Закат в крови (Роман) - Степанов Георгий Владимирович (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— Сам знаю, что виноват. Грешный человек. Люблю погулять! — Он наполнил себе вновь рюмку коньяком и с напускным простодушием продолжал: — Каждому из нас палка нужна. Треснули бы меня по голове, я бы и гулять бросил, а то гляжу — сам командующий армией, наш Май, гуляет. Ну а нам, людям маленьким, и сам бог велел.
— Да, Антон Иванович слишком снисходительно смотрел на все ваши вольности, — подтвердил Врангель. — Даже старался не замечать их. Как сейчас не понимает всей серьезности положения и тем самым ведет нас к полному разгрому. А между тем возможности борьбы далеко не исчерпаны. Посмотрите, сколько сил стеклось на Кубань! Их бы переформировать, воодушевить именем и словом вождя. Настоящий авторитет, истинный вождь должен найтись среди нас. Не оскудела же земля русская.
Шкуро отодвинул рюмку, наполненную коньяком, на середину стола и сразу как будто протрезвел.
— Послезавтра рождество, — вдруг вспомнил Врангель. — Жена предлагает поехать на два-три дня в Кисловодск на нашу дачу и немного отдохнуть.
Шкуро вновь придвинул к себе коньяк.
— Что ж, поедемте вместе. Моя жена и сестры сейчас, кстати, в Кисловодске. Я приглашаю вас и вас, Павел Николаевич, с вашими супругами встретить сочельник у меня.
— Благодарю, — сказал Врангель, — мы с Павлушей захватим жен и непременно будем у вас. Вы когда отправляетесь?
— Завтра утром.
— Ну и мы завтра.
— Тогда, может быть, соединим свои поезда? — предложил Шкуро.
— Мы не против.
Врангель встал и протянул руку Шкуро:
— Итак, до завтра!
Ивлев пошел провожать Врангеля в город на квартиру.
— Петр Николаевич, — спросил Ивлев, — есть ли смысл посвящать Шкуро в наши намерения? Мне кажется, этому «герою» живется весело, вольготно исключительно из-за мягкотелости Деникина. И Шкуро отлично понимает, что при другом главнокомандующем вряд ли возможны были бы его гулянки. Кстати, он сам об этом сегодня сказал. Будьте с ним, бога ради, осторожней. Среди сподвижников Шкуро есть два брата Карташевы. Они являются тайными осведомителями Деникина. Один из них на днях в Ростове предлагал полковнику Артифексову стать на службу осведомителя… Артифексов вам об этом докладывал.
— Да, — подтвердил Врангель, широко шагая по заснеженной улице.
— Право, чрезвычайно рискованно привлекать Шкуро к делу.
— Но если я не сумею привлечь его на нашу сторону, он — этот отчаянный головорез и авантюрист — может оказаться на стороне, действующей против нас.
— Но ведь он может немедленно донести.
— Спасибо, поручик, за предупреждение, — на ходу бросил Врангель и, прощаясь у крыльца квартиры, протянул Ивлеву руку.
Ивлев пошел по Графской в свою сторону. Сильный восточный ветер, свирепо дующий в спину, вздымал облака снежной пыли. Старые липы, развесистые грабы, акации, клены, по зимнему голые, гнулись и раскачивались. Весь Екатерининский сквер, безлюдный, засеянный снежными хлопьями, мрачно и гулко гудел. В небе, затянутом белесыми облаками, несущимися по ветру на запад, нельзя было разглядеть ни лучика, ни отблеска солнечного. Что-то зловещее чудилось в сумеречном, ветреном, ледяном дне.
Ивлев, гонимый ветром, поглядывал на памятник Екатерины Второй, облепленный с одной стороны липким снегом, и думал: «В ее время нашелся граф Орлов, силач и красавец, который избавил Россию от великого несчастья иметь на русском престоле умственного недоноска Петра Третьего. Почему же сейчас Врангель не может избавить нас от неповоротливого Деникина?»
Вечером 23 декабря поезда Врангеля и Шкуро, соединившись в один состав, двинулись на Кавказскую.
Имя Шкуро приводило в трепет начальников станций и железнодорожных служащих, поэтому поезд шел без единой остановки до самой Кавказской. А на этой большой узловой станции, покуда менялась паровозная бригада, набиралась вода в оба паровоза, Ивлев вышел вместе с женами Врангеля и Шатилова прогуляться по перрону.
