Наследие Грозного - Жданов Лев Григорьевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗

– Да, да, вы правы… Так будет хорошо. Да здравствует Димитрий, пусть будет забыт Борис… Пане Чили, зовите гостя.

Волнуясь как перед казнью, появился Димитрий.

– Не имеете ли еще чего-либо нам сказать? – обратился к нему Жигимонт.

– Немного, ваше королевское величество, – бледный, сжимая свои похолодевшие пальцы, заговорил Димитрий. – Вы сами знали неволю… Родной дядя заточил в темницу отца и матушку вашу, Катерину Ягеллонку… Вы родились в тьме тюрьмы, и Господь поставил вас в сиянии и блеске на высоту трона… Вам ли не знать, что значит изгнание, нужда, лишение законных прав царства и рода!

Слезы вдруг невольно задрожали в голосе, брызнули из глаз у Димитрия.

– Я ничего больше не скажу. Буду просить только: помогите мне, как вам Господь помог! Гонимый, жду от вас спасения и помощи…

Димитрий умолк, отирая слезы, склонив смиренно голову.

С веселой, ласковой улыбкой приподнял свою шляпу Жигимонт и заговорил:

– Да поможет вам Бог, московский князь Димитрий! А мы, выслушав вас, рассмотрев ваши свидетельства, без сомнения видим в вас сына Иоаннова! В доказательство искреннего благоволения нашего назначаем вам сорок тысяч злотых на содержание и другие расходы. Сверх того, как истинный друг Речи Посполитой, – вы вольны сноситься с нашими панами, пользоваться их услугами и вспоможением. Садитесь, и поговорим еще с вами о делах поподробнее…

ПОБЕДА

С этой минуты удача как будто окончательно подрядилась служить Димитрию.

Взяв королевскую субсидию, он кинулся на Украину. Меньше чем через год под его знаменами собралось до полутора тысяч всадников, казаков, литовских витязей и польских шляхтичей да человек пятьсот пехотинцев, не считая значительного обоза, нескольких легких пушек и мортир.

Борис, судя по его действиям, от страха потерял всякое соображение.

Он посылал воевод с отрядами, приказывая им «брать на поток», ровнять с землею свои же города, как было с полуразоренным Угличем, жители которого смели-де в свое время спасти, укрыть Димитрия.

Смоленскую область также выжгли и разорили воины Борисовы, когда этот древний город перешел во власть нового претендента на трон московский…

Борис сам писал и заставил духовенство писать различные грамоты, чтобы убедить Русь и целую Европу в самозванстве Димитрия.

Грамоты эти противоречили одна другой и не достигали цели, – наоборот, подрывали последнее доверие к московскому царю Борису…

Нового государя открыто ждали на Москве.

И скоро дождались… Лавиной шел со своими войсками Димитрий от границ царства в самое сердце его и остановился только на короткое время в Туле.

В один год совершил он почти бескровное покорение обширного Московского царства, которое только однажды удалось покорить хану Батыю и больше никому!

С августа 1604-го по май 1605 года совершалось это победное шествие Димитрия, омраченное лишь поражением при Добрыничах, 10 января 1605 года. 13 апреля, в три часа пополудни, не стало на свете царя Бориса.

По общему говору, видя, что все погибло, – Годунов сам осудил себя и собственной рукой привел в исполнение суровый приговор: принял яд.

Похищенную им корону и царство он завещал сыну – Федору Борисовичу, юноше 16 лет.

Но это роковое наследие принесло только гибель юноше.

В конце мая на Лобной площади большими толпами стал собираться московский торговый и служилый люд.

Бояре и приказные из Кремля тоже постепенно собрались, узнав о стечении народном.

На Лобном месте стояло два посланца от Димитрия. Запыленные, усталые, они были окружены толпой жителей пригородной Красной слободы, куда, собственно, приехали прежде всего.

Там объявили посланцы, что истинный царь, Димитрий Иоаннович, уже подошел к Москве и шлет грамоту своим людям.

Обычно Годуновы перехватывали всех посланцев Димитрия и тут же казнили их, не давая возможности обратиться к народу.

Теперь вышло иначе.

Грозные посланцы, окруженные толпами защитников, были вне власти годуновских клевретов.

