Спиридов был — Нептун - Фирсов Иван Иванович (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

Кивнув на видневшиеся вдали склоны предгорья, Урусов пояснил:

— Устье Терека там, а южнее Аграханский залив. Ретрашмент и крепость Святого Креста.

Чем дальше к югу, тем величественнее становились горы; вершины их, опоясанные облаками, кое-где были одеты снежными шапками.

— Природа Дагестана благодатная, но народ здесь своеобычный, нас не особо жалуют. Лезгины и кумыки косятся, а за спиной и кинжалом грозятся.

Спустя два дня начались земли Ширванского ханства. У Дербента горы сплошь закрыли правую часть горизонта.

Следующими на пути, у оконечности Апшерона, лежали острова Святой и Жилой.

— За ними, у подножья гор, столица Ширвана, Баку, — чертил ногтем по карте Урусов, — бухта Удобная, а у ее входа остров Нарген. Государь именовал его так по примеру Балтики. В этом граде мне с государем и генерал-адмиралом Апраксиным быть приходилось. Встречали нас тогда ласково, а нынче По-прежнему склоняются к персам.

К входу в залив Энзели, в юго-восточном закутке Каспия, гекбот «Святая Екатерина» подошел в середине июня.

— Добрая здесь стоянка, — сняв фуражку и вытирая пот со лба, сказал Урусов, — но прежде до нее десять верст по каналу волочиться станем. — Он провел языком по пересохшим губам. — Для нас генерально водой запастись. В Реште ее из колодцев черпают, вонючая она, а до речки верст двадцать. Так или иначе, нам туда, наливаться водой не миновать. Думается, в заливе наши астраханские боты отстаиваются. На первый случай поделятся водой.

Предсказания Урусова оправдались. В заливе у причалов с убранными парусами замерли в полуденной жаре три гекбота, гукор и другие суда.

Урусов пошел с докладом к гарнизонному начальству, а затомившиеся матросы разделись по пояс и начали поднимать из трюма мешки с мукой. Скоро подъехали двухколесные арбы, запряженные буйволами.

Неожиданно у трапа появился Софрон Хитрово, общий знакомец Спиридова и Минина по гардемаринской роте. Он неделю назад пришел на гекботе из Баку.

— Доставили сюда важную персону, — сообщил он доверительно, — генерал-лейтенанта Румянцева.

— Чего он здесь позабыл? — удивился Минин.

— Самый главный от нашего государя, делит землю с персами, межу прокладывает пограничную. Вчерашним днем его экспедиция к Астрабаду направилась.

— Ну, стало, каждому свое, — рассудил Спиридов, пряча голову под растянутый тент на юте, — а светило-то печет здесь неимоверно.

— Покуда терпимо, — почесывая обгоревший нос, улыбнулся Софрон, — а вот после Петрова дня зной нестерпимый заполыхает до конца лета, не продохнешь.

— То ли день сейчас у нас в Кронштадте, — вздохнул Минин, — небось дождичек моросит, благодать, чаи гоняют, наверняка кораблики на рейде томятся...

В разгар лета на пустынном кронштадтском рейде под моросящим дождем сиротливо покачивались два фрегата — «Рафаил» и «Арондель».

Для Балтийской эскадры, как и для всего флота, наступила грустная пора. Еще весной Верховный тайный совет, несмотря на возражения Апраксина, постановил для экономии средств «корабли и фрегаты содержать в таком состоянии, чтоб в случае нужды немедленно могли к походу вооружены быть, провиант же и другие припасы, необходимые для похода, обождать заготовлять».

Решение это по делу было — и ни то и ни се. Корабли томились в гаванях, кое-как оснащенные рангоутом и такелажем, без запасов пороха и провианта. Случись, не дай Бог, внезапное нападение неприятеля, всех бы без особых хлопот перетопили.

Правда, чтобы создать видимость существования флота для соседей, Верховный совет все же разрешил два фрегата послать к Архангельску, а два держать в крейсерстве на Балтике. Для той же цели не прекращали периодически посылать из Кронштадта пакетботы в Любек и Данциг.

Один из них привез известие о кончине в Голштинии дочери Петра I, принцессы Анны Петровны. За ее телом в Киль надо было срочно послать корабли, но только с разрешения Верховного совета.

