Питомка Лейла - Григорьев Сергей Тимофеевич (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗

— Слышали, что повелевает вам государь? — спросил губернатор.

— Слыхать-то слышали, ваше губернаторское благородие, да только сомнительно, чтобы это было от даря.

— Как же не от царя?! Видите — печатное.

— Мало ли что печатное. Царское-то читают, шапочки снимают.

Губернатор сконфузился: он, в самом деле, приказав мужикам «шапки долой», сам остался при чтении царского приказа в фуражке, боясь простудить лысину свою.

— Розог! — закричал губернатор.

Солдаты приступили к экзекуции.

— Будешь повиноваться? — опрашивал губернатор.

— Ешь, собака, мое тело, пей мою кровь, а слушать тебя не буду, — отвечает бичуемый.

— Ну-ка еще хорошенько!..

Крестьяне ожесточились и решили умереть все, но не поддаваться. Множество было наказано, но повиноваться никто не согласился. И губернатор уехал ни с чем.

В Мариинскую колонию назначили солдатский постой, что еще недавно считаюсь очень тягостным наказанием для жителей. Солдаты должны были жить, пока крестьяне не придут в повиновение. Здесь случилось иное. Солдаты не торопились смирить поселенцев, поняв, что им самим гораздо лучше жить в деревне, пить даровую водку и есть яичницы, нежели в городе хватать палки — или зуботрещины в ученьи, на плацу, в казарме. Солдаты говорили: «Держитесь, ребята, своего, ваше дело правое!» Иной кавалер еще начнет гнуть дугу:

— Везде я был: в Туретчине был, в Неметчине был, всю Россию прошел скрозь. Везде питомцы, как господа, живут: лишь получают денежки да прогуливают!

— Да не врешь ли?

— Как же мне врать: присяга!

Не скоро военное начальство догадалось, что солдаты только портят дело, и сняло их с постоя. На смену солдатам приехала следственная комиссия. Кто-то внушил чиновникам демократическую мысль не пугать мужиков сиянием мундиров, а явиться к ним запросто, в сюртуках. Так и сделали. Собранные мужики отнестись к комиссии без почтения: кто стоял боком, а кто задом, посмеивались и не хотели слушать. Посланный во главе следствия чиновник закричат:

— Слышите ли вы?

— Да мы не знаем, кто вы?

Чиновники по очереди назвали себя. Тогда мужики сказали:

— Если вы чиновники, то должны быть в мундирах, а то в сюртуках много ходят!

— Это любовцовские повара! — крикнули из толпы.

Любовцов — ближайший помещик-хлебосол, имевший пропасть поваров.

Чиновники отправились переодеваться и явились перед мужиками в полном блеске.

— Вот теперь мы видим, что вы чиновники. Ну, спрашивайте, чего вам надо?

Следователи спрашивали, кто подбивает крестьян к бунту. Не Леонида ли Дурдакова? Бывают ли у нее попрежнему сборища по ночам и кто именно там бывает? И нет ли в поселении посторонних? Крестьяне отвечали, что их никто не подбивает. А Леонида Дурдакова, после того как у ней пропал муж Ипат, окончательно повредилась в уме: обрядилась в кисейную юбку, длинные чулки да одна так, можно сказать, «в чем мать родила», по избе пляшет молча, Отпляшется — давай по Ипату причитать. В том и проводит время.

Следствие тянулось шесть недель. Следователи устраивали облавы на посторонних, но никого не изловили: видно, если они и были, то крестьяне их прятали очень хорошо. Ходили следователи и подсматривали через окно, как Леонила пляшет, — все оказалось правдой.

Сделав свое дело, комиссия уехала. Тем временем назначили в Мариинскую колонию нового управителя Ремлингена, который поначалу ничем себя не проявил. А питомцы послали снова ходоков в столицу.

