Жизнь Людовика XIV - Дюма Александр (серии книг читать бесплатно txt) 📗
Разумеется, этот своеобразный этикет не мог иметь значения для герцога Мэнского, перед ним двери в королевские покои отворялись в любой час, и бывшая гувернантка принимала его всегда ласково.
Однако вскоре условный характер почестей показался де Ментенон недостаточным, ей хотелось, чтобы ее влияние и власть были признаны так сказать легально, то есть она решила объявить Франции, что она — супруга короля. Герцог Мэнский и Боссюэ взялись выхлопотать у короля позволение оформить брак официально и Луи XIV, уступая любви одного и красноречию другого, согласился. Однако Лувуа, издерживавший более 100 000 франков за знание секретов двора, немедленно узнал о происках г-жи де Ментенон, обещаниях короля, которые он по слабости ей дал. Призвав к себе архиепископа Гарле, который присутствовал при венчании короля на фаворитке, Лувуа отправился к Луи XIV и вошел в его кабинет как всегда без доклада. Собиравшийся на прогулку король с удивлением спросил министра, что заставило его нарушить существующий распорядок.
— Одно весьма важное дело, — ответил Лувуа, — и оно требует разговора наедине.
Придворные и лакеи тотчас же вышли из кабинета, однако двери остались открытыми и они могли не только слышать то, что говорилось, но и видеть в зеркалах происходившее. Лувуа требовал от короля исполнения обещания, данного ему и Гарле, никогда не объявлять официально о своем бракосочетании с м-м де Ментенон. Чувствуя себя не правым, Луи XIV не знал, что ответить и, пытаясь избавиться от досаждавшего ему министра, пошел из своего кабинета, но тот встал в дверях на колени, вынул свою небольшую шпагу, и, протягивая ее королю, взмолился:
— Государь! Убейте меня, дабы я не видел, как мой король изменил своему слову!
Монарх не на шутку рассердился, затопал ногами и потребовал дать ему пройти, но Лувуа, решившись даже удерживать короля за руку, продолжал говорить о бесконечной пропасти между его величеством и м-м де Ментенон, пока, наконец не вырвал повторения обещания, что ни при жизни Лувуа, ни после его смерти, этот брак никогда не будет объявлен.
Де Ментенон, полная радужных надежд, ежеминутно ожидала объявления о браке, но время шло, а ничего не совершалось. Тогда она решилась напомнить королю о его обещании, но он остановил ее на первом слове и попросил никогда более об этом не говорить. Де Ментенон, имевшая свою полицию, узнала об устроенной Лувуа сцене и стала готовить министру гибель, о чем, впрочем, мечтала уже давно. Как раз в это время был опустошен Палатинат, и несмотря на глубокое уважение, которое Луи XIV внушал к себе и своим делам, известие об этом вызвало у всех тягостные впечатления. Этим и воспользовалась де Ментенон и стала при всяком случае осуждать Лувуа, присовокупляя, что ответственность за эти бессмысленные жестокости падают и на короля. Однако Луи XIV, сам, отчасти, виновный, не сделал министру никакого упрека, зато в его присутствии начал чувствовать некоторое беспокойство, некоторое затруднение как соучастник преступления.
Министр, напротив, был вполне доволен сожжением Палатината и, продолжая ту же политику, предложил королю сжечь Триер, полагая воспрепятствовать неприятелю сделать там укрепленный пункт. На этот раз Луи XIV решительно отказался; Лувуа начал возражать, но государь стоял на своем. По отъезде Лувуа де Ментенон не замедлила явиться к королю и высказать ему все, что она думала о коварном совете министра.
Судя по анекдоту об окне в Трианоне, Лувуа был не тем, кто легко уступал, даже перед тем, перед кем все склонялись, поэтому несколько дней спустя он приехал по обыкновению к де Ментенон для совещания с королем и, заканчивая разговор, обратился к государю со следующим:
— Последний раз, когда я был у вашего величества, я заметил, что вы единственно по долгу совести не соглашались на предложение сжечь Триер, и ныне я решился взять это дело на свою ответственность и уже отправил курьера с соответствующим приказом.
