...И гневается океан (Историческая повесть) - Качаев Юрий (книги полностью бесплатно .txt) 📗
Николай Петрович прекрасно понимал, что при таких отношениях с офицерами корабля путешествие будет нелегким для него. Но заискивать и унижаться перед кем бы то ни было он не собирался…
ГЛАВА 2
Ровно через месяц корабли стали на якорь у белоснежной пирамиды Тенерифа, в гавани Санта-Крус. Остров был гористый. Утесы, полукольцом охватившие гавань, сверкали на утреннем солнце бурыми натеками лавы. На рейде стояло до десятка торговых судов и два испанских военных катера.
Не успели корабли бросить якорь, как на «Надежду» прибыл капитан порта и учтиво объяснил по-французски, что приехал с поручением губернатора Канарских островов маркиза де ла Каса-Кагигаля к его превосходительству господину посланнику Резанову.
Николай Петрович про себя подивился осведомленности испанцев: стало быть, вести о его миссии дошли уже и до Мадрида.
— Господин губернатор будет счастлив видеть у себя ваше превосходительство вместе со всеми офицерами и чиновниками посольской свиты, — с легким поклоном закончил свою приветственную речь капитан порта.
Резанов поблагодарил его и стал собираться на берег.
Санта-Крус оказался небольшим городком, выстроенным из вулканического туфа. Окна домов на испанский лад были забраны деревянными решетками, и за ними то и дело мелькали любопытные лица.
Русские путешественники неспешно вышли на главную площадь. В середине ее стоял мраморный столп, украшенный затейливыми барельефами. Против этого столпа, по левую сторону, высились темно-красные стены крепости Сан-Кристобаль. В прошлую войну, пять лет назад, отважный адмирал Нельсон пытался овладеть городом и при штурме этой крепости потерял руку [3]. Площадь кишела пестро одетым людом. На каждом шагу встречались фруктовые лавки, где почти за бесценок продавались земные дары острова: каштаны, виноград, апельсины, дыни, бананы, лук, лимоны и финики. Особенно дешево было вино. Повсюду шатались полупьяные меднорожие монахи-доминиканцы и без зазрения совести хватали с прилавков все, что худо лежит. А если строптивый хозяин поднимал шум, с ним расплачивались скоро и щедро — зуботычиной.
Изредка в толпе среди невеликих ростом испанцев встречались высокие бронзоволицые люди — потомки коренных жителей острова гуанчей, которых завоеватели истребили почти поголовно…
Обед у губернатора вышел торжественный, пышный и нудный. Среди чопорных, неулыбчивых гостей выделялся живым нравом только один человек — местный купец Армстронг, да и тот оказался выходцем из Копенгагена.
В курительной комнате, куда после обеда удалились мужчины, он подсел к Резанову и заговорил доверительным тоном:
— У меня есть к вам два предложения, ваша светлость. Первое касается провианта, в пополнении которого, я слышал, вы нуждаетесь. Я готов поставить на корабли свежие продукты в любом количестве и за самую умеренную плату.
— А второе? — спросил Резанов.
— А второе, — подхватил Армстронг, — увеселительная прогулка в глубь острова. Я хотел бы свозить вас в местечко Санта-Урсула. Как раз сегодня тамошние жители празднуют день рождения этой святой. Смею вас уверить, там будет несравненно веселее, нежели в губернаторском доме. А здесь лишь один человек способен всех вогнать в тоску и уныние. — И купец показал взглядом на мрачного монаха со впалыми, будто стесанными щеками.
— Кто это?
— Главный инквизитор Канарии, — прикрыв ладонью рот, ответил Армстронг.
Прощаясь с губернатором, Резанов спросил, не встретит ли возражений его намерение осмотреть окрестности города.
— Разумеется, нет, — отвечал маркиз с любезной и несколько натянутой улыбкой. — Вы можете чувствовать себя как дома, ваша светлость.
(Через Армстронга Резанов позже узнал, чем объяснялось подобное радушие: незадолго до прибытия русских кораблей губернатор получил из Корунны повеление принять гостей наилучшим образом).
