Дон Жуан. Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры - Томан Йозеф (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Неумная шутка — высмеивать мой изъян, не правда ли, ваша милость? — обращается Паскуаль к Мигелю, указывая на свою заячью губу. — Я — Паскуаль Овисена, дон Мигель.
— Паскуаль, — продолжает болтовню Альфонсо, — это тот, кого вся Осуна называет святошей и религиозным фанатиком, между тем как Овисена заказывает — у бога, у черта ли — сны о поцелуях и любви. Сам он, видите ли, святой муж, но тень его погрязла в грехах.
Диего засмеялся.
— Вчера вы показались мне необычайно молчаливым, — говорит Мигель, обращаясь к Альфонсо.
— Он всегда молчит, когда разговаривают со смыслом. Вот когда разговор ни о чем, он мелет языком так, что реки из берегов выходят, — отплачивает шутнику Паскуаль.
— Нет, — серьезно возражает Альфонсо. — Есть еще один случай, когда я молчу.
— Когда спишь, — смеется Диего.
— Когда думаю о ней, — просто говорит Альфонсо.
— А, Изабелла, — ухмыляется Диего. — Врата услады, юдоль блаженства, источник наслаждения…
Альфонсо польщенно улыбается:
— Из моих стихов, дон Мигель. Слабые, знаю, но…
— Ну, довольно, — с оттенком недовольства перебивает его Паскуаль. — Иль вы собираетесь торчать тут до вечера?
Они вместе вышли из университета и направились к реке.
— Куда пойдем? — спросил Альфонсо.
— На Аламеду, — предложил Диего.
— Ну нет, — не согласился Паскуаль, — вам все женщины да женщины… Эти два вертопраха, — объяснил он Мигелю, — готовы вечно таскать меня по Аламеде. Тянутся к юбкам, как осы к персику. Сыт вами по горло, кабальеро!
Альфонсо со всех сторон оглядел костюм Мигеля.
— Гм… Я и сам сегодня против Аламеды.
— Почему? — Диего удивлен.
— Да ты взгляни на этого сеньора! Сеньор еще незнаком со студенческими обычаями. Вырядился, словно на бал. Это не годится, дорогой мой. Студент обязан — повторяю, обязан — ходить в потрепанном плаще, в потертой, небрежно нахлобученной шляпе и ветхом костюме. Вот тогда он — студент, а не какой-нибудь свиноторговец, вырядившийся для прогулки. Придется вам раздобыть другое платье, дон Мигель.
— Причем плащ должен быть продырявлен ударами шпаг на поединках, — дополнил Диего, показывая дыры на своем плаще.
— Глупости, глупости! — рассердился Паскуаль. — О господи, в какие сосуды вложил ты душу! О чем вы думаете, о люди, сотворенные по образу божию? Не обращайте на них внимания, дон Мигель, это просто яркие скорлупки с гнилым ядром…
— Вы не любите жизнь, Паскуаль? — внезапно спросил Мигель.
— Прежде всего я люблю бога, — ответил бледный юноша, и глаза его вспыхнули. — Он дал нам жизнь, и потому я люблю жизнь тоже, но только через бога и во имя его.
— Хватит, Паскуаль, — бросил Альфонсо. — И скажите сначала, куда мы двинемся.
— В Триану, — предложил Диего.
— Отлично. Посмотрим цыганок — хорошо! Ты золото, Диего! — вскричал Альфонсо. — С каждым днем я люблю тебя все больше.
— Очень мне нужна твоя любовь, шалопай!
Все рассмеялись, один Мигель остался серьезным. Диего, остановившись, удивленно посмотрел на него:
— Дон Мигель, вы человек, одаренный всем — и телом, и духом, и мошною, — и вы до сих пор ни разу не засмеялись. Или не умеете?..
Мигель сделал попытку улыбнуться, но попытка не удалась — он сумел только осклабиться.
— Не знаю, — ответил он. — Кажется, не умею.
И сразу все стали серьезными. Альфонсо, дружески взяв Мигеля под руку, воскликнул:
— Пойдемте! Ничего, мой друг, я вас развеселю!
Перейдя через мост, студенты зашли в глубь Трианы и забрели в корчму «У антилопы».
— Я угощаю, сеньоры, — заявил Мигель.
Заблестели голодные глаза Альфонсо — отец его, обедневший дворянин, держал сына на коротком поводке.
