Родные и знакомые - Киекбаев Джалиль Гиниятович (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗

Покончив с этим делом, Ахмади поехал верхом к пруду — посмотреть, много ли привезли луба. Едва он выехал со двора, как Фатима, у которой не выходила из головы утренняя встреча с Сунагатом, под благовидным предлогом отправилась к Салихе. Но как раз в этот момент девушка зачем-то понадобилась матери.

— Фатима! Фатима! — покричала мать с крыльца.

На её голос прибежала Аклима.

— Где сестра? — спросила Факиха.

— Пошла одолжить чугунок.

— Зачем ей чугунок?

— Хочет серку сварить.

— Помешались вы на этой серке, — проворчала Факиха, уходя в дом.

Фатима в это время на самом деле просила у Салихи, хлопотавшей в летней кухне, чугунок. Узнав, для чего он нужен, та шутливо всплеснула руками:

— Атак, неужто не постесняешься щёлкать жвачкой на манер сопливой, прости меня всевышний, девчонки? Ведь ты уже вон какая, пора замуж выдавать!

— Не родился ещё тот, за кого я выйду замуж, — шутливо же ответила Фатима.

— Э, найдут, за кого выдать! Только и успеешь сказать «бэй» [66]. Самое большое ещё годочек при отце с матерью поживёшь. Дочка в доме — гостья. Я в девичестве тоже рассуждала, как ты.

— Я жить с чужими не буду, хоть режь!

— Сейчас-то ты можешь так говорить. А переедешь в дом свёкра, и никуда не денешься. Дети пойдут — будешь как на привязи.

— Арканом привяжут — и то не удержат, — упрямо стояла на своём Фатима.

Все девушки до замужества храбры и строптивы, Салиха знает это прекрасно, как и то, что сказанное Фатимой неосуществимо. Она продолжала подтрунивать над молодой соседкой, а та поддерживала разговор, надеясь, что он коснётся Сунагата. Однако Салиха ни разу не упомянула о племяннике. Заговорить о нём самой у Фатимы не хватало смелости.

— А куда уехал Самигулла-агай? — полюбопытствовала девушка и покраснела. Вопрос ей самой показался и неуместным, и слишком ясно намекающим на того, кто её интересует.

— Всё туда же: за лубом, — отозвалась Салиха, принявшаяся мыть посуду. Она ополоснула большую деревянную чашу, предназначенную для супа, выставила её на крышу летней кухни сушиться на солнышке и, вернувшись, заглянула в котёл.

— И где он до сих пор бродит? Всё нет его и нет, а уже полдень, — пробормотала Салиха.

— Это ты о ком?

— Так Сунагат же у нас гостит, с завода пришёл. Собрался давеча порыбачить на Узяшты и вот до сир пор не возвращается.

Она сказала это бесстрастно, будто сообщая новость какой-нибудь старушке-собеседнице. Но Фатиме от её слов стало жарко, она снова густо покраснела.

Салихе невдомёк, что девушка волнуется, что в сердце у неё словно бы образовался какой-то комочек — уже в тот день, когда Сунагат пришёл в аул и окликнул её у речки. И не рассосётся этот комочек, пока они не объяснятся друг с другом. Фатиме хочется объясниться поскорей, потому что Сунагат вернулся в аул ненадолго. Может быть прогостит с месяц и опять уйдёт на свой завод. «Если не успею, не поговорю с ним наедине, буду сожалеть всю жизнь», — думает Фатима.

— Ну, дай чугунок, да пойду я… — сказала девушка, и в этот момент в летнюю кухню вошёл Сунагат с рыбой на кукане в одной и подсачком в другой руке.

— Зачем так спешить, или дом ваш горит? — повторил он, улыбаясь, слова, сказанные утром Фатимой.

— Да не горит…

— Раз не горит, посидела бы ещё.

— Я и так уж сколько времени просидела тут!

— Где это видано, чтобы человек из-за рыбы пропадал до сих пор! — пожурила племянника Салиха. Она насыпала в самовар горячих углей, поставила трубу и — то ли просто по своим делам, то ли почувствовав, к чему клонится разговор молодых, — вышла во двор.

— Мастурэ-у! — позвала она девятилетнюю дочь. Та не откликнулась. Прикрыв глаза от солнца ладонью, Салиха глянула на улицу, но дочери не было видно. — Ну что это за ребёнок! Ничуточки дома не посидит, ничуточки! Не успеешь моргнуть, как исчезает. Надо ж уродиться такой быстроногой! А сестричка в люльке плачет… Погоди, непоседа, я тебе ещё пересчитаю рёбрышки! — пригрозила Салиха и ушла в дом.

Сунагат с Фатимой остались вдвоём и растерялись. Никто не решался заговорить первым. Неловкое молчание затягивалось.

— Как много наловил ты рыбы! — сказала, наконец, Фатима.

— Да толком не клевала.

— Ты же давеча рыбу ребятишкам раздавал. Если б не клевала, не раздавал бы.

— А ты видела, что ли, как я раздавал?

— Да уж видела…

— Как это у тебя получается: всё-то видишь, всё-то слышишь? — засмеялся Сунагат, напоминая об утреннем разговоре.

Фатима не ответила. Она сидела на нарах, склонив голову. Сунагат видел дуги её чёрных бровей, а глаз не видел и не догадывался, что девушка прячет в них улыбку.

Фатима была рада этой встрече и могла бы без конца смотреть на Сунагата, любоваться им, если б не мешала девичья застенчивость. Она и пришла-то сюда в надежде на эту встречу, её просьба одолжить чугунок — лишь уловка. Когда по улице бежали радостные ребятишки с рыбками в руках, кто-то полюбопытствовал, как это они наловили столько. «Сунагат-агай дал!» — сообщили мальчишки. Услышав это, Фатима спустилась к речке, спряталась в кустах и понаблюдала за Сунагатом. У неё не было намерения вступать там в разговор, это выглядело бы неприлично. Ей доставляло удовольствие просто смотреть на Сунагата.

А сейчас Сунагат стоит перед ней, прислонившись к косяку, но она лишь изредка мельком взглядывает на него. Невысказанное сковывает их обоих.

То, что Сунагат так и не дождался её у речки, расстроило парня. Шёл он домой невесёлый. Неожиданно застав Фатиму в своей летней кухне, он и обрадовался, и растерялся. Подумал, что заглянула она по какой-то житейской надобности и немедленно уйдёт. Но собравшаяся уходить Фатима всё ещё сидит на краешке нар, а тётка нашла предлог, чтобы оставить их с глазу на глаз. Может быть, неспроста всё это? «Не сговорились ли они?» — мелькнула мысль у Сунагата.

Как бы там ни было, он должен решиться — сказать ей… Недаром говорится, что решительный может глотать камни.

— Фатима… Фатима… — выдавил он, маясь от того, что не может сказать заветные слова. В горле у него вдруг пересохло, к щекам прилила горячая кровь, сердце забилось гулко — вот-вот выскочит из груди.

— Фатима… знаешь что… — продолжал он, стараясь унять нервную дрожь.

— Не знаю.

— Давеча ты всё знала, — через силу улыбнулся Сунагат и шагнул к девушке. — Фатима…

— Ты что? Не подходи… — заволновалась та.

— Я же люблю тебя, Фатима, — тихо сказал Сунагат.

— Ой, бессовестный!

Щёки её запылали, а сама… улыбается. Вроде бы обругала, но слово «бессовестный» показалось Сунагату таким ласковым, таким нежным, что он уже не сомневался: и она любит. Фатима, всё ещё улыбаясь, взглянула на него и метнулась во двор. Сунагат вытащил из кармана платочек, обтёр лицо. Он весь взмок, словно выдувал стекло в знойном цехе.

Салиха, заметив в окно пробежавшую к воротам Фатиму, вышла из дому. Она догадывалась, что в летней кухне что-то произошло, но виду не подала. И Сунагат старался держаться так, будто ничего не случилось.

— Апай, поджарь-ка мне эту рыбу, — попросил он.

Салиха сняла рыбу с кукана и принялась соскабливать ножом чешую.

— А Фатима давно ушла? — спросила она, прикинувшись ничего не ведающей.

— Да сразу вслед за тобой и ушла.

— Уж не связываются ли ваши волосы [67]? Ну-ка, скажи правду!

— Как же их свяжешь, ведь ты не принесла три волоска, которые я просил, — отшутился Сунагат.

— Коль полюбил и горишь желанием жениться на Фатиме, я скажу ей. Сказать?

— Что ж, скажи… — смущённо дал согласие Сунагат.

Заявилась домой мокрая до пояса Мастурэ, прервала беседу.

— Ты где пропадаешь, гуляка, а? — накинулась на неё мать.

— Мы плотвичек ловили…

— То-то сухого места на тебе нет! Иди, понянчи сестрёнку, изревелась в люльке…