а я и за матроса согласен.
Воспоминания о Мишукове, видимо, икнулись далеко в Петербурге. В один день, когда Волга уже покрылась тонким льдом, в Астрахань приехал капитан 1-го ранга Денис Калмыков и привез указ сменить Мишукова.
В новом капитане порта бывшие гардемарины и мичманы быстро признали своего бывшего наставника по штурманскому делу в Кронштадте, прежнего командира линейного корабля «Святой Михаил».
Ошеломленный Мишуков от неожиданности заметался, торопил Калмыкова принять поскорее дела а под конец на радостях напился так, что «море ему было по колено».
После отъезда Мишукова Каспий, казалось, все меньше волновал чиновников Адмиралтейства. На Балтике же получили указ: «Наикрепчайше подтверждалось Адмиралтейств-коллегии, чтобы корабельный и галерный флоты содержаны были по уставам, регламентам и указам, не ослабевая и уповая на нынешнее благополучное мирное время».
Видимо, эскадрам в Кронштадте и Ревеле, даже при всей их немощи, не хватало молодых офицеров, тех, кто ближе всего стоит к матросам и управляет ими.
Востребованным Адмиралтейством на следующий год среди других стал и гардемарин Григорий Спиридов. Покидал Астрахань он не один. Попутчиком оказался бесшабашный Иван Сухотин.
— Вижу, просолился ты пяток кампаний на Каспии, искоркой царской кормился. В Кронштадте-то и воблой не побалуешься, — шутил унтер-лейтенант, — а зато другого вдосталь, чинами пруд пруди. Глядишь, для тебя должностишку сыщут.
Провожая друга, Федор Минин грустил:
— Повезло тебе, Григорий, вишь, привалила удача.
— Не горюй, Фетка, авось, ежели я везучий, тропку проложу и тебя не позабудут.
— А тебе не засиживаться в гардемаринах желаю, лихолетье, видать, нынче приспевает...
Глава 3
В ЛИХУЮ ГОДИНУ
С возвращением императорского двора на берега Невы обрел свою полную силу Сенат, но верховную власть безраздельно взял в свои руки кабинет министров. Номинально первым кабинет-министром считал себя Эрнст Бирон, но на деле главенствовал Андрей Иванович Остерман.
Немалую роль в его карьере сыграл адмирал Корнелий Крюйс, взяв его к себе в секретари. Собственно, Андрей Иванович рискнул тогда отправиться в неведомую для него Россию и потому, что его старший брат уже несколько лет подвизался наставником дочерей вдовой царицы Прасковьи Ивановны. Она тогда и нарекла Генриха именем Андрея Ивановича. В ту пору познакомилась с ним и средняя дочь, царевна Анна Иоанновна.
Недолго состоял Остерман при Крюйсе. Царь Петр взял способного юношу, знающего шесть иноземных языков, в посольский приказ, и с той поры началось его восхождение на вершину власти.
При всех пороках и изъянах натуры Остермана, в глубине его души оставалось неравнодушие к делам флотским. Видимо, глубоко укоренились первые впечатления от службы у Крюйса, да и всю жизнь на дипломатическом поприще соприкасался он постоянно с боевыми делами и буднями моряков, флотом. Понимал значимость, не только для обороны, но и в делах внешней политики, морской мощи державы. Держал в поле зрения балтийские эскадры и каспийскую флотилию, озирался с грустью на азовские и крымские берега, некогда завоеванные Петром I и потерянные ныне.
После кончины Апраксина Остерман не предлагал кого-либо назначить президентом Адмиралтейств-коллегии. С одной стороны, присматривался к флагманам, с другой стороны, вице-президента, датчанина Петра Сиверса, верного кандидата, не мог переносить. Всегда он имел свое мнение, кичился, что сам царь Петр I слушался его советов, упорствовал, правда, часто по делу.
Избавиться от него помог случай. По характеру Сиверс был крутым человеком, но с открытым взглядом, не умел притворяться.
С некоторых пор сошелся Сиверс накоротке с немцем Минихом. При Петре I тот верховодил на стройке Ладожского канала. Царь его хвалил, но люди роптали: не жалел он русского мужика, костями мостили они это сооружение.