В начале сентября 1852 года питомцы получили от своих людей ужасное известие, что Николай Павлович утвердил мнение министра государственных имуществ сослать в Сибирь целыми семействами главных бунтовщиков. Ремлинген получил предписание составить список. К 14 сентября в село Николаевский Городок прислали две роты солдат, сотню казаков, взвод конных жандармов, а из окрестных помещичьих деревень согнали тысячу человек понятых. 14 сентября приехали все саратовские власти с губернатором, жандармским полковником, исправником, становым, чтобы взять главных бунтовщиков из среды бывших питомцев. А поселенцы, в свою очередь, собрались со всех городков и выселков в поле на бугре и присягали не поддаваться самим и не выдавать другого. В знак клятвы каждый клал земной поклон и съедал ком земли — это значило, что он решится скорее дать себя живым закопать в землю, нежели изменить общему делу.

Губернатор послал сказать мужикам, что если они не явятся к нему, то он велит солдатам сжечь все поселения. Мужики двинулись на площадь Николаевского Городка. Здесь толпу окружили солдаты. На глазах у крестьян зарядили ружья. С бабами и ребятишками народу на площади было — тысячи. Губернатор потребовал выдачи главных бунтовщиков и начал вычитывать их имена. Первое имя, которое произнес губернатор, было «Леонила Дурдакова».

Леонила находилась в толпе. Ее тотчас втиснули в середину. Бабы ее окружили, а мужики стеснясь, сцепились под плечо, рука с рукою, сделав непроницаемый круг. Губернатор приказал солдатам взять Леониду. Солдаты начали пробивать к Леониле дорогу прикладами. Толпа стонала от ужаса и боли. Сила победила. Солдаты разбили мужицкий круг и добрались до Леонилы. Она яростно отбивалась от солдат, но от удара по голове прикладом лишилась чувств. Бабы ее не хотели отдать. Десятки женских рук вцепились в Леониду, а солдаты рвут ее к себе, отбиваясь от баб прикладами, кулаками, что было похоже на ребячью игру «перетягышки-кишки». Долго шла эта ужасная игра, и, наконец, солдаты одолели. В крови, избитую, истерзанную, в лохмотьях, Леонилу, еде живую, потащили по земле к губернатору. Тут ей связали руки и ноги, положили на телегу и под конвоем вооруженного казака повезли в острог. Всего для арестантов было приготовлено сорок восемь подвод по числу бунтовщиков в списке, составленном конторой управления. Справившись с Леонилой, солдаты принялись за второго по списку бунтовщика — Ивана Петрова… И так, с боем, повыдергали из толпы, связали и отправили избитых и искалеченных на телегах в Саратов всех сорок восемь человек. Затем солдаты погнали крестьян прикладами в церковь к молебну. Молебствие выдумано было губернатором затем, что теперь усмиренным крестьянам надлежало исполнить гражданскую обязанность: избрать сельскую расправу — старосту, сборщика податей, судей, десятских.

Дело это губернатор положил начать молитвой. Но крестьяне вообразили, что в церковь их загоняют на присягу с отказом от всех прежних питомских прав. Толпа противилась солдатам. Бабы вооружились поленями, камнями, кирпичами, — все это полетело в чиновников и солдат. Исправник упал, обливаясь кровью, раненный в голову половинкой кирпича. Солдаты не могли в сумятице стрелять, да и не было команды. Губернатор, офицеры и все чиновники ретировались от разъяренного народа в церковь. Но та ворвалась за ними. Губернатор спасся только тем, что на иконе поклялся, что больше никого не тронет… Бабы гонялись за попом и загнали его на колокольню… Всем досталось хорошо…

Только к ночи буйство толпы прекратилось. Злоба перекипела, и наутро без всякого сопротивления были взяты и увезены в город семейства арестованных вчера. Семейным было дозволено в ночь продать все свое движимое имущество что было за скоростью времени невозможно, и пришлось оставлять добро на произвол соседей.

Вслед за тем из острога доставили одного из ходоков — того самого Кузьму Алексеева, что написал отобранное у Леониды письмо, и пригнали команду солдат. На площади Кузьму Алексеева прогнали сквозь строй.