Странствие Бальдасара - Маалуф Амин (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
То, что я узнал сегодня, проливает новый свет на происшедшее со мной в Алеппо и лучше объясняет необычную реакцию книгопродавцев из Триполи, когда я осведомился у них о «Сотом Имени».
Мне бы надо стать сдержаннее, осмотрительнее, и, главное, не следует теперь бегать по книжным лавкам с названием книги на устах. Да, надо бы, так я говорю себе сегодня, но не уверен, что смогу долго придерживаться этого разумного поведения. Так как слова того доброго человека не только побуждают меня к осторожности, но они также разжигают мое любопытство к этой проклятой книге, которая все время надо мной насмехается.
18 ноября.
Сегодня я еще раз пошел к книжникам и ходил до наступления ночи. Я смотрел, наблюдал, рылся в книгах, ни разу все же не справившись о «Сотом Имени».
Я кое-что приобрел, и среди прочих одно редкое сочинение, давно мною разыскиваемое: «Знание об оккультных письменах», приписываемое Ибн-Вахшийе. В нем изложено с десяток различных систем письма, расшифровать которые может только посвященный; если бы я раньше приобрел эту книгу, я, может быть, выбрал бы одну из них, чтобы вести свой дневник. Но поздно, у меня уже образовались свои привычки, я использую собственный шифр и не стану его менять.
Написано в пятницу, 27 ноября 1665 года.
Только что окончилась неделя долгого кошмара, и страх еще живет во мне. Но я отказываюсь уезжать. Я отказываюсь ехать назад побежденным, обобранным и униженным.
Я не останусь в Константинополе дольше необходимого, но покину его не раньше, чем добьюсь возмещения за то, что мне пришлось претерпеть.
Мои испытания начались 19-го, в четверг, когда Бумех, чрезвычайно взволнованный, объявил мне, что ему удалось наконец выяснить, кто из коллекционеров владеет копией «Сотого Имени». Я ведь запретил племяннику разыскивать эту книгу, но, может быть, сделал это слишком мягко. И хотя я и попенял ему за это в тот день, но все же тотчас спросил его о том, что он узнал.
Предполагаемый собиратель книг был мне знаком, это дворянин из Валахии, воевода по имени Мирча, собравший в своем дворце одну из прекраснейших библиотек во всей империи, когда-то очень давно он даже посылал к моему отцу своего человека с поручением купить книгу псалмов на пергаменте, чудесно украшенную и иллюстрированную изображениями икон. Я подумал, что если мне пойти к нему, он вспомнит об этой покупке и, может быть, скажет мне, есть ли у него копия книги Мазандарани.
Мы направились к воеводе на исходе дня, в тот час, когда люди пробуждаются после сиесты. Мы отправились вдвоем, Бумех и я. Оба оделись по-генуэзски. Я, конечно, взял с племянника обещание предоставить мне самому вести разговор. Я не хотел напугать хозяина, тут же, с порога, приступив к нему с расспросами о книге сомнительной подлинности и столь же сомнительного содержания. Следовательно, обо всем надо было говорить обиняками.
Резиденция валашского воеводы — выделявшаяся на фоне окружавших ее турецких домов — неоправданно узурпировала наименование дворца, без сомнения, обязанная им скорее личности своего владельца, чем архитектуре; можно было подумать, что это дом сапожника, увеличенный в двенадцать раз, или двенадцать домов сапожника, повторенные одним архитектором и соединенные между собой почти слепой стеной внизу, а на этажах — деревянными выступами и мрачными жалюзи. Но каждый знал его под именем дворца, так что даже клубок окрестных улиц носил теперь это имя. Я вспомнил о сапожнике, потому что это в самом деле был квартал сапожников, кожевенников и известнейших переплетчиков, самым постоянным покупателем которых, как я полагаю, и был, вероятно, наш коллекционер.
В воротах нас встретил валах в длинной куртке зеленого шелка, под его одеждой виднелись плохо скрытые сабля и пистолет; как только мы назвали свои имена и род занятий, не уточняя цель нашего прихода, он провел нас в небольшой кабинет с единственной дверью, стены которого были сплошь заставлены книгами. Я сказал ему: «Бальдасар Эмбриако, торговец редкостями и старинными книгами, и мой племянник Жабер», но сильно сомневался, что моя профессия станет здесь волшебным ключом, который откроет передо мной все двери.
