Северный богатырь. Живой мертвец (Романы) - Зарин Андрей Ефимович (книга бесплатный формат txt) 📗
Матусовы оглянулись.
— Вот так фортеция! Здорово!
— Теперь наша возьмет! — раздались голоса.
На ста баркасах плыла подмога — вторая партия охотников из десяти полков, под командой Голицына. Он стоял впереди и махал шпагой.
— Теперь будет им жара! — засмеялся Савелов.
Фатеев наскоро перевязал раненую голову и снова стал в ряды.
Баркасы подчалили. Солдаты с криками бежали к крепости, сыпавшей теперь ядрами и картечью. С высокими стенами, вооруженными пушками, с массой солдат, она казалась неприступной, и, в сравнении с ее громадой, люди, копошившиеся внизу, казались карликами.
— Вперед! — закричал майор Карпов своим преображенцам.
Они рванулись и затем остановились. Их любимый начальник взмахнул руками и упал навзничь, пронизанный картечью.
— Бросьте меня! Вперед! — крикнул он, поднимаясь на руках.
— Вперед! — закричал сержант.
Солдаты бросились. Один из них подхватил майора и на сильных плечах бегом донес его до баркасов.
— Побереги командира! — сказал он дежурному, кладя майора на землю, а сам побежал назад, где бой дошел до безумного ожесточения.
Как тигры в клетке, метались русские у подножия стены. Лестницы были коротки даже для бреши.
— Семушка! — закричал Степан Матусов.
— Степушка! — отозвался Семен.
— Бежим к воротам! Взломаем их!
— К воротам, к воротам! — раздались голоса.
Часть охотников столпилась у ворот, тяжелых, обитых железом, и били в них, кто чем: бревнами, каменьями и в ярости эфесами тесаков. А на них сыпались кирпичи, бревна, ядра и картечь, вырывая жертву за жертвой.
С другой стороны солдаты на коротких лестницах старались добраться до гребня стен и лезли друг на друга по плечам, но брошенное бревно сразу валило всю вереницу людей, и они поднимались, избитые, окровавленные, но лишь с тем, чтобы лезть на те же стены.
Это была героическая осада!
Князь Голицын, измученный, остервенелый, в бессилии опустился на землю и отирал пот с лица.
Кругом раздавались крики и стоны, даже не заглушаемые ревом орудий, и все, окутанное пороховым дымом, казалось кровавым кошмаром. Яков с головой, разбитой кирпичом, с окровавленным лицом остановился подле Голицына, не подозревая в нем главного начальника.
— Что? Утомился? — ласково спросил его Голицын.
— Ничего! — ответил с досадой Яков. — А только злость!
— На что?
— Да как же! Известно, все одурели, — горячо заговорил Яков, — а начальство может, да не видит. Я кричу, а меня кто послушает!
— В чем дело-то? — спросил уже хмурясь Голицын.
— Да в том, что лестницы коротки, — ответил Яков, — а коли их связать по две, так в самый раз подойдут. Да где! — и он махнул в отчаянии рукой, — и эти-то поломают!
Голицына словно подбросило. Он вскочил на ноги и обнял Якова.
— Озолочу тебя! Эй, вы! Труби отбой! Бей отбой! — закричал он барабанщику и трубачу и побежал к осаждающим.
Раздались звуки труб и барабанов. Солдаты с недоумением и досадой опускали оружие.
Яков стоял и смеялся, сознавая, что его поняли и оценили.
И вдруг по всем рядам пронесся радостный возглас, и все засуетились.
Шведы в недоумении примолкли.
— Отчего они вдруг отступили? — спросил изумленный комендант.
— Теперь не отступят, — мрачно ответил стоявший подле него бомбардир. — Возьмут нас!
— Но зачем они остановились?
— Они вяжут лестницы! — испуганно объявил офицер, подбегая к коменданту. — Теперь достанут!
— Надо сдаться! — сказал старший офицер.
— Мы защищались девять часов, — нахмурился комендант, — будем защищаться еще двадцать девять! Пли!
Раздался залп, а следом за ним громче залпа раздался воодушевленный крик русских!
— Впору! Как есть! Полезай! Виват!
Связанные по две и по три лестницы достигали теперь до бреши и даже до гребней стен.
— Лезь!
Солдаты полезли. Шведы бросились защищать стены. Бой превратился в ад.
Голицын торопил вязать лестницы, командовал над бьющими ворота, ободрял уставших.