На улице путешественников поджидали оседланные мулы. До Санта-Урсулы доехали довольно скоро. На площади перед церковью уже веселилась праздничная толпа. Звенели гитары, сухо и ритмично пощелкивали кастаньеты, и смуглые крестьяне — штаны в обтяжку — петухами ходили вокруг своих красавиц. В бесчисленных палатках торговали вином, сластями и резными деревянными фигурками святой Урсулы.
Николай Петрович, поддерживаемый под руку Армстронгом, с трудом протискивался сквозь толпу. После строгой тишины губернаторского дома голова у него шла кругом. Он от души смеялся грубоватым шуткам купца и даже не стал противиться, когда тот потащил его к винной палатке. К ним присоединился и Лангсдорф. Миловидная девушка проворно наполнила бокалы пахучей мадерой и подала гостям.
— Выпьем за Россию, — с поклоном сказал Армстронг, — и за успех вашего предприятия!
Потягивая вино, Резанов встретился глазами с девушкой и улыбнулся. Девушка смотрела на него серьезно. Поколебавшись, она вдруг сняла с шеи маленький кипарисовый крестик, протянула Резанову и что-то быстро сказала. Николай Петрович немного знал испанский, но сейчас не понял ни слова.
— На каком языке она говорит и о чем? — спросил он у Армстронга.
— Местное наречие, — купец лукаво ухмыльнулся. — Она сказала, что вы ей понравились: у вас хорошее лицо и добрая улыбка.
— А крестик?
Армстронг повернулся к девушке, и они о чем-то заговорили между собой. Отвечая, испанка смотрела на Резанова большими глубокими глазами. Такие глаза в России называют «очи».
— Этот крест, — перевел Армстронг, — будет хранить господина до тех пор, пока он не полюбит испанку.
Резанов расхохотался.
— Да растолкуйте вы ей, Армстронг, — сквозь смех сказал он, — что в России испанок нет и, стало быть, сей амулет будет хранить меня до конца дней.
Подарив девушке золотой империал [4], Резанов зашагал дальше.
В Санта-Крус они вернулись поздно вечером. Вся гавань светилась подвижными огнями. Огни были двойные: они отражались в темной и гладкой, как базальт, воде.
— Что это? — спросил Резанов Армстронга.
— Ловят макрель, граф. Ее косяки идут на свет, как бабочки. — Помолчав, купец сказал: — Не откажите в любезности, ваша светлость, заночевать сегодня у меня.
Резанов поблагодарил наклоном головы…
Спальня Николая Петровича выходила окнами на море, и он долго еще смотрел, как по всей гавани неслышно скользят рубиновые огни рыбачьих лодок. А в это время…
ГЛАВА 3
А в это время на острове Кадьяке, близ берегов Русской Америки, шли приготовления к охоте на морских котов. Алеуты, посланные в разведку, вернулись с доброй вестью: все ближние к Кадьяку островки кишмя кишат дорогим зверем.
Главный правитель российских колоний Александр Андреевич Баранов с рассвета был на ногах. Коренастый, лысый, с острыми светлыми глазами — в минуты гнева они становились еще светлее — правитель неторопливо шагал вдоль прибрежной косы, наблюдая за сборами: свой глаз — алмаз, чужой — стеклышко.
Рядом с ним, отдуваясь, семенил алеутский тойон [5] Нанкок, коротконогий, брыластый человек, большой пройдоха и пьяница. На его упитанном брюхе, под бородой, болталась медаль «Союзныя России». Медалью этой, пожалованной еще Шелиховым, тойон очень дорожил и так надраивал акульей шкурой, что она пускала зайчики не хуже зеркала.
Вся коса была усыпана алеутами и русскими промышленными, весело хлопотавшими вокруг байдар. Люди уже были одеты и обуты по-походному: в непромокаемые камлеи из сивучьих кишок, на ногах — торбаса, сшитые из горла того же зверя.
Всего на промысел снаряжалось до трех сотен байдар. (Эти лодки, обтянутые нерпичьими шкурами, поднимали от четырех до сорока зверобоев, гребли на них двухлопастными веслами).
