Граница вечности - Фоллетт Кен (библиотека электронных книг TXT) 📗
— Могу сказать, как все обернется, — сказала Наталья Димке в четверг вечером. Она все еще работала у министра иностранных дел Андрея Громыко. — Все сигналы из Вашингтона свидетельствуют, что президент Джонсон ничего не предпримет, если мы введем войска в Чехословакию. У него своих проблем по горло: волнения, убийства, Вьетнам и президентские выборы.
На тот день они закончили красить и, сидя на полу, пили пиво. Лоб у Натальи был испачкан желтой краской, и по этой причине Димке захотелось заняться любовью. Он раздумывал, то ли исполнить это желание сейчас, то ли сначала вымыться и потом пойти в кровать, когда она проговорила:
— Прежде чем мы поженимся…
Это звучало зловеще.
— Да?
— Мы должны поговорить о детях.
— Нам нужно было бы завести разговор на эту тему до того, как мы все лето только и делали, что не вылезали из постели.
Они никогда не предохранялись.
— Да. Но у тебя уже есть ребенок.
— У нас есть ребенок. Он наш. Ты будешь его приемная мать.
— И он мне очень нравится. Легко полюбить ребенка, который так похож на тебя. А как ты относишься к тому, чтобы иметь еще детей?
Димка почувствовал, что по какой-то причине это ее тревожит и что ее нужно успокоить. Он поставил свое пиво и обнял ее.
— Я обожаю тебя, — сказал он. — И мне бы хотелось иметь детей с тобой.
— Слава богу, — воскликнула она. — Потому что я беременна.
* * *
Таня отметила, что в Праге стало трудно достать газеты. По иронии судьбы, это было последствием отмены Дубчеком цензуры. Раньше мало кого интересовали прилизанные и лицемерные статьи в контролируемой правительством прессе. Сейчас, когда газеты могли писать правду, их тиражи не поспевали за спросом. Тане приходилось вставать рано утром, чтобы успеть купить их.
Телевидение также получило свободу. В передачах о текущих событиях рабочие и студенты задавали вопросы министрам правительства и критиковали их. Освобожденным из тюрем политическим заключенным разрешалось вызывать на очную ставку агентов тайной полиции, которые бросали их за решетку. У телевизоров в фойе крупных гостиниц собирались небольшие толпы зрителей, которые смотрели дискуссии на экране.
Подобного рода обмены мнениями происходили в каждом кафе, рабочих столовых и ратушах. Людям, которые подавляли в себе подлинные чувства в течение двадцати лет, вдруг дали возможность высказывать, что у них накопилось в душе.
Воздух свободы был заразительный. Тане хотелось верить, что старые времена прошли и что больше нет опасности. Тане приходилось напоминать себе, что Чехословакия все еще оставалась коммунистической страной с тайной полицией и пытками в подвалах.
Таня привезла с собой машинописный текст первого романа Василия.
Рукопись попала к ней незадолго до ее отъезда из Москвы таким же способом, как первый рассказ Василия: на улице ей передал листы незнакомец, не пожелавший отвечать на ее вопросы. Как и раньше, они были исписаны мелким почерком — несомненно, для экономии бумаги. Назывался роман сардонически — «Свободный человек».
Таня перепечатала его на почтовой бумаге. Ей нужно было иметь в виду, что ее багаж будет открыт. Она пользовалась доверием как корреспондент ТАСС, и все же не исключалась возможность, что любой гостиничный номер, где она останавливалась, будет перевернут вверх дном, а квартира, предоставленная ей в Старой Праге, будет тщательно обыскана. Но, как ей казалось, она придумала отличный тайник. Тем не менее она жила в страхе. Это все равно что иметь ядерную бомбу. Ей не терпелось как можно скорее передать рукопись.
Она подружилась с пражским корреспондентом английской газеты и при первой возможности сказала ему:
— В Лондоне есть редактор, который специализируется в переводе восточно-европейских романов: Анна Мюррей из издательства «Роули». Я хотела бы поспрашивать ее о чешской литературе. Не могли бы вы узнать, согласится ли она ответить на мои вопросы?
Это было опасно, поскольку раскрывалась связь между Таней и Анной, но Тане приходилось подвергать себя риску, хотя, как ей казалось, он был минимальный.
Двумя неделями позже английский журналист сообщил:
— Анна Мюррей прилетит в Прагу в следующий вторник. Я не мог дать ей ваш телефон, потому что не знаю его, но она остановится в гостинице «Палас».
Во вторник Таня позвонила в гостиницу и попросила передать Анне, чтобы она встретилась в четыре часа с Якубом у памятника Яну Гусу.
Ян Гус был средневековый философ, сожженный на костре по решению церковного собора за призывы совершать богослужения на местном языке. Он являлся символом чешского сопротивления против иностранного засилья. Памятник ему поставлен на площади в Старом городе;
Агенты тайной полиции во всех отелях проявляли особый интерес к гостям с Запада, и Таня могла предположить, что им сообщали обо всех просьбах, которые передавались через администратора, поэтому они могли послать шпика к памятнику, чтобы установить, с кем встречается Анна. По этой причине она не пошла на условленное место встречи, а перехватила Анну на улице и незаметно передала ей карточку с адресом ресторана в Старом городе и записку: «Сегодня в восемь вечера. Столик заказан на имя Якуба».
И все же была возможность, что за Анной будут следить от отеля до ресторана. Хотя у тайной полиции не было столько людей, чтобы все время следить за каждым иностранцем. Тем не менее Таня продолжала принимать меры предосторожности. В тот вечер она надела широкую кожаную куртку, несмотря на теплую погоду, и вышла из дома раньше. В ресторане она села не за тот столик, который заказала. Таня не подняла головы, когда вошла Анна, и исподволь наблюдала, пока она садилась за стол.
Анна была безошибочно иностранкой. Никто в Восточной Европе так хорошо не одевался. На ней был темно-красный брючный костюм, сшитый по ее пышной фигуре. К костюму она подобрала яркий многоцветный шарф французского производства. У Анны были темные волосы и глаза, унаследованные от матери-немки еврейских корней. На вид, как определила Таня, ей было около тридцати лет, но она относилась к тем женщинам, которые становились красивее, оставив позади юность.
В ресторан за Анной никто не шел. Таня продолжала сидеть на месте пятнадцать минут, наблюдая за прибывшими и за Анной, которая заказала бутылку венгерского рислинга и выпила стакан. За это время вошли четыре человека: пожилая супружеская чета и молодая парочка — никто из них даже отдаленно не походил на тайных агентов. Наконец Таня встала и подсела к Анне, повесив свою куртку на спинку кресла.
— Спасибо, что приехали, — сказала Таня.
— Не стоит благодарности. Мне самой приятно.
— Путь не близкий.
— Я готова проделать в десять раз более долгий путь, чтобы встретиться с женщиной, которая дала мне «Во власти стужи».
— Он написал роман.
Анна откинулась назад со вздохом удовлетворения.
— Я как раз надеялась, что вы мне это скажете. — Она налила вина в Танин стакан. — Где он?
— Спрятан. Я дам его вам, перед тем как мы уйдем.
— Хорошо. — Анна удивилась, как можно спрятать машинописную рукопись, что она не бросается в глаза, тем не менее она согласилась с Таниным предложением. — Вы меня очень обрадовали.
— Я знала, что «Во власти стужи» — гениальная вещь, — задумчиво сказала Таня. — Но даже я не ожидала, что у вас будет международный успех. В Кремле пришли в бешенство еще и потому, что они не могут понять, кто же автор.
— Вы должны знать, что ему полагается громадный гонорар.
Таня покачала головой.
— Если он получит деньги из-за границы, тайное станет явным.
— Тогда, может быть, не сейчас. Я договорилась с крупнейшей лондонской фирмой литературных агентов представлять его.
— Что такое литературный агент?
— Это тот, кто заботится об интересах автора, ведет переговоры о контрактах и следит, чтобы издатель платил вовремя.
— Я не слышала об этом.