Обе дамы, узнав, что он художник, просили разрешить им по возвращении в Екатеринодар посетить его мастерскую.
— Но я за долгий период двух войн почти ничего не писал, — уверял Ивлев. — А все, что было написано до четырнадцатого года, теперь, право, выглядит анахронизмом.
— Ну покажете нам альбомы военных лет. Меня, например, — сказала Софья Николаевна Шатилова, взяв Ивлева под руку, — очень интересует все, что было связано с легендарным «ледяным походом». В ту пору у первопоходников, в особенности, когда они уходили уже без Корнилова от Екатеринодара, не оставалось ничего, даже клочка земли для могил своих героев.
— А тем не менее у них оставалась непреклонная воля к борьбе, — заметил Ивлев. — У одной тысячи воинов тогда было больше энтузиазма, нежели сейчас у ста тысяч.
— Да, они не вложили меча в ножны, — поддержала баронесса Врангель. — Люди знали, что могут потерять жизнь, и всегда были готовы к этому. Они в подвиге видели свой долг.
— Именно поэтому я и хочу видеть первопоходников в альбомах живописца, а потом и на полотнах, — сказала Софья Николаевна. — Энтузиасты гражданской войны.
— Человеку вообще необходим энтузиазм — этот гений толпы! — подхватила Врангель. — Он придает воинам энергию и мужество. Причем в каждом искреннем энтузиасте всегда можно обнаружить избыток энергии.
Когда Ивлев распрощался с дамами и вернулся в салон- вагон, Врангель беседовал со Шкуро.
— Самое великое можно с виду превратить в ничтожество, но почти никогда ничтожное не превращается в великое, — говорил Врангель. — Точно так же, как из бездарности и тупицы никогда не получится прозорливого полководца, стратега и тем более — политика. Присутствие Романовского на посту начальника штаба Ставки даже преступно. Деникин не замечает, что Романовский — злобный, завистливый честолюбец и во главу всего ставит свое «я». Деникин — мягок, образован, но он плоть от плоти штабной генерал, рутинный, привыкший к спокойной тыловой работе. Много в нем, однако, и бесталанности. А бесталанность на все накладывает печать могилы. Разве вы не замечаете, что вся общественность и армия в лице ее старших представителей окончательно изуверились в Деникине и ненавидят Романовского. Вспомните, как некогда звучали имена Корнилова, Алексеева, Маркова… И по сию пору офицер, юнкер, попадающий в полки имени прославленных генералов, как правило, становится отличным бойцом.
Шкуро, подперев кулаком тяжелый подбородок скуластого, почти квадратного лица, слушал Врангеля с необыкновенной почтительностью.
Врангель продолжал настойчиво доказывать, что если в ближайшие три — семь дней в Ставке не произойдет коренных изменений, то будут потеряны не только Ростов, но и все надежды на дальнейшую борьбу.
— Необходимо, чтобы Деникин безотлагательно сдал командование другому лицу! — наконец сказал Врангель и вдруг понизил голос до шепота — Я скажу вам по секрету, что к этому выводу пришел не я один: этого же мнения командующий Донской армией Сидорин и его начальник штаба Кильчевский, кубанский войсковой атаман и донской атаман Богаевский, кубанские генералы Покровский, Улагай, Науменко, видные члены рады и Донского круга. Со многими из них я переговорил, и все они вполне разделяют общую точку зрения, что Деникину следует предъявить ультимативное требование немедленно уйти с поста главнокомандующего. Теперь остановка лишь за вами, Андрей Григорьевич, и терским атаманом Герасимом Андреевичем Вдовенко. Как только вы с ним дадите согласие, мы немедленно соберемся в Екатеринодаре и объявим свое решение. В случае отказа Деникина подчиниться общей воле мы ради спасения великого дела не остановимся ни перед чем. История оправдает нас.
— Я-то не знал ничего, — протянул Шкуро, избегая прямого взгляда Врангеля. — Мне и в голову не приходило, что такое возможно.
— Дело это не только возможно, оно решено, — сказал Врангель. — И если вы вступите в союз с нами, мы вам отведем в этом деле немалую роль.
— Я, Петр Николаевич, не политик, я — рубака! Мне что прикажут старшие, то я и делаю. Вы уж лучше об этом толкуйте с атаманами и председателями правительства. Я даже и не Покровский, у которого яд и палач всегда наготове. Он, Виктор, мастак на форс-мажоры.
