На дальних рубежах - Мельников Геннадий Иванович (серия книг .txt, .fb2) 📗
И еще день прошел в бестолковой суете и беганье с борта на борт: пароход шел Мраморным морем и Дарданелловым проливом, и все было интересно, и все кричали — а вон, а вон, — и тыкали пальцем. Но уже приустали, любованье чужими красотами изрядно надоело. А более всего изнуряла ограниченность пространства. Уже и ссоры начались, ворчанье и взаимное недовольство.
Кроме четырех десятков пассажиров-переселенцев пароход вез в трюмах на Дальний Восток целую тысячу солдат, парней молодых, любопытных. Впрочем, всем было интересно побольше узнать о Дальнем Востоке, где придется жить, служить, кому и недолго, а кому и вечно. Хорошо, что среди пассажиров первого класса ехал Владивостокский городской голова господин Маковский, человек веселый, словоохотливый, большой патриот своего края и города, заинтересованный привить людям новым интерес к дальней российской окраине. Почти ежевечерне, когда немного спадала дневная жара, он, окруженный любопытствующими, начинал рассказ. Видимо, он был неплохой психолог, потому как заприметил, что там, где кучка, еще люди приткнутся, еще любопытствующих добавится, потому и пошел к переселенцам; с кем, как не с ними об истории освоения края гутарить, о житье-бытье на новом месте лясы точить, уж у них-то к этим делам особый интерес, ушки на макушке, слушать станут рты пораскрывши и уж сюда-то, едва ли не мигом, все население парохода перекочует. — Манят человека неизведанные дали. А если к любопытству — что там, за горизонтом — добавляются еще и существенные интересы, нет, о наживе ли речь, коли, пускаясь в неизведанное, можно и голову потерять. А интересы практического свойства: что за земли там лежат, плодородны ли, богаты ли леса зверем, реки — рыбой, много ли народу живет в тех местах, торовато ли — а и торговлюшку какую завести; впрочем, если народцу местного маловато, то и самому не осесть ли на землях удобных, в краях щедрых, среди людей мирных, не воинственных? Отсюда и стремление русского человека в Сибирь бескрайнюю. Отразив татаро-монгольское нашествие и окрепнув государственно, стала Россия-матушка посылать своих сынов на восток, прирастать Сибирью. Славный Ермак Тимофеевич, основав город на реке Тоболе, положил начало широкому проникновению в Сибирь, на море Охотское, в Камчатку, Русскую Америку. И на Амур, на Дальний Восток. Тяжел и долог был тот путь, многие опасности поджидали сильных духом охотников за неизведанным, не единожды приходилось возвращаться им, исчерпав силы и средства и не достигнув цели намеченной. Но, отдохнув и набравшись сил, снова и снова пускались они в опасный путь, снова и снова принимались осваивать земли новые, закладывать остроги, умножать могущество и расширять землю Русскую. Атаман Поярков, отправившись со своим отрядом в 1643 году из Якутска вверх по Алдан-реке и перевалив Становой хребет, по Зее спустился на Амур-батюшку и на плотах скатился в море Охотское. Он и был первым русским человеком, прошедшим Амур от истоков до устья и указавшим удобный водный путь к Океану Великому. Семь лет спустя Ерофей Хабаров со своей дружиной вольных охотников, ранее прознавши об открытых богатых землях и получив дозволение воеводы Якутского, пустился в опасный путь и основал на Амуре острог Албазинский. С тех пор и началось широкое освоение Амура. Все новые и новые отряды казаков, промышленники пушнины и искатели золота, а иной раз и люди беглые, через Якутск и Становой хребет, либо через Забайкалье выходили на бескрайние амурские просторы, и основывали здесь острожки. Садились на землю основательно, распахивали пашенку и огороды, крепкие дома строили, обзаводились женами — русскими редко, за неимением, а все более из местных красавиц, и радовались, глядя на детишек. А уж коли домами и пашнями обзавелись, да те дома голосами детскими заполнились, значит прочно осели люди, без оглядки считают освоенные земли своими и своею волей не расстанутся с ними никогда, разве что великим принуждением…
Молодые хлопцы-солдаты слушали внимательно, а Степан с Марьей при последних словах переглянулись, погладили по вихрам сидевших рядом сыновей и почувствовали себя более уверенно. Ведь червь сомнения который день неотрывно грыз изнутри: а не напрасно ли бросили место обжитое, дедово, и сломя голову пустились в такую даль.
