Возвышенное и земное - Вейс Дэвид (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
– Я постараюсь закончить реквием к концу месяца, – Непременно. Я не могу больше ждать.
Отослав письмо да Понте, Вольфганг, шатаясь, добрел до таверны Дейнера и заказал себе вина. Вино принесли, но он до него не дотронулся; он сидел, заслонив глаза рукой, словно старался отогнать преследовавшее его видение.
Дейнер коснулся лба своего клиента, он был в жару. Послав слугу к свояченице композитора Софи – Веберы жили поблизости, – известить ее о том, что Моцарт серьезно болен, хозяин посадил Вольфганга в карету и доставил домой.
Там хозяин уложил его в постель и послал за доктором Клоссетом. Вольфганг пробормотал:
– Сегодня я не пью, Иосиф. Ничего мне теперь не нужно, кроме аптекарей и докторов, – и впал в беспамятство. Дейнер затопил печь. Стоял ноябрь, и в комнате был ледяной холод. Не удивительно, что господин капельмейстер схватил столь жестокую простуду.
90
Вольфганг пришел в сознание и увидел сидящих возле своей постели Констанцу и Софи. На мгновенье его взяла досада – зачем вызвали Констанцу, к чему ее расстраивать? Но тут же он обрадовался, ему так недоставало ее все время.
– Где Карл и Франц? – спросил он.
– У бабушки, – ответила Констанца. – Не волнуйся за них.
Констанца увезла детей из дому; теперь Вольфганг понял, что тяжело болен.
– Ты несколько дней был без сознания. Тебе нужен полный покой.
Он попытался приподняться на постели и поцеловать Станци, но сил не хватило – все тело его, руки и ноги опухли. Тупая боль в желудке по-прежнему не отпускала. Но хуже всего была слабость, овладевшая им, и ощущение полной беспомощности.
Констанца поцеловала Вольфгапга и сказала:
– Почему ты не дал знать мне раньше?
– Не хотел тебя огорчить.
– Но ведь ничего не знать еще хуже.
Он хотел обнять ее и не мог – руки больше не повиновались ему.
– Я сошью ночную рубашку, тебе будет удобнее.
– Мне хочется перейти в гостиную. Там я буду смотреть из окна на улицу и слушать, как поет наш кенарь. Это поможет мне сочинять музыку.
– Доктор Клоссет запретил тебе работать, нужно лежать и отдыхать.
– Впереди еще много времени для отдыха. Можно мне перейти в гостиную?
Вольфганг попытался встать и сам дойти до гостиной, но от слабости не мог держаться на ногах. Их небольшая пятикомнатная квартира представлялась ему сейчас такой же огромной, как Шёнбрунн. Но когда кровать пододвинули вплотную к выходящему па улицу окну, Вольфганг почувствовал себя лучше. Из окна виден был весь их узкий темный переулок Химмельпфортгассе, прямо против окна пересекающий Раухенштейпгассе, а чуть наклонившись вперед, можно было различить стену ресторана, где состоялся его последний концерт.
В последующие дни он понемногу работал над реквиемом вместе с Зюсмайером. Руки сильно распухли, держать перо Вольфганг не мог, и он стал диктовать своему ученику, наставляя, как строить последующие части. Серьезный, мрачный Зюсмайер никогда не станет вторым Моцартом, размышлял Вольфганг, но музыкант он добросовестный.
Зюсмайер думал: зря господин капельмейстер все время твердит, будто его отравил Сальери. Доказательств ведь нет никаких, Сальери – композитор, пользующийся огромным успехом, зачем ему совершать столь неразумный поступок? Моцарт – такой непрактичный человек. Прошлой зимой, когда Зюсмайера впервые привели к композитору, тот не переставая танцевал со своей женой по всей гостиной, а на вопрос – почему он это делает, Моцарт ответил: «Мы согреваемся, здесь ужасно холодно, а купить дрова нам не по карману». Что ж удивляться, что композитор заболел? Маэстро очень небережлив и, конечно, стараясь заработать на жизнь, слишком уж напряженно трудился. Последние недели, работая над «Милосердием Тита» и «Волшебной флейтой», Моцарт писал музыку тридцать пять дней без передышки. Зюсмайер точно подсчитал дни, он помогал господину капельмейстеру; это могло пригодиться ему в будущем, только из этих соображений он и взялся помогать. Моцартом он, возможно, никогда не станет, но до такой нищеты тоже не дойдет. Как ученик и последователь Моцарта, он сразу сделает себе имя после смерти господина капельмейстера.