— Хорошо сказано, друзья! Пить, не думая о том, сколько мараведи бренчит в твоем кошельке… Эй, хозяин, твоя корчемная милость, поспеши — неси, подливай, подкладывай! А где твоя дочь? Зови ее сюда! У нее глаза желтые, как у кошки, пусть светят нам в этом сумраке…
— Опять он за свое, — вздохнул Паскуаль. — А через минуту начнет доказывать нам, что его Изабелла — солнце…
— А разве нет? — возразил Альфонсо. — И разве на небе, кроме солнца, нет множества звезд? Ее суверенность ничем не будет нарушена. Первенство ее в моем сердце неколебимо.
— А, Флора, красавица наша, изюминка в трианском пироге, цыганская луна! — приветствует Альфонсо дочь корчмаря, черную, как осенняя ночь.
— Не трогай меня, чудовище! — отбивается девушка от его объятий. — Уже год все обещаешь мне колечко — и опять, поди, не принес? Проваливай!
— Посидите с нами, Флора, — вежливо приглашает ее Диего.
— И сяду. Но сяду я рядом с этим сеньором. — И Флора, хорошенькая, с серебряным крестиком на шее, опускается возле Мигеля. — Угостите меня, сеньор!
Мигель молча подает ей бокал. Она отхлебнула и подставила губы, улыбнулась ему:
— За добрый глоток — сладкий поцелуй!
Мигель опешил от неожиданности.
— Целуйте, целуйте ее, друг, — советует Альфонсо. — Здесь такой обычай, и Флора — наша любимица.
Мигель не шевельнулся.
— Не хочешь? — дразнит девушка, полуоткрыв в улыбке красивые губы.
— Не хочет, не хочет! — ликующе воскликнул Паскуаль. — Наконец-то нашелся один добродетельный!
Мигель вынул золотую монету и вместо поцелуя сунул ее цыганке в губы.
Оскорбленная, девушка вскочила!
— Гляньте на него! Вырядился, как кокетка, барчук несчастный, денег, видать, куры не клюют, вот и воображает, что все перед ним на задних лапках… А я и смотреть-то на тебя не хочу, понял? Когда-нибудь попросишь у меня поцелуя — я плюну тебе в лицо, надутый мерзавец!
В ярости девушка топнула ногой, юноши потрясены силой ее негодования.
Мигель сидит бледный, молча сверлит ее взглядом. Флора стихла, она еще тяжело дышит, сжимая кулаки. Потом, рассмотрев дублон, успокоилась. Золото примирило ее с Мигелем, она снова садится, перемирие заключено, можно свободно петь и пить.
У Флоры тонкий, немного резкий голос, и она фальшивит. Студенты подпевают — еще более фальшиво. Все пьют много, только Мигель едва пригубливает.
И вот, в разгар веселья и здравиц за братство, компанию нашу захватила врасплох труба ночного сторожа, возвестившая пятый час по заходе солнца.
На прощание Флора перецеловала всех; Паскуаль покраснел, когда ее уста прижались к его изуродованной губе. Мигель же вышел прежде, чем Флора успела подойти к нему.
— А у нее сейчас взор был полон любви, — заявил Альфонсо, когда они догнали Мигеля на улице.
— К к-кому? — заикаясь, спросил Диего.
— Не к тебе! — насмешливо отозвался Альфонсо. — К Мигелю!
— Д-да, — тяжело ворочая языком, согласился Диего. — Она на тебя, М-мигель, см-мотрела, как на г-господа б-бога. А у т-тебя, видно, б-большой опыт?
На другой день Мигель принимал у себя новых друзей. Паскуаль и Альфонсо, сыновья бедных родителей, — в восхищении, богатый Диего хвалит вкус и роскошь дворца.
— Человек, обладающий твоими средствами, Мигель, может устроить себе жизнь не хуже нашего католического величества, — говорит Альфонсо, в третий раз накладывая себе на тарелку жаркое.
— Король наш, — подхватывает Диего, — да будет милостив к нему господь, а он к нам, сам себя обдирает, как луковицу. Еженедельно — праздник в Мадриде, и каждый последующий пышней предыдущего, и охота в горах Гвадаррамы, а по вечерам, поди, размышляет, когда же спадет с него последняя золотая чешуйка.
