Святой Илья из Мурома - Алмазов Борис Александрович (читать книги онлайн полностью без регистрации .TXT) 📗
— Завали их там! — кричали волхвы — жрецы языческие. — Они там злые волшебства творят! Они людей заманивают! — И добавляли: — И люди становятся слабыми, как ты!
«Князь слаб!» — это становилось общим помыслом. Помысел рос, готовый превратиться в рёв толпы, сметающей князя с престола. Когда же к этому помыслу присоединился Свенельд с отборной дружиной своею, князь попал в безвыходное положение. Собственно, выход был, но для этого нужно было стать героем-мучеником, пошедшим противу гласа толпы.
«Господь испытывает князя, — понимали монахи. — Но князь, давно оторванный дружиною и свитой своей от веры Христовой, не станет героем. Нет в нём силы духа и ясности мышления!»
«Князь слаб!» — понимали монахи, но слабость видели в ином, чем язычники. В неспособности князя служить тому свету и той истине, в которой хо тела воспитать его Ольга. Хотела, да не успела!
Игумен же печорский, обладавший даром провидения, собрав братию, сказал ей: «Не есть князь избранник Божий...»
Потому известие, что дружина княжеская варяжская под командой Свенельда пошла на город Олега Овруч, чтобы отомстить за Люта, никого не удивило, а только заставило слёзно молить Господа о милости к воинам безумным, ибо ни та, ни другая сторона не ведала, что творила в затмении злобном, в ненависти и жажде мести. По первому ледочку, разбивая его коваными сапогами и копытами коней, превращая в пыль множеством поршней и лаптей, двинулась дружина киевская в непокорную землю древлянскую, что на правом берегу Днепра, вниз по течению...
Голыми буковыми лесами, посветлевшими без листвы, ходко шли кони, поспешали за конницей пешие дружинники. Скор и весел был их шаг. Застоялась дружина старая. Стосковалась по сече, где пьянит страх, где кружит голову ненависть и где гуляет меч во всю свою страшную удаль. Недаром сеча с пиром сравнивается. Хмельна она, как пир широкий княжеский. Поспешала на бой и дружина молодая, среди славян набранная; за обиды князю, на месть звали её деревянные злые боги, что стояли на каждом капище, у каждого селища. И только христиане, эти предатели и тайные слуги Царьграда, старались от похода уклониться. Были дружинники, кои в заставы отпросились, в степь заднепровскую, были и такие, что больными сделались, а были и те, кто в пещеры киевские к монахам сбежал. А из пещер этих их не достать!
Что думал князь, влекомый дружиною против брата своего? Может, являлось ему видение болота зыбкого, куда толкнул его воевода Свенельд? И куда ступил он, не в силах сопротивляться общему гласу, а вот теперь трясина кровавая цепко схватила его за ноги и держит... Не раз тоскливо оглядывался он на чёрную змею протоптанной по первоснежью дружинниками дороги. Не раз хотелось ему остановиться, поворотив воев своих обратно. Но понимал он, что сделать этого уже невозможно: как камень, сорвавшийся с крутизны, не остановить, так и не остановить войско, жаждущее крови.
Весёлые песни выкрикивали дружинники, фырчали кони, выдувая с мелкими ледяными осколками пар из пламенных ноздрей. Будто страшный бог Один-отмститель, сутулился на коне Свенельд. Огромными лужами грядущей крови краснели за спинами пеших дружинников большие каплевидные щиты. У дубов, не сбросивших ржавой листвы, а только закудрявивших вырезную крону, пели гимны богам славянским, приносили в жертву специально несомых для этого случая чёрных петухов. И долго безголовые птицы скакали, трепеща крыльями и кропя кровью первые снеги...
— Победа! Победа! — толковали написанные кровью на снегу знаки волхвы.
— Беда! Беда! — откликалось в вершинах дерев эхо.
В двух поприщах от видневшегося вдали Овруча встретила дружину Ярополка дружина Олега. Нарядны были поставленные плотно красные щиты. Нарядно развевались плюмажи на шлемах и копьях. Сияли под утренним солнцем начищенные доспехи, слепил и кривил лица отражённый от снежной белизны солнечный свет.
