Смерть Аттилы - Холланд Сесилия (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Дитрик смотрел, как Трубач растирал ягоды на плоском камне. В юрте больше никого не было. Такс сказал, что шаман был женат, но Дитрик не видел его жены. В юрте было темно и очень тихо, если не считать звука растираемых ягод. В полумраке, в свете огня небольших масляных ламп блестели золотые узоры на лаке лавок, на основном шесте, который держал на себе всю юрту, на сотнях маленьких чашек и чашечек, стоявших повсюду и полных разных трав и порошков. Здесь даже пахло по-особому.
— Я был один раз в Новом Риме, — заметил Такс. Он поглаживал рукой темно-красный рисунок ковра, который был окружен резкими мазками черного цвета.
— Они там писают в горшки из золота, и даже на собаках надето золото.
— Если бы они не были богаты, то мы бы погибли от голода, — сказал Трубач. — Помолчи, мне нужно подумать.
Такс уперся руками в бедра, округлив пальцы, и сидел абсолютно спокойно. Дитрик пораженно взглянул на него. Трубач поставил чашку на ковер и высыпал туда размолотые ягоды. Он достал одну из чашек, стоявших вокруг, высыпал оттуда порошок в руку и протянул ее над чашкой довольно высоко. Из руки в чашку начал тонкой струйкой сыпаться порошок. Дитрик с восхищением наблюдал за его мастерством. Ардарик как-то сказал, что некоторые гунны обладают прекрасными манерами и они много знают, что возвышает их над соплеменниками.
Трубач опустил руки и тихо сидел, не моргая и глядя на чашку. Его, как щитом, окружала настоящая стена тишины. Свет лампы отражался на маленьких белых камешках, прикрепленных к его сальным волосам. На шее у него выступили жилы. Это было прекрасное представление, и Дитрик восхищался искусством шамана. Он считал себя умнее Такса, который, видимо, верил шаману. Через мгновение над чашкой показалась струйка дыма.
У Дитрика на руках поднялись волосы. Трубач не прикасался к чашке, не двигался и молчал все время. Он не сводил взгляда с чашки. Небольшой дымок поднимался с ровной поверхности жидкости в чашке. У Дитрика пересохло во рту, он с трудом проглотил слюну, он боялся произнести хотя бы слово. Краем глаза он глянул на Такса. Тот не двигался, но сейчас улыбался уголками рта.
— Хо!!!
Дитрик подскочил. Трубач резко, как змея, подпрыгнул в воздух. Он мотал головой и вращал руками.
— Пора, пошли со мной. Такс, неси погремушки, палку с перьями и жаровню. Осторожно, она очень горячая. Скажи своему другу, чтобы он держался позади и не дышал на меня.
Трубач взял в руки дымящуюся чашку и вышел из юрты.
Такс схватил две погремушки, сделанные из тыквы, и длинную палку, на которой были прикреплены покрашенные орлиные перья. Дитрик протянул руку к жаровне, чтобы передать ему, но Такс стукнул его по руке.
— Нет, я сам. Важно все делать так, как он приказывает. Он взял жаровню и пошел к двери, а Дитрик следовал за ним с пустыми руками.
Народу вокруг юрты собралось очень много. Дети прятались за родителями, и тощая серая собака завизжала и убежала прочь, когда вышел Трубач. Был удивительно теплый день, как это иногда бывает в начале весны. Яркий солнечный свет ослепил Дитрика.
Такс и Дитрик шли гуськом за шаманом через толпу к маленькой юрте, куда привел Яя Юммейк, когда она разболелась. Толпа не отставала от них. Дитрик услышал, как кто-то сказал по-гуннски:
— Это сделал заход солнца.
И сразу кто-то начал возражать этому человеку.
Держа перед собой дымящуюся чашку, Трубач начал читать заклинания, и люди замолчали. Дитрик подумал, что Трубач еще относительно молод, гораздо моложе Ардарика, но его голос, когда он произносил заклинания, дрожал и хрипел, как у старика. Некоторые слова были из языка гуннов, но иногда он шипел и странно и удивительно тихонько посвистывал. Дитрик решил, что все это было просто чушью. Ему не хотелось придавать этому значение, но чашка продолжала дымиться, и он чувствовал сильный горячий запах того, что в ней кипело. Но огонь не коснулся чашки, и Трубач нес ее голыми руками. Он дважды топнул левой ногой, перестал произносить заклинания и вошел в маленькую юрту.
Такс прошел вперед, но он не успел подойти к двери, как оттуда вышел Трубач и остановил его. Шаман забрал у него палку с перьями. Потом повернулся к толпе и что-то выкрикнул по-гуннски. Дитрик не смог разобрать слов. Шаман потряс палкой с перьями над головой и воткнул ее, как копье, в землю.
