Звезды Эгера - Гардони Геза (полная версия книги .TXT) 📗

Слуга вынул из торбы две лопаты и кирку. Одну лопату взял священник, другую — Гергей.

Они принялись копать яму на самой середине дороги.

Слуга поставил оба мешка на землю и вернулся к лошадям. Снял с них уздечки, спутал ноги — пусть попасутся кони на густой росистой лесной травке.

Потом и он взялся за работу. Опростал свою объемистую кожаную суму, вынув оттуда хлеб, фляги, ружья, и стал загребать в нее каменистую землю, которую выбрасывали из ямы священник и Гергей. Затем слуга высыпал землю в придорожную канаву, а к яме принес большие, увесистые камни.

Не прошло и часу, как высокий парень стоял уже по пояс в вырытой яме.

— Довольно, Янош, — сказал священник, — давай теперь сюда мешки.

Слуга притащил оба мешка.

— Не клади ружье на траву — роса! — заметил ему священник и продолжал распоряжаться: — Возьми кирку. Рой канаву от ямы вон до той груши. Здесь, на дороге, канавку делай глубиной в локоть. А когда в траве будешь копать, можно и помельче. Дерн поднимай осторожно. Мы обратно положим его, чтобы ничего не было заметно.

Покуда слуга рыл канаву, господа опустили в яму оба мешка.

В мешках был зашитый в кожу порох.

Его затоптали, завалили большими камнями, насыпали между камнями мелкие камешки, землю, затем все утрамбовали.

А слуга тем временем прорезал канавку до самого дерева, выложил ее камнями, протянул запальный шнур, прикрыл его промасленным полотном и плоскими камешками, чтобы он не намок в случае дождя.

— Ну, — весело сказал слуга, — теперь-то я уж знаю, что здесь готовится!

— Что же, Янош?

— Здесь кто-то взлетит на небо.

— А как ты думаешь, кто?

— Кто? Нетрудно угадать: завтра проедет здесь турецкий султан. Кому же быть!

— Не завтра, а уже сегодня, — ответил священник, взглянув на светлеющее небо.

Он вытер платком мокрое от пота лицо.

Когда восходящее солнце озарило дорогу, на ней уже не было и следов ни ямы, ни канавки.

Священник бросил кирку.

— Теперь, Янош, садись на коня и гони, сын мой, на вершину Мечека, до того места, откуда видна вся дорога.

— Понял, ваше преподобие.

— Мыс Гергеем приляжем от дохнуть здесь, за деревом, шагах в двадцати — тридцати. А ты на горе жди прибытия турок. Как увидишь первого всадника, сразу скачи сюда и разбуди нас.

Разыскав в лесу местечко, густо поросшее травой, они расстелили плащи и тут же оба заснули.

2

К полудню галопом примчался слуга.

— Идут! — крикнул он еще издали. — Страх, какая огромная рать идет! Идут, идут, как волны! Тысячи верблюдов и повозок. Несколько всадников уже проскакали вперед по дороге.

Священник обернулся к школяру.

— Что ж, тогда поедем обедать к твоему приемному отцу.

— К господину Цецеи?

— Да.

Школяр удивленно взглянул на священника. Видимо, удивился и слуга.

Священник улыбнулся.

— Мы пришли на день раньше. Не понимаешь? Это же только квартирмейстеры. Они едут впереди и ставят лагерь, разбивают шатры, чтобы к приходу турецкой рати в Мохач ей был готов и ужин и кров.

— Что ж, тогда поедем к господину Цецеи! — весело сказал Гергей.

Они спешились у речки и как следует вымылись. Юноша нарвал букет полевых цветов.

— Для кого это, Герге?

— Для моей жены, — улыбнулся юноша.

— Для жены?

— А это мы так называем маленькую Эву Цецеи. Ведь она будет моей женой. Мы с ней выросли вместе, потом ее отец усыновил меня. И когда бы я ни приехал к ним, они всегда говорят: «Поцелуй Эву».

— Надеюсь, ты делал это охотно?

— Еще бы! Ведь личико у нее как белая гвоздика.

— Но из этого еще не следует, что ты должен считать ее своей женой.

— Отец Балинт сказал, что Эву предназначили мне в жены. Так Цецеи и в завещании распорядился, и за дочкой он отдаст мне деревню в приданое.

— Стало быть, старый священник выдал тебе тайну.

— Нет. Он только предупредил, чтобы я был достоин своего счастья.

— А ты будешь счастлив с этой девушкой?

Юноша улыбнулся.