Как раненый тур, заревел Свенельд, увидев среди войска, по византийскому плану построенного, юного князя Олега, и ринулся в самую середину щитов и копий, нарушая все правила войны. Не вызвав бояр для переговоров или поединщиков. За ним, как стадо зубров, с рёвом и гиканьем пошла в сечу вся дружина варяжская. Будто таран живой, вломились они в стройные ряды Олегова войска, стремясь пробиться к нему, его достать, его кровь пролить!
Рыжие и седые, иссечённые в сражениях, изрубленные мечами славянскими, саблями кочевников, обожжённые огнём греческим, страшны были варяги в ярости своей. И дрогнула опешившая дружина Олегова, и попятились воины его, прикрываясь от ударов чудовищных топоров щитами. А когда пали в первых рядах стоявшие старые бойцы, ещё помнившие Игоря, молодая дружина бросилась бежать к городу.
И дрогнула вся красота построения, вся нарядность изготовленного к бою войска! Ещё дрался, выставив мечи и копья, первый полк дружинников, стоявший оскальзываясь на трупах, посеченных в начале сражения, а сзади уже не было никого! Толпа бессмысленная, конна и пеша, неслась к мосту, ведущему в крепость.
— Князя! Князя спасайте! — кричали воеводы.
Но давились на мосту обезумевшие от страха смертного люди, топтали упавших, а с боков и сзади напирала на них стальная киевская конница, давила конями, рубила по безоружным рукам, колола в испуганные лица копьями. Направо и налево взмахивая длинным мечом, с развевающимся, будто крылья, корзно, плыл по толпе яростный Свенельд, а за ним, будто навоз с дороги спихивая вилами, теснились варяги с копьями, сваливая всё, что давилось на мосту, в ров. Бились и хрипели сбрасываемые на людей кони, звериными голосами кричали раненые и затоптанные...
На плечах бегущей дружины ворвались киевляне в Овруч.
Глядя побелевшими от ужаса глазами на горы трупов, белый как рубаха, едва держась в седле ведомого под уздцы коня, в Овруч въехал Ярополк. Полумёртвый, повалился на руки гридней с коня.
— Где Олег? — простонал он. — Где Олег-князь?
— Да кубыть его с мосту спихнули... — сказал кто-то в толпе.
— Кто видал? — крикнул с плачем князь Ярополк. — Кто видал?
Гридни и дружинники молчали.
— Искать! — прорычал князь.
Дружинники кинулись по ледяному скату в ров, где ещё слышались стоны и хрипы разбившихся и подавленных. Гору трупов разобрали к полудню, когда солнце поднялось из дрожания воздуха и пара, что шёл от остывающих по всему полю трупов, и мертвенно уставилось белым глазом на залитый кровью Овруч.
Князя Олега принесли не скоро, едва опознав его среди других раздавленных по кольчуге. Полудетское безбородое лицо его было смято конской подковой, руки выломаны и перебиты, потому и у застывшего трупа болтались как тряпочные. Его принесли и положили на ковёр перед князем, который всё время поисков неподвижно сидел на вынесенной лавке посреди площади у терема.
Ярополк пал на колени и подполз к брату. Юный Олег глядел открытым глазом в белёсое зимнее небо и оттого, что лицо его было раздавлено, казался улыбающимся. Поскуливая, Ярополк взял в свои ладони неестественно вывернутые руки Олега. Они болтались, как бескостные. Сложил их у брата на груди, убрал со лба прилипшую прядь русых волос и вымазал руку в крови и мозге. Хотел вытереть руку о снег, но увидел в толпе Свенельда.
— Вот... вот... — прошептал он, протягивая руку к варягу. — Ты этого хотел! Ты этого хотел! — закричал он срывающимся голосом, бессильно поднимаясь перед старым воеводой.
Свенельд был выше на голову. Он стоял перед рыдающим князем, чёрный и немой, как деревянный идол, неподвижный и бесстрастный.
— Не простит князь Свенельда! — шептались дружинники, возвращаясь в Киев из разграбленного Овруча.
— Не простит Свенельд князя, — говорили в киевских пещерах монахи.
Пошла мести кровавым крылом своим по землям славянским княжеская усобица. Многие варяги вослед за Свенельдом ушли из Киева в Новгород, на север. Но Владимира в Новгороде уже не было: боясь мести Ярополка, он бежал на ладьях к ближним варягам.
Свенельд сел в Новгороде посадником Ярополка. И казалось, что в стране воцарилось единодержавие.