Толпа хором вздохнула. Трубач вернулся в юрту, и Такс переступил с ноги на ногу. Дитрик понимал, что Такс не знает, идти ли ему за шаманом или оставаться на месте. Почти сразу шаман крикнул ему:
— Входи, мне нужна жаровня.
Такс вошел внутрь, и Дитрик последовал за ним.
Юрта была очень маленькой. Вдоль стен лежали кучи мехов, забавные горшки из глины, палки, украшенные перьями, кусочки раковин, рога, дерева и разные ягоды. Там не было никакой мебели. В помещении было очень жарко, хотя огня нигде не было видно. Дитрик почувствовал запах старого дыма. Юммейк лежала на спине на полу посредине юрты.
Ее голова касалась стены, а ноги почти достигали двери. За ней, в темноте, сидел ее муж Яя. Он смотрел на Трубача.
Юммейк с трудом хрипло дышала через открытый рот. Дитрик увидел, какой жесткой и обветренной стала ее кожа. Трубач наклонился над ней, приложил ухо к ее губам и прислушался. Движением левой руки он приказал, чтобы Такс и Дитрик стали подальше.
Такс уселся на полу, прижав колени к груди. Перед ним стояла жаровня и лежали погремушки. Из открытого отверстия для дыма на крыше шел слабый свет. В юрте было слишком тепло. Трубач взял жаровню, поставил ее рядом с головой Юммейк.
— Закройте отверстие для дыма.
Такс вскочил и начал искать палку с крюком. Он нашел ее прислоненной к стене и, орудуя ею, прикрыл отверстие. Темное и влажное тепло окутало их. Дитрик поморгал, и постепенно его глаза привыкли к темноте. Он напряг слух и услышал, как остальные люди в юрте шевелились и Трубач что-то бормотал, а Такс поставил на место палку. Кто-то откашлялся.
Когда Дитрик начал что-то различать, Трубач с помощью длинного медного совка перекладывал горячие угли из горшка в жаровню. Он повесил совок на основной поддерживающий крышу столб, и Дитрик увидел, что он сделан в виде змеи с открытой пастью и выступающими клыками, чтобы оттуда не вываливались угли. Угли светились слабым красным светом, и Дитрик увидел лицо Яя. Оно было застывшим, как деревянная маска. Он понял, как он боится за жену. Дитрик никогда не думал, что тот способен на подобные чувства.
Трубач установил жаровню, полную горячих углей, у головы больной женщины и поставил на нее горшок с кипящим отваром. Он старался не затушить угли. Жестом руки он приказал Таксу посильнее раздуть угли, чтобы они горели жарким пламенем. Сначала Такс размахивал руками, но потом Трубач пошарил на полу и нашел кусок коры, раскрашенный символами, и Такс использовал его вместо веера.
Трубач сидел на корточках и равнодушно смотрел на Юммейк. Каждый взмах веера издавал шуршащий звук, и пар омывал лицо Юммейк. Дитрик ощущал, как вязкий воздух касается его щек. В жаровне угли светились густым оранжевым светом. Лекарственный отвар начал кипеть. Струйки пара поднимались с его поверхности и растворялись в воздухе, разгоняемые взмахами куска коры. С лица Такса стекал пот. Трубач взял погремушки и начал их трясти.
Дитрику захотелось убраться отсюда. Пар проникал через ноздри и, казалось, просачивался через глаза в мозг. У него по коже струился пот, и вся одежда стала мокрой. Невозможно было дышать в горячем плотном воздухе. Ему приходилось с силой работать легкими, чтобы вдохнуть воздух. Перед глазами плясали огоньки. Человек, который склонился над жаровней, раздувая сильнее огонь, напоминал ему создание ада, согнутое под тяжестью своих грехов.
Трубач продолжал греметь погремушками и раскачиваться взад и вперед.
Он не отводил глаз от лица больной женщины. Бедра у него двигались, и голова свободно болталась на шее. Звуки погремушек стояли в ушах Дитрика — сухие и шипящие, как угроза змеи. Ему почудились в воздухе извивающиеся округлые формы. Они медленно, как пар, поднимались к потолку. Каждый взмах веера казался сильнее прежнего. Каждый треск погремушек звучал громче и громче, пока у него в ушах не стал раздаваться постоянный грохот. Он просто задыхался в этой атмосфере. Юммейк лежала в луже пота. Эта лужа была на два пальца шире очертания ее больного тела. За ней Яя дико раскачивался из стороны в сторону, и голова у него болталась.
