Дьявол против кардинала (Роман) - Глаголева Екатерина Владимировна (бесплатные полные книги TXT) 📗
От холодной воды перехватывало дыхание, и каждый солдат, входивший в нее по пояс, начинал ловить ртом воздух, точно рыба, выброшенная на берег. Было новолуние, в черном полночном небе не видно ни зги, переговариваться строго запретили, и солдаты шли наудачу, подняв над головой карабины и рожки с порохом.
Людовик осторожно направил коня в воду, подталкивая его пятками. Почувствовал, как по всему телу животного волной пробежала дрожь. «Ну-ну, потерпи», — мысленно сказал он коню.
Каким узким представлялся этот канал днем, и каким нескончаемым он кажется сейчас! Как будто целый час уже прошел. Зубы стучат, и ноги сводит судорогой. И вдруг впереди, откуда-то сверху, раздался испуганный вскрик: «Тревога!», рассыпались искры от удара кремнем, и грянул выстрел.
То тут, то там в черной ночи вспыхивали огоньки факелов, отовсюду доносились встревоженные голоса, выстрелы зазвучали чаще.
— Вперед! — крикнул король и пришпорил коня.
Вода вокруг уже шипела и клокотала, время от времени какой-нибудь солдат с криком опрокидывался и уходил на дно, пуская пузыри. Но вот, наконец, под ногами твердая земля. Два бастиона, посверкивая огоньками запалов, точно сотнями злобных кошачьих глаз, плевались свинцом.
— В обход! — прокричал король, наклонясь с коня к капитану мушкетеров. — Обходи справа!
Приказ передавался по цепочке, люди побежали по берегу, командиры постоянно покрикивали, чтобы обнаружить себя и не потоптать конями своих.
Вон там, впереди, беспорядочно мечутся факелы; Пехота выхватила шпаги и с ревом понеслась в атаку.
Поняв, что организовать достойный отпор не удастся, Субиз приказал своим отступать. Остров Рие считался прочной позицией, надежно защищенной болотом и рекой. Кто же мог предположить, что король вздумает форсировать канал, ведший прямо к крепости! Часть застигнутых врасплох гугенотов побежала на север, но вскоре вернулась с ужасным известием: каменный мост через речушку Линьерон разобран, а с той стороны рядами стоят мушкетеры! Придется пробиваться на юг, где наготове корабли, чтобы отплыть в Ла-Рошель. Субизу подвели коня, за ним следом поскакало еще несколько человек. Позади слышались вопли охваченных паникой людей, предсмертные крики, какой-то звериный рык.
Когда на востоке, над заболоченной равниной и тихой рекой, забрезжил призрачный свет, впереди проступили очертания кораблей. Увы, был отлив, и они оказались на мели: о выходе в море нечего и думать.
Королевские солдаты наступали со всех сторон. Гугеноты бросали оружие и падали на колени, моля о пощаде. С трудом удерживаясь на храпящем, танцующем коне, Субиз несколько раз обернулся назад, нервно кусая губы. Наконец он решился: спешился, сбросил плащ и шлем, хотел было стянуть сапоги, но передумал, с разбегу бросился в реку и поплыл. На середине, силясь перевести дыхание, он оглянулся и увидел, что за ним плывут другие, еще и еще. Останавливаться было нельзя: намокшая одежда тянула книзу. Отфыркиваясь, он поплыл дальше…
— Победа, сир! — объявил маршал де Прален. — Гугеноты обращены в бегство и просят пощады. В крепости захвачен обоз. В одной из повозок — колокола. Вероятно, с католических церквей.
Людовик нахмурился.
— Пошлите офицеров принять капитуляцию и забрать знамена, — велел он. — Да, а где Субиз? Как только…
Но он не договорил. Где-то вдалеке с двух сторон послышался многоголосый крик, топот и выстрелы: на помощь королю неожиданно пришли местные феодалы, чтобы отомстить гугенотам, обложившим их налогами. Ярость вновь прибывших передалась и солдатам короля: началась жуткая резня. Королевские военачальники пытались ее остановить, но приказов никто не слушал. Наконец Бассомпьер и Витри верхом врезались в самую гущу пьяных от крови солдат, нанося удары тяжелыми рукоятями пистолетов направо и налево. При этом Бассомпьер так заковыристо ругался, что многие невольно заслушались и остановились.
