Белый город (СИ) - Дубинин Антон (читать хорошую книгу txt) 📗
— Нет, спасибо. Я сам.
Вблизи Арно выглядел несколько старше, чем то казалось с первого взгляда: лет на пятнадцать-шестнадцать, только тонкое сложение и нежные черты лица сильно молодили его. Волосы у Арно, высохнув, оказались светло-русыми, волнистыми. Стриженые в кружок, они даже на вид были очень мягкими. Глаза — задумчивые и совершенно сумасшедшие, а брови и ресницы — светлые.
Ален понял, что тот больше всего сейчас хочет остаться один. Чтобы его никто не трогал, не отвлекал. Чтобы ему дали спокойненько посидеть и сойти с ума. И еще Ален понял, что не даст ему этого сделать. Что бы ни было, я тебя (Этьенет…) не отдам. Не отдам тебя этому злу.
— Арно, послушай, немедленно прекрати. Ты христианский воин, а предаешься смертному греху.
— Что я должен прекратить? — впервые Арно взглянул на него, и в темных глазах его даже промелькнуло что-то вроде интереса. Хорошо, хорошо, продолжаем в том же духе.
— Прекрати предаваться отчаянию. Милон… (а верно ли я помню имя?) твой брат был бы недоволен, увидь он тебя таким. Он сейчас на небесах, с ангелами (od les angels nostre Segnor, пошла прочь, дурацкая песня), а ты сидишь тут и… разлагаешься!
— Не смей говорить о моем брате, — Арно на этот раз посмотрел ему прямо в глаза, и в голосе его зазвенел гнев. — Да кто ты такой, чтобы…
— Я — человек, который желает тебе добра. Может, я и никто, но и ты сейчас не ведешь себя так, как пристало (рыцарю? Нет, он же еще не рыцарь…) как пристало дворянину и… паломнику.
— А мне все равно, — внезапно совсем тихо и безнадежно ответил Арно и криво улыбнулся. Лицо его бешено напомнило Алену собственную матушку, когда она впервые услышала от тетки Алисы о смерти своего мужа. Она тогда тоже криво улыбнулась, опустилась на скамью и тоненьким голосочком переспросила: «Как же так?..»
На миг Ален испытал к собеседнику что-то вроде ненависти. Захотелось выбить его из этого жуткого равновесия, выбить в любую сторону, хотя бы разозлить или ужасно оскорбить, только чтобы он вернулся.
Ален уже занес руку, чтобы дать юноше хорошую пощечину. Тот смотрел вскользь, куда-то мимо него, и видел в этой серенькой дали не иначе как своего брата. Но удар по лицу кого хочешь приведет в чувство.
Ален слегка замахнулся — и… опустил ладонь. Ну не мог он, не мог ударить по лицу человека, в голове его словно стояла железная заслонка. Слишком хорошо он помнил сам этот розоватый туман ярости и слезы бессильного унижения, которые на миг застлали ему взор, когда щека вспыхнула от Жераровой оплеухи. И это у него, простолюдина, от оскорбления закружилась голова — а парень Арно к тому же дворянин. Нет, бить людей по лицам нельзя ни при каких обстоятельствах. И Ален, коротко размахнувшись, сильно двинул оруженосца кулаком под ребра.
Тот от неожиданности согнулся, хватанул ртом воздух. Потом медленно распрямился, встал на ноги. Лицо выглядело было крайне ошеломленным, будто у только что поднятого с постели.
Ален тоже поднялся, чтобы сравняться с ним в росте. Арно был немного выше. С минуту они стояли, сверля друг друга взглядом, потом Арно заговорил.
— Ты… ты кто таков?
— Слуга мессира Анри Шампанского.
— Слуга?.. И ты… посмел ударить дворянина? — голос юноши звучал настолько удивленно, даже недоверчиво, что в нем растворялось возмущенье. Ален внутренне ликовал. Удалось прогнать демона, выбить из равновесия этого человека, и перед ним сейчас стояла не бледная тень, а живой пятнадцатилетний парень.
— Ну да, посмел, как видишь.
— А что, если я тебя сейчас за это зарублю… как собаку? — осведомился Арно с недоумевающим интересом. Ален только пожал плечами.
— Ну заруби, если хочешь. Все лучше, чем сидеть и распускать сопли о том, кто сейчас уже радуется на небесах.
— О чем ты говоришь… слуга? И вообще, какое твое дело…
— Большое, — отлично чувствуя, что в данный момент необходимо сделать, Ален шагнул вперед и крепко обнял оруженосца, несмотря на его легкое неуверенное сопротивление. — Ты же крестоносец. Рыцарь христианский. Ну не рыцарь — так будешь им вскорости, и ты должен обязательно дойти до Иерусалима — за себя и за своего брата, во имя любви к нему… Ты не думай, я понимаю, как все плохо, у меня тоже брат есть, он в Шампани остался, и если б он погиб — я, наверно, был бы хуже тебя в сто раз… Но ты же должен, понимаешь. Ты тут нужен живым. Своему… сеньору, Господу, брату… Арно, пожалуйста.