Отдавая должное мужеству первых землепроходцев — покорителей Сибири и Востока Дальнего, красноречивый господин Маковский, воодушевленный благородной задачей поднять настроение переселенцев и вселить в них уверенность, не то, чтобы сознательно обманывал слушателей благодарных. Он как бы льстил им, поднимал душевно, и едва ли не приравнивал к славным предшественникам, утверждал в них сознание правоты дела задуманного. Ведь по чьим следам непосредственно идут переселенцы, чью славу наследуют? Людей, можно сказать, великих, твердых духом и телом, преумноживших земли Российские, православные. Впрочем, могло быть и так, попросту и не ведал Владивостокский городской голова о том, что далеко не горячая надежда отыскать землю обетованную «христолюбивыми» атаманами Поярковым и Хабаровым и отважными их сподвижниками двигали. А напротив, жадность зверская, неудержимая жажда наживы, наглая уверенность, что не встретят они от населения местного — лесных охотников и оленных людишек отпора должного. Не о коротком и легком пути на восток они думали и не о новых землях для царства Московского. А о том, как бы безнаказанно поживиться чужим добром, долгими годами и тяжким трудом нажитым, заставить аборигенов платить ясак в казну, да и свои котомки набить мягкой рухлядью, бабами их попользоваться, покняжить на новых землях. Ватажки-то собирались, главным образом, из люда беглого, тертого, звероватого, и в начальники они себе выбирали самых лихих злодеев отчаянных, ни в чем не знавших удержу. Отсюда-то и главная причина неудач их в освоении Амура-батюшки. Не с добром и ласкою обратились они к населению туземному, а как убийцы и насильники, отчего и встречали вооруженный отпор. Казак Юшка Петров, к примеру, атаманом Поярковым посланный разведать дорогу от Зеи к Селимдже и найдя там городок Пельничегду, не добрым словом отблагодарил князя местного за гостеприимство, еду и приют, а устроил резню повальную, от чего сам же и пострадал — из семи десятков казаков к Пояркову вернулись менее половины. И атаман Хабаров воеводе в Якутск докладывал, кичась своею удалью богатырскою, что, поймав сестру князя местного Лавкая, «Тоё бабу расспрашивали и на пытке пытали и огнем жгли». А еще он отписал, что «Божьей милостью и Государевым счастьем тех дауров в пень порубили всех с головы на голову»; «А в тех улусах многих людей побивали и ясырь имали»; «И мы их в пень порубили, а жен их и детей имали и скот».
Господин Маковский продолжал знакомить людей с историей освоения Приамурья и Востока Дальнего.
— Прослышав о появлении в тех местах маньчжурских отрядов и не желая пограничных столкновений с Китаем, царь Алексей Михайлович в 1675 году направил в Пекин посольство Николая Спафария — грека на русской службе. Но соглашения о разделе земель достичь тогда не удалось. Московские же власти придавали огромное значение вновь обретенным землям и для укрепления на Амуре своих позиций объявили Албазин отдельным воеводством. А воеводою там был посажен Алексей Толбузин, воин отважный и хозяин справный, круто взявшийся за устройство из острожка настоящей крепости. Да не успел он. В 1685 году пятнадцатитысячное маньчжурское войско с громадной артиллерией подступило к частоколу острожка и вынудило защитников Албазина, которых и было-то всего четыре с половиной сотни при трех пушчонках, отступить. Довольные победой, маньчжурцы тотчас сравняли острог с землей. А Толбузина, едва он прибыл со своим отрядом в Нерчинск, завернули и вместе с дружиной сотника Бейтона в двести казаков отправили возвращать острог. Стоял август месяц, и они до зимы успели построить жилища и восстановить частокол, но в июле следующего года маньчжурское воинство вернулось и вновь осадило острог. Целый год мужественно защищались казаки, но силы их быстро таяли под огнем неприятеля, да и цинга, начавшаяся вследствие прекращения подвоза свежей пищи, забирала щедрую дань. Во время одной из вылазок на неприятеля погиб и сам воевода Толбузин. А начавшиеся вскоре переговоры между русским правительством и китайским императорским двором положили конец осаде. Албазин выстоял! Переговоры проходили в Нерчинске по инициативе русского правительства, желавшего соседствовать на востоке с другом, но не с врагом. И пришлось поступиться с таким трудом обретенными землями — по настоянию китайского императорского двора Амур перешел во владение Китая, а России отводились земли от впадения в Шилку реки Горбицы и далее на север к Становому хребту.