Некоторое время спустя появился воевода, сопровождаемый другим воякой, он был одет так же, как и первый, и держался за висевшую на боку саблю. Поняв, что нас нечего опасаться, хозяин сделал ему знак удалиться и уселся на диван напротив нас. Тотчас же служанка принесла кофе и сироп, поставила все на низкий столик и вышла, притворив за собой дверь.
Хозяин начал любезно расспрашивать нас о тяготах путешествия, потом сказал, что польщен нашим визитом, не спрашивая о его причинах. Это был уже пожилой человек, вероятно, лет семидесяти, худой, с изможденным лицом, окаймленным белой окладистой бородой. Одет он был не так богато, как его люди: просто в длинную белую вышитую рубаху навыпуск и брюки из той же материи. Старик говорил по-итальянски, он объяснил нам, что прожил долгие годы на чужбине и некоторое время из этих бесчисленных лет своего изгнания провел при дворе великого герцога Фердинанда во Флоренции, которую ему пришлось покинуть из-за того, что его хотели склонить к католичеству. Он долго восхвалял изысканность двора Медичи, равно как и их щедрость, потом начал оплакивать их нынешнее положение. Именно там он научился любить прекрасное и решил потратить свое состояние не на княжеские интриги, а на собирание старых книг.
— Но множество людей, как в Валахии, так и в Вене, до сих пор думают, что я и сейчас плету заговоры, и воображают, будто мои книги служат подрыву устоев. Тогда как только эти переплетенные в кожу создания день и ночь занимают мои мысли. Узнав о существовании редкой книги, я гонюсь за ней следом из одной страны в другую, в конце концов настигаю ее и покупаю, а когда она оказывается у меня, я запираюсь с ней наедине, чтобы выведать ее секреты и найти для нее достойное место в своем доме — вот единственные мои битвы, единственные мои победы, и нет для меня ничего более приятного, чем беседовать в этом кабинете со знатоками.
После столь обнадеживающего вступления я почувствовал себя в состоянии высказать в подобающих выражениях, что нас к нему привело.
— Я питаю ту же страсть к книгам, что и ваша милость, но менее достойную, так как то, что вы делаете из любви к ним, я делаю, исходя из моих торговых нужд. Чаще всего я ищу книгу, чтобы перепродать ее тому, кто мне ее заказал. И только моя поездка в Константинополь имела другой повод. Необычный повод, и я остерегаюсь открывать его тем, кто меня об этом спрашивает. Но с вами, удостоившим меня приемом, приличествующим скорее вашему положению, а никак не моему положению скромного купца, с вами, подлинным коллекционером и ценителем, я могу говорить без околичностей.
И я действительно заговорил так, как сначала и не собирался, без хитростей и лукавства: о пророчествах грядущего пришествия Зверя в 1666 году, о книге Мазандарани, об обстоятельствах, при которых подарил мне ее старый Идрис, как я уступил ее Мармонтелю и что случилось с шевалье в море.
При упоминании этого последнего воевода покивал головой, давая понять, что уже наслышан об этом. На остальное он не отреагировал, но, заговорив после меня, подтвердил, что знает о предсказаниях о наступающем годе, и вспомнил русскую книгу о вере, о которой сам я забыл, заботясь о лаконичности своего рассказа.
— У меня есть экземпляр этой книги, присланный патриархом Никоном, с которым я был когда-то знаком во времена моей юности в Нижнем Новгороде. Волнующее сочинение, уверяю вас. Что касается «Сотого Имени», мне, по правде говоря, продали одну копию, семь или восемь лет тому назад, но я не придал этому большого значения. Сам продавец сознался, что речь, вероятнее всего, идет о фальшивке. Я приобрел ее просто из любопытства, потому что это — одна из тех книг, о которых любят посудачить собирающиеся вместе коллекционеры. Вроде тех глупых побасенок, что рассказывают друг другу охотники во время пирушки. Я сохранил ее лишь для похвальбы, признаюсь, я так никогда и не пробовал проникнуть в ее смысл. Впрочем, слишком плохо понимая по-арабски, я был бы и не способен прочесть ее без помощи толмача.