Ален говорил быстро и горячо, не обращая внимания на удивленные взгляды от костра и не давая собеседнику вставить ни слова. И вовсе не удивился, когда сведенные, словно задеревеневшие плечи юноши затряслись, и он, вцепившись в утешителя мертвой хваткой, стал медленно оседать на землю, задыхаясь от рыданий.
Мальчик сел рядом с ним на землю и так сидел, крепко обнимая его за плечи, гладя по спине, по спутанным светлым волосам… Сердце его радовалось и благодарило Бога, потому что Арно был спасен. Сейчас со слезами, с невнятными сквозь всхлипы причитаниями у него изнутри выходило здоровенное горе, которое иначе могло бы юношу и придушить. Вроде как вскрывался огромный нарыв.
Дергаясь всем телом, Арно что-то довольно громко пробормотал.
— Что? — переспросил Ален, наклоняясь к нему, и тот повторил, подняв на графского слугу залитые соленой водой карие глаза:
— Милон был моим единственным родичем. Моей… семьей.
Ален не ответил, только еще крепче сжал его руку, и тот, зажмурившись, даже не пытаясь вытирать потоки слез, принялся пить из чашки остывшее уже вино, покусывая деревянный край. Ален слышал, как тот глотает, едва не давясь от нервной икоты.
— Когда стану рыцарем, возьму тебя в оруженосцы, — неожиданно заключил Арно, отрывая чашку от губ. По подбородку его текла розоватая струйка. Ален подавил порыв самому разреветься.
— Посмотрим, — пробормотал он, вставая. — Ты, кстати, весь черный… прямо как турок. Принести тебе водички умыться?..
Арно кивнул. Он понемногу брал себя в руки, и уже было видно, сколь он порвистый и нервный в общении человек.
— И, Арно… если хочешь, я приду ночевать в твою палатку. Если мессир Анри разрешит.
Юноша кивнул еще раз. На отчаянном лице его проступило что-то вроде… Да, что-то вроде любви.
…Так вот завязалась эта странная дружба. Ален теперь часто ночевал в стане королевских рыцарей, в одной палатке с Арно де Ножаном и еще несколькими оруженосцами, и пожалуй, это оказалось несколько более удобно, чем прежняя его жизнь при обозе. До следующей битвы, произошедшей дней через пять, когда уже прошли Лалиш, Арно абсолютно никому не был нужен, и мог проводить время в беседах с графским слугой, рассказывая ему про своего брата и про себя. Лалиш, кстати, не оправдал королевских ожиданий: при приближении крестового воинства все жители в страхе бежали из него, и королю Луи вместо богатой добычи достался пустой жутковатый город, где даже не стали ночевать. Теперь все надежды возлагались на Атталию, город христианский, а до той поры в войске еще больше урезали дневной рацион.
Арно голодать не привык и компенсировал отсутствие еды разговорами. Ален, в отличие от него, почти всегда был зверски занят, и часто засыпал под его рассказы, едва не забывая помолиться на ночь; не раз шампанскому мальчику приходила мысль, что в иных обстоятельствах они с Арно вряд ли сошлись бы — слишком уж они были разные. По характеру Арно скорее походил на Жерара, только без его болезненного самолюбия; стихов он не любил, единственным пафосом, который он мог почувствовать, оставалась героика. Должно быть, у младших братьев не бывает такой уязвимой гордости, как у старших, например, у Жерара де Мо — а Арно и вовсе вырос под звездою неотразимого Милона. Брата он обожал и все детство пред ним преклонялся, при том что старший де Ножан, как смог вывести Ален из историй, делая скидку на рассказчика, своего брата не ставил ни в грош. А зря — Арно был очень славный юноша, рыцарственный, честный и смелый, и Ален, засыпая, думал, что в скором времени тот несомненно превзойдет неотразимого Милона. Честное слово, о мертвых — aut bene, aut nihi [10]l, но постепенно Ален проникся смутной «посмертной» нелюбовью к Милону, так обращавшемуся со своим младшим братом и оруженосцем. Вот сам Ален, хоть и не дворянин, никогда бы не стал нарочно отделывать Этьенета на тренировке под орех, показывая свое заведомое превосходство («Милон был великолепный воин… Он просто безо всяких усилий меня в любое время побивал, как ребенка…»), или за лишний кубок выпитого бить его кулаком по уху («Милон был очень строг… К себе и своим близким… Он никогда не напивался и мне не позволял…») Самое странное, что вопреки всему этому Арно Милона все-таки любил. Несмотря на тычки, унижения, обидные клички — мало ли как может старший брат задеть младшего, да еще находящегося у него в услужении!.. Невольно Ален начинал думать, что Арно очень повезло, когда он избавился от такого рыцаря — но эти крамольные мысли он предпочитал держать при себе, и с другом ими особенно не делился. К тому же, размышлял он, рассеянно взглядывая на воодушевленное лицо юноши, озаренное отсветами костра, — должно же быть хоть что-то хорошее в человеке, которого так любили!.. Да и среди рыцарей Милон де Ножан считался хорошим парнем, отважным и благочестивым. Видно, в каждом человеке может быть по нескольку сторон.
