С мешком за смертью - Григорьев Сергей Тимофеевич (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗

Сергей Тимофеевич Григорьев

С мешком за смертью

I. Падун шумит.

Марку мать шила тоже мешок, только немного поменьше отцова. Шила и вздыхала под шум падуна [1] (из-за леса) через двойные стекла еще невыставленных рам.

Отец пришел из депо и похвалил мешок, погладив сына по голове крепкою, сухою рукой. Мать печально улыбнулась и сказала отцу:

— Охо-хо. За смертью ты едешь, Иван Андреич…

— За ней самой. Мы ее с Марком поймаем да и…

Марк спросил:

— Что?..

— В мешок! В твой мешок… Посадим и…

— А потом?..

— Потом привезем сюда…

— Ну! А потом?

— А потом предадим ее суду революционного трибунала. И уже там что выйдет…

И Марку стало весело, хотя он видит, что отец бодрится перед расставаньем с женой и дочерью, Лиза трется около материных колен и просит:

— И мне мешок. Со смертью…

— Эге, милая, смерть одна. Вот мы ее поймаем да привезем.

— А мне дадите?

— И-и. Маленьким девочкам нельзя. С ней только мальчишки играют. Она злая.

— Злющая?

— Где у меня маленькая кисть и краска, мать?

— На полке.

Лиза уткнулась головой в колени матери и заплакала.

— Я боюсь…

Марк хотел утешить сестренку.

— Глупая, никакой смерти нет. Батенька смеется.

— Да, Лизанька. Мы и смерть направим. Верно, Марк?..

Марк кивнул.

Иван Андреевич достал с полки кисти и банку с суриком и нарисовал на мешке Марка красной краской «адамову голову», а под ней скрещенные две кости [2] и снизу печатными буквами написал:

— «Смерть врагам!»

Подправив рисунок кистью, отец вздохнул и, повесив мешок Марка сушиться к печке, сказал:

— Хорош мешок у тебя, Марк. С этим мешком ты не пропадешь. Только смотри у меня, ты с ним не расставайся.

Марк едва понял, что задумал отец, но кивнул головой.

Лиза плакала. Мать тоже вытирала глаза ушком повязанного концами вперед белого платка…

— Ну! Во-время! — сказал сердито Иван Андреевич: — за хлебом едем, а она в слезы. Брось, Марина, слезы. Умирать один раз. Вернемся. Уйми, Марк, девчонку…

Марк взял сестру за руку и вывел ее из дома на крыльцо жилого дома. Станционные пути забиты порожняком, свободны от вагонов только первый и второй пути.

— Вон, Лизанька, смотри наш вагон стоит. Хочешь посмотреть?

— Хочу…

Марк ведет Лизу к американскому товарному вагону, поодаль, в стороне от других, у стрелки на третьем пути. Вагон совсем новенький — только месяц назад прибыл на палубе пароходе из-за океана в Мурманский порт и оттуда прикачен сюда на станцию «Белпорог».

— Вон, смотри, Лиза, какой большой вагон. Мы его в Самаре нагрузим мукой…

— Белой?

— Белой-белой. Белой-пребелой мукой.

— До крыши?

— До крыши забьем.

— А сами куда же, — лукаво спрашивает Лиза, — как ехать будете?

— А сами на крыше. Видишь, там и мостик с перилами устроен.

— Смотри, — серьезно предупреждает Лиза, — когда мост, нагибай голову.

— Я знаю. «Нагибай», — плашмя ложиться надо, а не голову нагибать… Да!..

— А маменька лепешек тогда белых напечет?

— Непременно!..

И Марк запел:

— Мне одну, Маркуша, лепешечку, вот такую…

— Ладно, уж я тогда тебе лепешку стырю. Только бы напекли, — обещает Марк сестре.

— Я тебе откусить дам.

— Спасибо, сестрица.

— Идем-ка, и на падун в последний разок взглянуть хочу; прощай, падун, до свиданья.