Уцелевшие гугеноты сбились в кучу, ожидая решения своей участи. Вглядевшись в их лица, Людовик узнал нескольких офицеров, бывших при Сен-Жан-д’Анжели и давших клятву более не обращать оружия против короля. Что с ними делать? Король собрал совет. Конде призывал пощады не давать, прочие полагали, что пленным следует сохранить жизнь. Снаружи шумели солдаты, и было ясно, что их мнение насчет пленных весьма определенно. Поколебавшись, Людовик принял решение: офицеров он объявляет военнопленными, а солдат выкупает у собственного войска и местного ополчения, чтобы отправить их на галеры. «Пусть лучше отправятся на галеры, чем в ад», — сказал он.
Большая церковь была почти пуста. Герцог де Монбазон отказался подписывать брачное свидетельство и не явился на свадьбу дочери. Родня Шевреза оказалась более сговорчивой. Во все время обряда принцесса де Конти поигрывала веером, взглядывая на новобрачную с кривой усмешкой, а выйдя из церкви, шепнула ей мимоходом:
— А вы не промах, моя милая! Далеко пойдете…
Мари не сочла нужным ей отвечать.
Людовик, поставленный в известность о свадьбе, прислал сухое поздравление, однако не разрешил новоиспеченной госпоже де Шеврез появляться при дворе. Новобрачные уехали в Лезиньи. Но там стаями носились воспоминания, из-за каждого куста выступали тени: вот король, совсем юный мальчик, улыбается ей, склонясь в шутливом поклоне, вот Люинь несет ее в спальню (да-да, в эту самую спальню), вот они с Анной Австрийской идут по дорожке… Мари затосковала, они перебрались в Дампьер, поближе к Парижу. Шеврез тоже был сам не свой и, закруглив побыстрее медовый месяц, уехал в Гиень, чтобы потом присоединиться к королю.
В начале июня королевские войска проходили в виду Монтобана, который будто с издевкой смотрел на них со своего холма. Солдаты хмурились: кое-кто из них участвовал в прошлогодней осаде; король был угрюм и молчалив. О повторном штурме не могло быть и речи, но в сердце накапливалась черная вязкая злоба. Впрочем, солдаты отвели душу, разграбив Негрепелис и перебив его население. Оправданием им служило то, что в прошлом году жители города вероломно убили пятьсот человек оставленного здесь королевского гарнизона. Король смотрел на резню мрачно, Конде — спокойно, военачальники постарше — неодобрительно. Среди последних был и Луи де Марильяк, присланный к королю Марией Медичи в качестве своего представителя и военного советника, а фактически бывший осведомителем Ришелье. Королю мерещилась за его плащом лиловая сутана епископа Люсонского, поэтому он не доверял Марильяку. Но и повода отослать его обратно пока не представилось.
Тщеславие королевы-матери было удовлетворено: она вошла в королевский совет, однако ее сын поставил жесткое условие: Ришелье там не должно быть ни под каким видом. Министры короля, старый Силлери и его сын Пюизье, тоже опасались хитрого епископа и изворачивались, как могли, чтобы не дать кардинальской шляпе увенчать его голову. Из одного перехваченного письма Ришелье узнал, что они пытались подбить короля ходатайствовать перед Папой об архиепископе Лионском. Однако на кардинальский пурпур нашелся еще один претендент — новый папский нунций Корсини. Пока противники спихивали друг друга с узкой дорожки, Ришелье перепрыгнул через их головы, «нажав» на королеву-мать и сыграв на чувствительных струнах души короля. Людовику вовсе не было свойственно коварство, слово свое он держал. Поскольку ходатайство о кардинальском сане для епископа Люсонского являлось одним из условий мирного договора с Марией Медичи, в Рим было послано новое представление на Ришелье.
Захватив несколько небольших крепостей в Лангедоке, Людовик изолировал Монпелье — опорный пункт Рогана, однако предводитель гугенотов был слишком умен, чтобы запереться в осажденном городе. Со своим летучим отрядом он наносил королевской армии неожиданные удары и исчезал. Армия огрызалась, словно большой неповоротливый зверь, но оставалась на месте.
Тем временем отдельные протестантские военачальники стали переходить в стан короля — правда, не бесплатно. Сдался Ла Форс, получив взамен двести тысяч экю и маршальский жезл. Сдался герцог де Шатильон, тоже ставший маршалом. Соратники короля хмуро смотрели, как вчерашние враги за деньги клянутся в верности своему государю.