И с высоты Лобного места прозвучала грамота Димитрия. Димитрий писал:

«Посылали мы не раз в царственный град Москву гонцов своих с нашими грамотами, милость и прощенье обещали, если придут к нам верные подданные наши, весь люд московский, челом добьют и заключат в узы семью похитителя Годунова, неправо завладевшего царством, наследием нашим от покойного брата царя Федора и отца, Иоанна Васильевича. Но не было ответа, – видно, потому, что перенимали Годуновы посланцев наших. Ныне в последний раз шлем слово наше царское и ждем изъявления покорности добровольной от нашего престольного города, чтобы не пришлось кровью залить непокорное упорство рабов».

Таков был смысл обширной, витиевато составленной грамоты.

Но не надо было Димитрию ни грозить, ни обещать льгот. Вся Москва, как один человек, готова была его встретить.

Тут же, при чтении его письма, это ярко обозначилось. На паперти церкви Василия Блаженного собралась кучка бояр. Кроме одного из Годуновых – тут были Василий Шуйский и еще несколько из главных бояр.

Народ окружил посланцев и закричал:

– Ведите нас в Тулу! Хотим видеть царя Димитрия! Дадим ему присягу!

Боярин Годунов уговорил священника церкви Василия Блаженного, и тот решился на смелую попытку: остановить расходившуюся толпу.

– Чада мои, – громко обратился он к толпе, – внемлите, что сказать хочу!

– Што, што? Слушай, ребята! Отец протопоп слово молвить сбирается… Про царя Димитрия, слышь! И он знает, что Димитрий – подлинный царь, не отродье годуновское…

– Слушать… Тише… Не орать!

Кое-как толпа немного затихла.

– Не про то, дети мои, сказать вам хочу… Одно лишь напомню: присягу несли все бояре, и вы с ними, что будете верой-правдой служить юному царю Федору Борисовичу… Все вы крест целовали… Вспомните! А ныне что задумали? Раней хотя бы дознались путем: кто вас к себе зовет? Царь ли истинный либо смутитель лютый, прельститель, к пагубе ведущий души христианские? О вас стражду, вам добра хочу… Поспрошайте, поведайтесь… Вот и тут бояре стоят… Хоть их спросите!

– Кого?! Годуновых? Отродье змеиное! Вон один тут… Бей его… Веди его, робя, к Димитрею… Царь сам с им расправится!

Несколько человек уже двинулось было вперед, чтобы схватить боярина Годунова и кинуть его в толпу.

Но бледный, растерянный боярин успел скрыться в храме и, выйдя задними дверьми на площадь, вскочил на коня и ускакал…

– Вот боярин Шуйский тута, робя! – крикнул кто-то. – Ен и в Углич ездил… Пусть поведает: кого там хоронил? Кого сгубил Ирод Годунов? Царевича Димитрия али иного, подставленного на место царевича? Говори, боярин! Не бойся. Годуновы тебе не причинят зла! Не дадим в обиду! Правду валяй! Как спасли царевича от рук Каиновых, от злодеев годуновских? Тебе лучше других-то знать!

Князь Василий Васильевич как будто и ждал этого вопля народного.

– Уж коли народ пытает меня, всю правду скажу! – ответил он, отвесив низкий поклон на все три стороны. – Только здесь плохо слышно… На Лобное перейду… Тамо способнее…

Торжественно повели лукавого старика и почти внесли на Лобное место. Часть людей стала внизу, охраняя боярина от натиска остальной толпы.

– Пусть Господь простит мне мои прежние вины вольные и невольные! – смиренно начал старый лукавец. – Сами ведаете: при покойном царе Борисе – и думать не мог никто по воле своей, не то – слово прямое молвить! И я виновен в грехе тяжком. Утаил истину страшную… Челом бью перед всем крещеным миром! Простите, братие, вводил вас и целый мир в обман! Первое – убито было дитя во Угличе, не само ножом покололося! Вот, крест святой с мощами на мне! Его подъемлю, на нем присягаюся, целую Животворящий Крест на том, что убиен был младенец некими людьми, – по общему говору, из Москвы подосланными… На покойного царя, на Бориса Федоровича, все говорили заодно. Сами разумеете, люди добрые: мог ли я это тому же Борису в очи вымолвить? И облыжно показал перед собором и царем Федором, что сам покололся младенец. Простите окаянного!