— Вы, учитель, как посмотрите на нее, так больше и не станете спрашивать, буду ли я счастлив с ней.

Конь Гергея загарцевал и ринулся вперед.

— Она такая девушка, такая… — сказал юноша, осадив коня, — ну, совсем как белая кошечка!

Священник, усмехнувшись, пожал плечами.

Они въехали в лесную чащу. Пришлось спешиться. Гергей пошел впереди. Он знал, что за чащобой укрывается деревушка.

Только они съехали вниз, в долину, как из домиков выбежали несколько женщин.

— Герге! Ну да, Герге приехал! — радостно восклицали они.

Гергей махал шапкой, кланяясь налево и направо.

— Добрый день, тетя Юци! Добрый день, тетя Панни!

— А господ-то нет дома! — крикнула одна из женщин.

Гергей понурился, осадил коня.

— Что вы сказали, тетушка?

— Нет их. Уехали.

— Куда же?

— В Буду.

Гергей обомлел.

— Все уехали?

Глупая детская мечта! Он надеялся, что ему ответят: «Нет, барышня осталась дома». А ведь можно было знать заранее, что скажут совсем другое.

— Конечно, все. И даже священник наш уехал с ними.

— А когда?

— После дня святого Дердя.

— Но в доме-то есть кто-нибудь?

— Турок.

Гергей, расстроенный, обернулся к священнику.

— Они уехали в Буду. Монах Дердь уже давно подарил им свой дом в Буде… Но я не понимаю, как они мне-то ничего не сказали: ведь я был здесь на масленице.

— Так где же мы пообедаем?

— Турок здесь.

— Какой турок?

— Цецеевский турок: Тулипан. Он у них здесь ведает всем… Но вот мы и у кладбища. Дозвольте мне зайти на минутку.

За домом виднелось кладбище, окруженное кустами сирени. Оно занимало не больше места, чем сама усадьба. Кругом одни лишь деревянные кресты, да и то сколоченные кое-как из не очищенных от коры веток. Имени нет ни на одном.

Юноша поручил коня слуге, а сам торопливо пошел на кладбище. Остановился у покосившегося деревянного креста, положил на могилу полевые цветы и преклонил колени.

Священник тоже сошел с коня, опустился на колени рядом с мальчиком и, подняв глаза к небу, начал громко молиться:

— Владыка живых и мертвых, воззри на нас с высот небес, упокой в селениях праведных душу доброй матери, чей тленный прах лежит здесь, пошли счастье сироте, преклонившему колени у ее могилы. Аминь!

Он прижал к себе мальчика и поцеловал.

Барский дом стоял почти напротив кладбища. Полная, румяная женщина уже распахнула ворота и, глядя на приезжих, приветливо улыбалась им.

— Добрый день, тетушка Тулипан! — сказал ей Гергей. — А где же ваш муж?

Ведь открывать ворота входило в обязанности Тулипана.

— Он пьян, — ответила женщина, стыдясь и досадуя.

— Правда пьян?

— Он вечно пьян. Куда ни спрячь ключ от погреба, все равно найдет. Нынче положила под валек — и там нашел.

— А вы бы, тетушка Тулипан, не прятали ключ. Пил бы он вволю — так столько бы не пил.

— Какое там! Ведь он пьет без удержу. Пьет и пьет, а работать не хочет, проклятый!

И в самом деле, на циновке под тутовым деревом сидел смуглый человек в крестьянской одежде. Около него стоял зеленый обливной кувшин с вином. Пьянчуга не допился еще до того, чтобы у него можно было отнять кувшин. Угощал он вином и сынишку — шестилетнего босоногого мальчика, такого же черноглазого, как и отец. Только у Тулипана глаза всегда словно улыбались каким-то тайным проказам.

Это был тот самый турок, которого Цецеи помиловал, услышав, что он умеет играть в шахматы. Впоследствии, правда, выяснилось, что играть с Тулипаном нет смысла, но для работы по дому он пригодился. Особенно хорошо умел он стряпать, ибо отец его служил поваром у какого-то паши. Женщинам турок полюбился за то, что научил их готовить плов, береки [15] и варить шербет. Они частенько шутили и дурачились с ним. А Цецеи турок полюбился за то, что вырезал ему деревянную руку, да еще такую, у которой были и пальцы. Натяни на нее перчатку — и никто не скажет, что рука деревянная. Приладив эту руку, старик прежде всего попытался стрелять из лука. Он велел притащить с чердака огромный лук, и ему удалось деревянной рукой натянуть тетиву. Тогда он назначил турка своим слугой.