Мастер меча - Чейни Дэвид (книги без сокращений TXT) 📗
У Нами болели все мышцы и суставы. Она была счастлива оказаться в домашнем уюте скромной гостиницы. После скромного ужина – тарелки просяной каши – Нами извинилась и погрузилась в рассчитанную на одного человека ванну. До сих пор она никогда не испытывала от купания в ванне такого удовольствия. Трудности пути обострили ее чувства и превратили маленькие удобства в огромное удовольствие. Нами с наслаждением сбросила уродливую одежду, выпустила из-под шляпы водопад своих волос и смыла грязь, ощущая, как ее кожа смягчается от горячей воды и пара.
– Ах! – сладко застонала она и улыбнулась.
А в это время Йоши раздвинул в комнате бамбуковые занавеси и сквозь стену стали видны широкая поверхность озера и просторы, разворачивающиеся за ней. Пока темнели последние пурпурные облака, Нами успела разглядеть дальние берега озера – от горы Хией до побережья Внутреннего моря.
Ночью они продолжали двигаться по пути взаимного узнавания. Любовные ласки Йоши так увлекли Нами, что она быстро забыла боль и тревоги.
Весь следующий день Нами, усталая, но счастливая, медленно покачивалась на своем пони, пересекая равнинные луга, где травы поднимались выше голов путников.
На третий день ливень вновь превратил дорогу в непроходимую грязь. Лошади еле тащились по бесконечным залитым водой рисовым полям. Тело Нами стало привыкать к новым условиям. Она научилась терпеть боль, и бесконечный путь перестал казаться невыносимым. Теперь молодая женщина смогла с большим вниманием осмотреться вокруг и стала замечать красоту там, где видела лишь однообразие. Последняя весенняя стая гусей летела на север.
Крошечные черные точки наполняли пространство трубными криками. Йоши показал на них и улыбнулся Нами.
На четвертый день путешественники перешли реку Суномата по плавучему мосту, который состоял из цепочки лодок, связанных тяжелыми канатами и накрытых сверху грубыми досками. Мост был шатким. Нами сильно испугалась: она не умела плавать, а река была бурной и глубокой. Но Йоши смотрел на нее, и молодая путешественница удержалась от жалоб. Нами стиснула зубы и не сказала ни слова, пока лошади осторожно ступали по ненадежному настилу.
Во второй половине четвертого дня влюбленные миновали кедровые рощи провинции Овари. Ночь они провели на почтовой станции Оридо и там узнали, что дальше дорога проходима только рано утром при отливе.
На следующее утро Нами почти не чувствовала боли, мучившей ее в первые дни скачки. Хотя лето еще не наступило, кожа ее загорела. Соломенная шляпа, прикрывавшая большую часть лица Нами, отражала свет, и жаркие лучи лишь слегка окрасили белые, как фарфор, щеки путешественницы, но руки ее стали совсем смуглыми и даже – заметив это, она чуть не задохнулась от испуга – начали покрываться мозолями. Она прятала их от взгляда Йоши. Нами выросла в знатной семье, она не могла себе представить, чтобы человек хорошего происхождения мог любить женщину, у которой руки огрубели от работы.
На рассветном небе еще виднелась луна, когда, оседлав лошадей, влюбленные отправились в путь. Полуостров Наруми был свободен от воды. Нами вслед за Йоши спустилась по волнистым холмам на чистый белый песок побережья. Тропа здесь терялась, но стаи толстых длинноногих птиц – ржанок – порой бежали впереди путешественников, оставляя четкие следы на песке. Нами чувствовала себя настолько хорошо, что сложила стихи:
Йоши улыбнулся: ему понравились эти искусно сложенные строки. Он показал рукой на миякадори – черноголовых чаек с красными клювами и лапами, которые кружились над побережьем, то и дело бросаясь вниз, чтобы выхватить рыбу из луж, оставшихся после отлива.
– Столичные штучки, – подсказал он любимой их прозвище. Так в давние времена назвал франтоватых птиц один бродячий поэт, которому они напомнили о Киото.