Вдруг к нему протиснулся царский денщик.
— Государь приказал отступать, — сказал он, — чего даром людей терять!
— Государь? — закричал Голицын, заглушая крики и грохот. — Скажи государю, что мы теперь не его, а Божьи! Эй! — крикнул он еще громче, — бегите к баркасам, обрубите причалы и оттолкните лодки. Отступления не будет!
Денщик захохотал в нервном волнении.
— Пусти меня в бой! — сказал он.
— Иди! Ребята, вот еще лестница! Лезьте! Еще немного! Ну, ну! Виват!
XIV
Взятие Нотебурга
Тринадцать часов длился невероятный по ярости бой. Гладкие, высокие стены, на гребне которых десятки пушек сыплют картечь и ядра, тысячи осажденных бросают кирпичи, камни, льют горячую смолу, и осаждающие, которые поодиночке влезают наверх стены и бьются врукопашную.
Яков три раза был на стене и три раза его сбрасывали вниз, но каждый раз он успевал сползать почти без царапины и с новой яростью лез наверх.
Матусовы колотили в ворота огромным бревном, и гул их ударов заглушал иногда выстрелы. Их лица были исцарапаны, но они дружно и яростно уже четыре часа делали свое дело, сменяя третье бревно.
К ним на подмогу подходили то одни, то другие. Сам Голицын несколько раз подходил к ним и говорил:
— Молодцы, господа сержанты! С вашей силой всякие ворота расколются.
— Рады стараться! — отвечали Матусовы и снова поощряли друг друга: — Бей, Семушка! Навались, Степушка! Раз, два!
А на них бросали кирпичи, камни и суковатые поленья.
— Ой! — вдруг вскрикнул Степан и, выпустив бревно, пошатнулся.
Семен бросил бревно и охватил брата своими могучими руками.
— Степушка, что с тобою?
— Ой, убили! — простонал Степан и грузно повис на руках брата.
Семен стал белее савана. Он напряг всю силу, поднял брата и чуть не бегом отнес его к берегу реки, где и положил на сырой песок. Опытный в бою, он тотчас расстегнул брату мундир, снял шапку и стал осматривать его. Вся грудь и плечо Степана представляли черную, как сажа, поверхность. Плечо вздулось, и правая рука висела бессильно.
Семен вспомнил, что, перед тем, как крикнул его брат, на них с глухим шумом упал огромный камень.
— Степушка, очнись! — заговорил он, дрожа от волнения. — Погоди, я воды дам! — и он, зачерпнув каской воды, брызнул на лицо брата.
Степан открыл глаза, и слабая улыбка двинула его губы.
— Скажи слово, Степушка, — нагнувшись к нему, прошептал Семен.
— У-ми-ра-ю. По-це-луй, — чуть двигая губами, ответил Степан.
— Не хочу! — вдруг закричал Семен, вздрогнув и поняв весь ужас слов брата. — И я с тобою! Отчего тебе умирать? Камень? Камень — пустяки! Помнишь, как я под коня попал, голову разбил и ничего. А ты — камень! Я не буду жить без тебя! Степушка, — умоляюще проговорил он, — подержись! Я увезу тебя, там лекарь, он вылечит. Степушка! — и он встряхнул брата, увидев его опять неподвижного, с закрытыми глазами.
Степан вдруг поднялся на локоте, кровь хлынула у него изо рта, он захрипел и откинулся навзничь.
Семен нагнулся над ним и застыл с широко открытыми от ужаса глазами. Он ничего не понимал, ничего не слышал. Его вдруг охватила немая тишина мертвого покоя.
А пушки грохотали, нанося смерть и увечья, гремел таран, за который взялись другие солдаты, раздавались крики, стоны, и остервенелые солдаты лезли на стены, падали и снова лезли.
Голицын чувствовал, как падают силы осаждающих, и, боясь отступления, велел от берега отгонять прибиваемые течением баркасы.
— Мы в Божьих руках, — говорил он, — или возьмем фортецию, или умрем. Назад дороги нам нет! Не на чем!
И оробевшие на миг воины снова бросились под стены.
Уже надвигался вечер.
— Государь, — сказал Меншиков царю, — нужна помога, пусти меня!
Царь нервно передернул плечами.
— Сколько молодцов гибнет! Надо было зимы ждать!
— Зимы? — воскликнул Шереметев. — До зимы мы всю Неву пройдем! Статочно ли из-за такой фортеции до зимы стоять!