Напряженная работа над реквиемом утомила Вольфганга. Он совершенно обессилел, но когда в комнате появилась Констанца – посмотреть, не нужно ли вызвать доктора, он попытался принять веселый вид и тут же лишился сознания. Придя в себя, Вольфганг увидел доктора Клоссета и вдруг взволнованно крикнул:
– Меня ведь отравили, доктор? Испорченной провизией? Это сделал Сальери.
– Чепуха! Я вам уже говорил, вы дошли до полного истощения.
– Но у меня такие боли в животе!
– Все болезни прежде всего поселяются в желудке.
– Ничего удивительного, что меня так мутит, – вздохнул Вольфганг. – Чего только моему желудку не приходилось переваривать!
– Прежде всего нужно попытаться снизить жар. Возможно, доктор и прав, подумал Вольфганг. Лекарства, прописанные Клоссетом, снизили жар, боль в желудке уменьшилась или, может быть, он просто свыкся с ней? Несколько вечеров он занимал себя тем, что, лежа в постели, ставил часы на грудь и следил по ним, какое действие «Волшебной флейты» сейчас идет на сцене театра.
Опера пользовалась огромным успехом, говорила ему Станци, но Шиканедер с обещанными дукатами не появлялся. Мало-помалу у Вольфганга вошло в привычку смотреть на часы и приговаривать:
– Началась увертюра. Тамино уже на сцене, а вот и Папагено. – И Вольфганг пытался напевать первую песенку птицелова, но голоса его почти не было слышно.
Однако и это развлечение стало его утомлять, теперь уже ни на что не хватало сил. Жар снова усилился, и 28 ноября доктор Клоссет пригласил на консилиум доктора фон Саллабу.
Доктор фон Саллаба, Главный врач центральной венской больницы, удивил Вольфганга своей моложавостью, однако доктор Клоссет, который был гораздо старше Саллабы, относился к своему коллеге с заметным почтением.
Никто не сказал Вольфгангу, к какому выводу пришли доктора, но Станци выглядела очень испуганной. Снова открылась рвота, желудок не принимал никакой пищи, и Вольфгангу казалось, что он уже одной ногой в могиле.
И все-таки утром в воскресенье, 4 декабря, когда должны были прийти несколько певцов, чтобы исполнить часть его реквиема; Вольфгангу немного полегчало, хотя ночь он провел ужасную.
Констанца от горя едва держалась на ногах. Состояние больного безнадежное, заявили лекари, у него тяжелая форма брюшного тифа, а Зюсмайер, явившийся в этот день помочь певцам при исполнении реквиема, сказал Констанце, сообщившей ему диагноз врачей:
– Один мой родственник умер с теми же симптомами, что и у господина капельмейстера, а доктора уверяли, будто у него болезнь почек. Только, пожалуй, лучше не говорить ему о почках, как бы он снова не заподозрил отравления.
– Это подозрение не дает ему покоя. Не позовете ли вы мою сестру?
Когда явилась Софи, у постели Вольфганга сидели три музыканта и вместо с ним пели реквием. Вольфганг пел партию альта и, казалось, немного приободрился.
Констанца увела Софи в другую комнату и испуганно прошептала:
– Слава богу, что ты пришла. Прошлую ночь ему было так плохо, я думала, он не доживет до утра. Останься сегодня вечером, если ему будет так же тяжко, он может ночью умереть. Посиди возле него, прошу тебя. Он тебя очень любит!
Софи с трудом взяла себя в руки и вошла в спальню. Вольфганг уже не пел – голос окончательно отказал ему, таким несчастным Софи его еще не видела. Музыканты успокаивали больного, обещали прийти в следующее воскресенье и продолжить с того места, где остановились, но Вольфганг отодвинул партитуру и прошептал сквозь слезы:
– Я ничто, ничто! Без музыки я ничто! – Заметив Софи, он поманил ее к себе и сказал:
– Софи, милая, как хорошо, что ты пришла. Останься сегодня у нас, ты должна видеть, как я умираю.
– Вы просто ослабели и угнетены. Это естественно. После такой ужасной ночи.