Терпение Луи XIV лопнуло, и едва эти слова были произнесены, как он, обычно вполне владеющий собой, бросился к камину, схватил щипцы и непременно ударил бы министра, если бы де Ментенон не бросилась между ними с возгласом:
— Ах, ваше величество! Что же вы делаете! Прежде чем строптивый министр успел выйти, король
Прокричал ему вслед:
— Извольте сию же минуту отправить второго курьера с приказом от моего имени отменить все и вернуть первого! Вы отвечаете мне за это головой!
Лувуа не имел необходимости отправлять второго курьера, поскольку первый, готовый к отъезду, ждал результатов смелой попытки, на которую решился министр и которая ему не удалась.
Последующее ускорило падение Лувуа. Луи XIV предложил взять Монс в начале весны 1691 года и решил, что дамы будут приглашены принять участие в осаде, как это было при осаде Намюра, но Лувуа воспротивился, заявив, что в казне сейчас нет денег на подобные дорогие глупости. Луи XIV глубоко оскорбился, поскольку хорошо знал о плачевном состоянии финансов, и, чувствуя себя бессильным, был вынужден согласиться с мнением министра. Монс не удостоился чести быть взятым в присутствии прекрасных дам.
При осаде Монса случилось довольно незначительное происшествие, которое, можно сказать, стало той каплей воды, что переполняет сосуд. Прогуливаясь по лагерю, король вдруг обратил внимание на то, что один конный караул, по его мнению, поставлен не лучшим образом, и приказал ему перейти на другое место, и каково же было удивление короля, когда в тот же день он увидел караул на прежнем месте. Король спросил у офицера, в чем дело.
— Ваше величество, — ответил тот, — я сделал это по приказу маркиза Лувуа, который проходил здесь с час назад.
— Но, — уточнил король, — разве вы не сказали Лувуа, что это я переставил вас на другое место?
— Сказал, ваше величество, — подтвердил офицер.
— Да! — обратился Луи XIV к своей свите. — Лувуа дерзок однако! Не узнаете ли вы его в этом поступке, господа?
Король вернул караул на указанное им утром место, а Лувуа самым очевидным образом почувствовал отдаление короля и его неблагорасположение. Однажды, когда супруга маршала де Рошфора и г-жа де Блансак, ее дочь, приехали к Лувуа на обед в Медон, он предложил им после обеда небольшую прогулку. Дамы согласились и все сели в маленькую коляску, а министр занял место кучера. Проехав некоторое расстояние, дамы обратили внимание, что министр, забыв об их присутствии, погрузился в глубокие размышления и разговаривает сам с собой:
— Сделает ли это он?.. Заставят ли его это сделать?.. Нет… Но, однако… О, нет! Он же не посмеет…
Во время своего монолога Лувуа не заметил, что лошади свернули с главной дороги и пошли по проселочной, что коляска очутилась на самом берегу ручья, и прогуливающиеся вскоре упали бы в воду, если бы г-жа де Рошфор не схватила задумчивого кучера за руку и не удержала вожжи. Услышав крик, Лувуа очнулся и, осадив лошадей, извинился:
— Ах, да, правда, я совершенно задумался!
16 июля 1691 года вдруг распространился слух, что министр Лувуа, не будучи вовсе болен, умер в 5 пополудни. Известие всех крайне удивило, все встревожились, начались пересуды. Выяснилось, что, приехав как обыкновенно заниматься государственными делами к де Ментенон, министр вдруг почувствовал себя нехорошо, и король посоветовал ему отправиться домой. Дома недомогание усилилось, и он послал за своим сыном, маркизом Барбезье, и хотя тот жил в том же доме и сразу же побежал к нему, он не застал отца живым. В то время как министр умер, король, вместо того, чтобы, как всегда, гулять около любимых им фонтанов, отправился в оранжерею и, прохаживаясь мимо балюстрады, смотрел на дом Лувуа.
Во время этой прогулки к его величеству подошел один англичанин и посетовал по случаю смерти министра.
— Поклонитесь от меня английскому королю и его супруге, — ответил Луи XIV спокойным, не выражающим ни малейшего сожаления голосом, — и скажите, что как мои, так и их дела от этого ни в каком случае не пойдут ни хуже, ни лучше.
