Граница вечности - Фоллетт Кен (библиотека электронных книг TXT) 📗
В дверях снова появился муж Дануты на этот раз с ребенком на руках.
— Куда вы ее уводите? — выкрикнул мужчина.
Полицейские не ответили.
— Я сейчас позвоню военным и все выясню, — сказала она ему.
Держась рукой за голову, она поднялась на свой этаж.
Посмотрев на себя в зеркало, она увидела глубокую рану на лбу, щека была залита кровью, опухла, и на ней появился синяк. Лишь бы кости остались целы, подумала она.
Она взяла трубку и позвонила Стасу.
Его телефон не отвечал.
Она включила телевизор и радиоприемник. Изображение на экране отсутствовало, радио молчало.
Значит, дело не только в Дануте, заключила она.
За Таней в квартиру вошла соседка.
— Я вызову доктора, — предложила она.
— У меня нет времени.
Таня пошла в свою маленькую ванную, смочила полотенце водой и осторожно протерла лицо. Потом она вернулась в спальню, быстро надела теплое белье, джинсы, плотный свитер и пальто на меховой подстежке.
Она сбежала по лестнице и села в свою машину. Снова пошел снег, но главные улицы были свободны от снега, и вскоре она поняла почему. Повсюду были танки и военные грузовики. С растущим предчувствием неотвратимого она поняла, что арест Дануты — это крупица чего-то широкомасштабно зловещего.
Однако войска, входившие в центр Варшавы, не были советскими. Происходившее отличалось от Праги 1968 года. На военной технике были эмблемы польской армии, и на солдатах была польская военная форма. Поляки захватили свою собственную столицу.
На улицах они устанавливали ограждения, но они только что начали свое дело и преграды можно было объехать по другому маршруту. Таня быстро вела машину, рискованно не сбавляя скорость на скользких поворотах, чтобы быстрее доехать до улицы Ивана Ольбрахта в западной части города. Она остановила машину у дома Стаса. Она знала адрес, но никогда не бывала здесь: он всегда говорил, что его жилье немного лучше казармы.
Она вбежала в дом. Ей понадобилось две минуты, чтобы найти нужную квартиру. Она постучала в дверь с надеждой, что он дома, хотя по большей вероятности он сейчас находился на улице, как и другие военные.
Дверь открыла женщина. Таня онемела от удивления. Неужели у Стаса еще одна подруга?
На стоящей перед ней блондинке приятной наружности была розовая ночная рубашка. Женщина с испугом смотрела на Танино лицо.
— Что с вами? — спросила она по-польски.
В коридоре позади женщины Таня увидела маленький красный трехколесный велосипед. Это не подружка Стаса, а его жена, и у них есть ребенок.
Ее пронзило чувство вины, как удар тока. Она отнимала его у семьи. И он лгал ей.
Усилием воли она вернула сознание к текущей реальности.
— Мне нужно поговорить с полковником Павляком, — сказала она. — Это срочно.
Женщина услышала русский акцент и сразу же изменилась. Сердито взглянув на Таню, она сказала:
— Так вы и есть русская шлюха?
Вероятно, Стасу не удалось удержать в полной тайне от жены свой любовный роман. Таня хотела объяснить, что она не знала, что он женат, но момент для этого был не подходящий.
— Сейчас не время для этого, — в отчаянии проговорила она. — Они занимают город. Где он?
— Здесь его нет.
— Вы поможете мне найти его?
— Нет. Убирайтесь к чертовой матери. — Женщина хлопнула дверью.
Таня осталась стоять перед закрытой дверью. Она дотронулась рукой до болевшей брови: казалось, что она еще больше отекла, и от этого у Тани неподобающий вид. Она не знала, что делать дальше.
Другим человеком, который мог знать, что происходит, был Камерон Дьюар. Едва ли она могла бы позвонить ему: как она предположила, все городские телефоны, скорее всего, отключены. Но Камерон мог пойти в американское посольство.
Она выбежала из дома, заскочила в свою машину и помчалась в южную часть города. Она ехала по окраинам, чтобы не попасть в городской центр, где улицы будут перекрыты.