Шум падуна слышен и за лесом со станции, — а ходу до него десять минут, с версту не больше. Ребятишки и рыбаки за год к падуну под гору лесом протропили тропку, где, может-быть, раньше в сто лет один раз ступала нога человека. Лиза шла впереди, а за нею Марк, по тропинке среди мохом обросших огромных (иной с дом) валунов. Шум порога все яснее. И скоро ничего не стало слыхать от его рева, даже как-будто стало темнее от грохота воды. И хоть много раз ходили дети к порогу, но и на этот раз, как всегда, громче застучало сердце, когда тропинка выбежала на черный, голый, лаковый от воды лоб камня… Обрамленный с обоих сторон стеною черных елей падун катился, казалось, прямо с неба пятью пенными ступенями, взбивая в воздух взбрызги…

Марк крепко держал за руку Лизу и кричал ей в ухо:

— Смотри-ка, рыба-то что делает…

— Где рыба?

— Да вон-вон сколько ее, смотри!

II. Наперекор всему.

Марк указывал сестре рукой на те места, где поток падуна дробился, переливаясь более спокойными, чем на крутизнах, струями. В желтоватой пене сверкали серебром, выскакивая из воды, крупные рыбы. Это были лососи и семги, они шли в верховые притоки и лумболы [3] метать икру. Порой рыбы выплескивались из воды на обрызганный водою гладкий черный камень, мгновение лежали на нем, будто отдыхая, потом свивались в кольцо, распрямлялись, подобно согнутому в упругую дугу луку, подпрыгивали и исчезали в пышной пене водопада. Наперекор всему — бурно стремительному потоку, который с ревом и грохотом катился к морю, тяжести, которая заставляет рыбу падать после каждого скачка, природе, определившей рыбе дышать в воде, — лососи прыгали из своей родной среды в воздух и по ступенькам, с камня на камень, поднимались по лестнице порога в дальнее тиховодье вершинных ручьев.

— Ты здесь постой, а я попробую, пымаю семгу, — сказал Марк сестре. — Возьми жердинку, — в случае чего мне конец подай…

Марк разулся, снял штаны и осторожно спустился по черным гладким камням к самому краю, где из туманных брызг скоплялись в ямках маленькие прозрачные озера воды. А Лиза стояла над этим местом с длинным тонким еловым шестом от зимнего закола для ловли семги. Там и здесь выплескивались рыбы. Марк уставился по колена в воде и ждал; из пены волн под камнем около Марка выпрыгнул крупный лосось, свился в воздухе кольцом и упал, куда и рассчитывал, — в то маленькое озерко, где стоял мальчик. Марк кинулся в воду, схватил рыбину сзади головы обоими руками и поднял. Лосось взвивался у него в руках, скользил, но Марк поддел его снизу двумя пальцами под жабры и кричал сестре:

— Давай шест! Тащи!

Лиза протянула Марку шест. Мальчик ухватился за конец его левой рукой, а правой держал под щеки рыбу. Переступая по скользкому камню, Марк стал взбираться к сестре, она тянула его вверх. Как вдруг сомлевший было в воздухе лосось изогнулся, развернулся и больно ударил Марка плесом — удар пришелся прямо в лицо. Марк выпустил рыбу, и шест скатился вниз в ту же ямку, хотел снова схватить рыбу; она, взбивая воду, выскользнула из-под Марка и пропала в кипящей желтизне.

Марк выбрался из воды весь мокрый, а из носа его текла кровь — или ткнулся неловко сам, или это от удара рыбьим хвостом…

— Ишь ты какой сильный! — Марк сердито погрозил в сторону реки кулаком. — Ты иди домой, да матери не говори, а я обсушусь малость…

Лиза пошла домой, а Марк разделся совсем, достал из кармана штанов спички, развел огонь из сушника и шишек и развесил вокруг костра сушиться рубаху и куртку, а сам, свернув козью ножку, набил ее махоркой, закурил и, обняв голые колени руками, долго сидел и смотрел в шумно-желтые воды падуна. Воздух был тих, и спокойно обступали ревущий поток старые мохнатые ели. И серое в пологе небо было ровно и безмолвно. От мокрой куртки и рубахи Марка шел тихий пар. Так было хорошо тут, что мальчик горестно вздохнул: