Имя - Война - Витич Райдо (книги регистрация онлайн TXT) 📗

И опять Александра в бок легонько локтем ткнул:

— Не спи.

Тот зевнул, глаза потер:

— Не сплю.

И опять кемарить.

— Саня, сейчас в колодец суну, чтобы очнулся.

— Фыр-р… Эх дали б мне суток двое спокойно поспать! — зевнул опять. — Давай хоть поговорим, что ли?

— Угу, а еще покурим, анекдоты потравим и к девушке на свидание сбегаем, «караульный».

— Ну, ладно тебе.

— Ох, и разгильдяй ты, как тебя из академии не погнали?

— Как и тебя, — хмыкнул. — Ты что думаешь, наши соединения далеко? Долго топать до них будем?

— Не знаю, а предполагать можно что угодно.

— Мне кажется, со дня на день наши придут, столкнемся в дороге. Лишь бы нас за фрицев не приняли.

— Там разберемся.

— Слушай, сегодня какое число? Все дни перепутались.

— Вроде двадцать пятое…Или двадцать шестое?…

Николай приподнялся: послышалось или нет?

Нет — тарахтение.

— Немцы!

С Дроздова мигом и сон и лень спали, встрепенулся и огородом к сараю, подъем объявлять. Санин в дом:

Рядовой посреди хаты сидел, курил. Девочки в углу играли, а Пелагея и Лена ужин готовили.

— Жихар — карту! — с места в карьер, потребовал мужчина.

Матвей табачным дымом подавился, Лена картошку из рук выронила, побледнела:

— Немцы?

— Быстро! Мы уходим, рядовой!

— Вот и идите, а он остается! — постановила Пелагея. Матвей суетясь кипу карт со стола взял, передал лейтенанту. Лена в сенки кинулась.

— Ты куда, оглашенная?! Не ходи! — крикнула женщина.

— Приглядите за ней, — бросил Николай и во двор с картами, запихивая их под гимнастерку. Время тратить, чтобы отбить у жены мужа для воинской службы не было.

Пелагея что было из пищи в первый попавшийся под руку мешок запихала, за ним выскочила, мужа в дом отталкивая:

— Сиди, сказала!

Бойцы уже построились.

— Цепью, огородами к лесу! — объявил Николай.

— Ну ты-то куда, дура! — гаркнула на Лену Пелагея, сунула Густолапову мешок с провизией и попыталась девушку задержать. Но та отмахнулась и за бойцами ринулась.

— Спасибо, хозяйка, — бросил Николай, глянул на мужчину, что за спиной женщины стоял и слов достойных для него не нашел. Молча ушел.

До леса лопухами и полем пара минут быстрым темпом, а там уже залегли. Солдаты смотрели, как немцы в деревню входят, Николай карты сортировал, выискивая обычную с планом местности. Саша на Антона смотрел, а тот на Лену, щерясь.

— С нами, значит?

Та бы ответила, да почудилось в голосе мужчины что-то противное и с толку сбило — промолчала. Дрозд Перемыста за ворот пиджака к себе подтянул, на ухо шепнул что-то и у того улыбочка мигом с губ слетела, взгляд растерянным и серьезным стал.

— Дурка, — бросил, но больше глаза о девушку не мозолил.

Николай карту наконец нашел, развернул, рассматривая, и губы поджал: до ближайшего населенного пункта киселя хлебать и хлебать. И дилемма — Пинск или Барановичи? Отряд на развилке в аккурат находится — что туда, что сюда — одинаково. Эх, знать бы еще, где регулярные части стоят, в каком из означенных на карте населенных пунктов.

А по деревне уже фрицы маршировали, в дома как к себе заходили. Жителей со дворов выгоняли к сельсовету. И тихо было, ни одного вскрика, слова — только гортанная речь да стрекот моторов мотоциклов.

Странно это.

— Не рано ли мы ушли? — протянул Васечкин.

— Если бы нас нашли, было бы плохо всей деревне, а так может обойтись. К чему жителей, не оказавших сопротивление давить, — сказал рядовой Полунин.

— Так-то оно так, за укрывательство сбежавших военнопленных понятно бузу бы устроили, только чего они всех к сельсовету сгоняют?

— Новый порядок, наверное, объявят, — предположил Иван Летунов.

— Угу, и декларацию о правах зачитают, — хмыкнул Саша и на друга прищурился. — Глянем, чего они там затеяли?

Николай оглядел местность: справа можно незаметно переместиться и оказаться на пригорке, откуда небольшая площадь перед сельсоветом, как раз как на ладони. Смысла в передислокации он не видел, но с другой стороны, отчего бы не узнать, что происходит в деревне? Информация лишней не бывает.

Решено.

— По одному, вон на тот пригорок, — приказал. И перехватил Лену, что вперед солдат полезла:

— Какого ж ты?…

И смолк — взгляд у девушки тоскливый и сумрачный. Пенять бесполезно.

Подтолкнул за рядовым Лучинным, сам цепь замкнул.

На новом месте почти всю деревню видно.

— Как в кинотеатре, — сказал рядовой Голушко и брови кустистые на переносице свел, пытаясь услышать, что там офицерский чин балаболит.

Начищенный, аккуратненький, в блестящем плаще стоял тот, ноги расставив и руки за спиной сложив. Толпу сельчан рассматривал через пенсне. Бабы, дети, парни, старики жались друг к другу, окруженные фрицами, молчали.

— … доблестный, победоносный немецкий армий, — втирал крепыш переводчик, более блеклый, но не менее внушительный, чем стоящий рядом офицер. — Принес вам свобода! Вы есть немецкий подданный! Советский режим рухнуть!

— Эк его разбирает, — не сдержавшись, фыркнул Полунин.

— Тихо…

— … доблестный войска немецкий армий взяли Минск, Киев, Ригу, Ленинград, бомбить Москва и маршировать Красный площать! Сталин капут! Вы дольжен помогать нам, как мы есть ваш освободитель! Официры, коммунисты, красноармейци есть?!

Толпа молчала.

— Москву бомбили? — глаза Лучина стали огромными.

— Гомель, Минск их? — переглянулся с Густолаповым Полунин.

— Киев? — побледнел Голушко.

— Верьте больше! — шикнул на него Дроздов.

У Лены сердце сжалось — неужели правда? На Николая глянула — тот головой качнул: не правда. И поверилось, хоть и понимала — не может он знать.

— … Кто есть желать служить наш доблестный армий?! — разнеслось над деревней. И опять тишина.

— Ты! — ткнул пальцем в толпу немец. Автоматчики живо вытолкали к нему Жихара, отпихивая вцепившиеся в него руки сельчан. — Господин официр назначать тебя свой помощник! Ты отвечать за порядок в деревня перед немецкий власть!

Матвей мялся, косясь на жену в толпе, а та изваянием стояла, дочек обнимала — даже с пригорка видно было ее осанистую фигуру.

— Кто есть твой деревня коммунист?!

— Так никого, товарищ…

Хлесткая пощечина заставила его смолкнуть.

— Товарищ волк тебе Тамбов! Тут есть господа!

Матвей пролепетал что-то, склоняя голову.

— Надо было его грохнуть! — сжал кулак Гурьянов. — Дезертир — перебежчик!

— Помолчи ты, — шикнул Густолапов. — Не слышно же ничего!

Немец что-то втолковывал Жихару, поглядывая сверху вниз на согнутую голову, а в это время из-за избы слева показались фрицы. Они тащили перевязанного бойца, подпихивая его стволами винтовок. Следом вели фельдшерицу, растрепанную, испуганную.

— Янис! — пискнула Лена и зажала рот, чтобы не закричать.

— Ничего не будет, — беспечно заявил Антон. Солдаты глянули на него, предлагая заткнуться. Николай напрягся: у него не было сомнений, что Лапалыса ждет что-то скверное. Судя по бесцеремонному отношению к нему, конвенция о ненападении на раненных, немцами была похерена. Но то, что было дальше, Санин все-таки не ожидал.

Парня поставили перед толпой на колени перед офицером и… застрелили. Просто и без затей — одиночным выстрелом в затылок. Не демонстративно — чуть лениво, обыденно. Так уток по осени отстреливают…

Николай лицом в траву уткнулся, зубы сжал: нельзя было Яниса оставлять, нельзя было без боя уходить.

На нем теперь смерть рядового. Он виноват — не отмыться.

— Так будет каждый, кто против немецкий порядок! — объявил переводчик.

Грохнул еще один выстрел — упала фельдшерица.

Кто-то вскрикнул, запричитал.

— Так будет каждый, кто помогать Зоветам! Кто укрывать коммунист, солдат — расстрель! Кто пособник Кр-расный армий — расстрел! Саботаж — расстрель! Подрыв порядок, сопротивление — расстрел! За каждый наш убитый зольдат — пять ваших! Кто ни ез-сть с нами, тот ез-сть против, тот есть враг! Расстрель!