Так значит, Стас женат. Он обманывал обеих женщин. И весьма удачно, с горечью подумала Таня. Вероятно, он заделался хорошим шпионом. Таня так рассердилась, что готова была послать ко всем чертям мужчин. Они все одинаковы.
Она увидела группу солдат, вывешивающих объявление на фонарный столб. Она остановила машину, но не рискнула выйти из нее. Это был указ от имени некого Военного совета национального спасения. Такого совета не существовало — это было вымышленное образование, несомненно, придуманное Ярузельским. Она с ужасом прочитала указ. Вводилось военное положение. Гражданские права временно отменялись, границы закрывались, передвижение между городами прекращалось, общественные собрания запрещались, вводился комендантский час с 10 часов вечера до 6 часов утра, и вооружённым силам разрешалось применять принудительные меры для восстановления законности и порядка.
Власти решили закрутить гайки. Все было тщательно спланировано — объявление отпечатали в типографии заранее. План выполнялся с безжалостной скрупулезностью. Были ли какие-то надежды?
Таня поехала дальше. На темной улице два человека в камуфляже появились в свете ее фар, и один поднял руку, давая знак, чтобы она остановилась. В этот момент Таня почувствовала боль в правой брови и приняла моментальное решение: до пола нажала педаль газа. Мощный немецкий двигатель рванул машину вперед. Ошеломленные люди отскочили в сторону. С визгом машина завернула за угол и скрылась из виду, не оставив им шанса применить оружие.
Несколькими минутами позже Таня остановилась у посольского здания из белого мрамора. Во всех окнах горел свет: они также, вероятно, пытались выяснить, что происходит. Она выскочила из машины мобежала к американскому морскому пехотинцу у ворот.
— У меня есть важная информация для Камерона Дьюара, — сказала она по-английски.
Морской шхотинец показал рукой куда-то позади нее.
— Это, должно быть, он.
Таня оглянулась и увидела подъезжающий зеленый польский «фиат». За рулем сидел Камерон. Таня подбежала к машине, и он опустил стекло. Как всегда, он обратился к ней по-русски:
— Боже мой, что вы сделали с лицом?
— У меня состоялся разговор со спецназовцем, — сказала она. — Вы знаете, что происходит?
— Арестованы почти все лидеры и активисты «Солидарности» — тысячи людей. Все телефоны молчат. На основных магистралях страны установлены заграждения.
— Но я не вижу русских!
— Все это устроили сами поляки.
— Знало ли американское правительство, что это должно было произойти? Стас сообщал об этом?
Камерон ничего не сказал.
Таня восприняла это как утвердительный ответ.
— Мог ли Рейган что-то сделать, чтобы не допустить этого?
У Камерона бездействие президента вызывало удивление и разочарование, как и у Тани.
— Я думал, что мог, — сказал он.
Таня выкрикнула пронзительным от отчаяния голосом:
— Тогда почему же не сделал?
— Не знаю, — ответил он. — Просто не знаю.
* * *
Когда Таня вернулась в Москву, в квартире матери ее ждал букет цветов от Василия. Как ему удалось разыскать розы в Москве в январе?
Цветы были единственным ярким пятном среди унылого ландшафта. Таня пережила два потрясения: Стас обманул ее, а генерал Ярузельский предал польский народ. Стас был не лучше, чем Паз Олива, и она не могла понять, в чем она ошибается. Может быть, она также ошибается в своих представлениях о коммунизме. Она всегда считала, что он нежизнеспособен. Она была школьницей в 1956 году, когда было подавлено восстание венгерского народа. Двенадцать лет спустя то же самое произошло с Пражской весной, и еще через тринадцать лет «Солидарность» ждало такое же будущее. Может быть, коммунизм и в самом деле — светлое будущее всего человечества, как в это верил до самой смерти дед Григорий? Если так, то мрачная жизнь уготована ее племяннику и племяннице, Димкиным детям — Грише и Кате.
Вскоре после Таниного возвращения домой Василий пригласил ее на ужин.