Вице-адмирал Сиверс тут же запросил Апраксина. Кроме Бредаля посылать было некого, но пунктуальный Сиверс оплошал, сообщил, что контр-адмирал Бредаль поведет отряд под своим флагом. Апраксин, получив запрос из Петербурга, ответил в тот же день, но порядок знал твердо и указал строго по регламенту: «Сего числа получил я из Коллегии адмиралтейской письмо, что против полученного указания из Верховного тайного совета для посылки в Голштинию по взятию тела Ее Высочества государыни цесаревны Анны Петровны приготовлены корабли „Рафаил“ и „Арондаль“. Разъясняю о шаутбенахте Бредале, что ему флагу своего, будучи в походе, иметь не подлежит, понеже по регламенту такому чину флаг иметь велено над 5-ю кораблями, и оный шаутбенахт определен в сей поход не для церемонии...»

Бредаль отправился в Киль с двумя фрегатами, и Кронштадтский рейд опустел совершенно...

За такими событиями обычно зорко наблюдают иностранцы, особенно соседи по морским рубежам.

«Несмотря на ежегодную постройку галер, — отзывался о флоте шведский посланник, — русский галерный флот сильно уменьшается, корабельный же приходит в прямое разорение, потому что старые корабли все гнилы, так что более четырех или пяти кораблей вывести в море нельзя. В адмиралтействах такое неосмотрение, что флот и в три года нельзя привести в прежнее состояние, но об этом никто и не думает. Последние два фрегата ушли за границу».

Верховоды на флоте все больше пеклись о своем благополучии. Вице-адмирал Змаевич, уплатив штраф, всеми правдами и неправдами отбивался от «почетной» ссылки в Астрахань и таки добился своего. С благословения Сиверса его постановили «вместо астраханского порта назначить главным командиром в Тавров для наблюдения за здешним адмиралтейством по постройке судов». Благо неподалеку случайно оказались и поместья, некогда дарованные Змаевичу...

Из Решта «Святая Екатерина» направилась в Баку. Начальник гарнизона новой крепости просил переправить в бакинский лазарет тяжело больных офицеров и солдат. Спиридов за время стоянки в Энзели убедился, что почти все офицеры и солдаты в Персии погибали не от вражеских пуль, а расставались с жизнью, пораженные лихорадкой, «животной» болезнью и другими лихоманками. За оградой крепости, на кладбище, он насчитал более сотни крестов на могилах русских воинов.

До траверза устья Куры дошли благополучно, дул ровный свежий ветер со стороны туркменской пустыни, с востока. Ближе к Баку ветер начал усиливаться, заходить к северу.

В вечерних сумерках белые барашки волн все чаще порывами шквального ветра превращались в водяную пыль. Недавно относительно ровная поверхность моря представлялась теперь взору вся изрытая впадинами, громоздящиеся курганами громадные волны захлестывали нос, перекатывались по палубе, смывая за борт все на своем пути.

Еще засветло Спиридов убрал почти все паруса, оставив один небольшой штормовой грот. Находившийся все время рядом со Спиридовым Урусов, кинув взгляд на карту, вышел на палубу и, вглядываясь в черневшие вдали очертания прибрежных гор, с приказными нотками в голосе проговорил:

— Подворачивайте к берегу, через час вернемся на прежний курс к норду. Глубина здесь хорошая, отмелей нет, а ветер у берега потише, авось и волна там поменьше.

Наступившая темнота в какой-то мере скрыла от глаз кипящий вокруг гекбота водоворот. Но у самого борта то и дело взрыхленные ветром верхушки гигантских волн белесой пеной напоминали о себе и, обрушиваясь на крошечное судно, казалось, испытывали на прочность и сам корабль, и его экипаж.

Давно перестали стонать в задраенном кубрике, раскачиваясь в подвесных койках, больные пассажиры-пехотинцы. Подвахтенные матросы без устали откачивали помпами воду из трюма и по авралу опять выбегали на верхнюю палубу.

Спиридов попеременно с Мининым следили за вахтой у румпеля. Глядя в мерцающем свете качающейся лампады на бешено крутящуюся из стороны в сторону картушку [23] компаса, рулевые с трудом удерживали гекбот на заданном румбе.