Эти слова навеяли Йоши ответ на стихи Нами:
Когда стало смеркаться, влюбленные отыскали место для ночлега вдали от берега, у подножия горы Футамура. Нами помогла Йоши расстелить одеяло под огромной хурмой. От усталости и морского воздуха у обоих слипались глаза. Нами дотянулась до руки Йоши, поднесла ее к своей груди и тут же уснула. Через пять минут молодую женщину разбудил непонятный треск. Она еще не проснулась, а Йоши уже скатился с одеяла и, согнувшись, присел у ствола дерева.
– Что это? – спросила Нами, отбрасывая волосы с лица.
– Не знаю. Лежи спокойно, – прошептал Йоши. Вокруг ничего не было видно, кроме темнеющих стволов деревьев, ничего не было слышно, кроме свиста ветра в их ветвях. Никакого врага.
Вдруг треск послышался снова. Йоши отпрыгнул в сторону. Нами испуганно взглянула на него: ей показалось, что лицо любимого искривилось от боли. В следующее мгновение она поняла, что он смеялся. Она никогда не слышала, чтобы Йоши так хохотал. Это было чудесно, и прежде, чем Нами осознала, над чем он смеется, она уже хохотала вместе с ним.
– Что же это было? В чем дело? – наконец сумела выговорить женщина, задыхаясь от хохота.
– Ну, самурай, не страшись. Даже мой меч не уязвил этого врага, Это хурма. Плоды с веток обрушились на мою голову.
Йоши протянул одну хурму Нами.
– Попробуй.
Нами взяла угощение. Смех ее наконец утих. Она надкусила мягкий сочный плод, чуть заметно улыбнувшись, сказала:
– Вряд ли я смогу опять заснуть.
– Я тоже, – ответил Йоши.
Любовные объятия были слаще плодов хурмы.
Утром Йоши и Нами двинулись через полосу пустынных полей и казавшихся бесконечными зарослей вереска к предгорьям хребта Такаши. Перед самыми предгорьями они обнаружили долину, полную местных бахромчатых розовых гвоздик. Цветы окружили их со всех сторон до горизонта, сливаясь вдали в розовое сияние. Нами чуть не закричала от восторга при виде этой красоты, а Йоши был так восхищен, что посвятил гвоздикам тут же сложенное стихотворение:
Нами печально кивнула: это стихотворение имело несколько смыслов. Первую строку можно было понять буквально или как обозначение императорского двора. Название цветка «гвоздика» истолковывалось также и как выражение «балованные дети». В трех последних строках содержался намек на будущие войны и непрочность всего сущего. В словах танки звучало сожаление о том, что скоро придворные императора будут горевать и плакать.
Огибая гору Миядзи, они внезапно выехали из зарослей бамбука, и Нами увидела море. Лошади медленно спускались по склону Инохана к самой воде залива Такаши. Ветер поднимал волны чуть ли не в семь метров высотой. Песок бил Нами в лицо. Она напрягла слух, чтобы разобрать слова Йоши, который что-то говорил ей, пытаясь перекричать рев волн и крики тысяч крючконосых бакланов, искавших пищу в бурлящей воде прибоя.
– Закройся шарфом, – приказал Йоши и сам подал ей пример, накинув на лицо хлопчатобумажный лоскут.
Нами повиновалась: ее нежная кожа и так уже становилась грубой, как мешковина.
Они продолжили путь молча. Вьючная лошадь упрямилась, приходилось тянуть ее силой. Йоши опять ушел в себя. Мускулистые бока его гнедого коня ритмично вздымались, словно под седлом сворачивались и разворачивались огромные змеи. Белая пена и грубый песок непрерывно били в лицо. Нами прищурила глаза как можно уже. Дикая красота штормового побережья покорила ее. Рев и равномерные удары волн, холодный пронзительный ветер с острым привкусом соли наполняли душу женщины леденящим восторгом. Она вспомнила другую – спокойную, ясную гладь – залив Суруга своего детства. Неужели это хлещущее берег чудовище – то же самое море? Да. А она теперь та же Нами? Тоже да. Молодая женщина вздрогнула при мысли о том, как непостоянна и переменчива жизнь.
