Происхождение боли (СИ) - Февралева Ольга Валерьевна (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Но не эта сумятица заставила Беренику выбежать из квартиры через три минуты после вхождения, а вечером спрашивать Эжена: «Как вы можете там жить!? Со всех сторон себя видать ((Она имела в виду знаменитую гостиную Эжена — комнатку маленькую, но фантастическую, поскольку в ней все стены были выложены зеркалами — где позволяла обстановка, монолитными, но вокруг креплений полок, будто бы висящих в пустоте, — мозаичными. Каменная ниша — миниатюрный грот в интерьере — словно взламывала зеркальную гладь, вздымалась из неё, как атолл, а в глубине её таинственно светлел другой слой, отражающий чёрный резной буфет, щедро инкрустированный перламутром и нещадно обклеенный зеркальными осколками. В ветхую потресканную плоть буфета было вбито молотком несколько нарядных пуговиц и одна канцелярская кнопка, а хранились в нём чайник, до крышки заросший плесенью, кофемолка (Эжен иногда варил кофе в умывальном ковше), сахарница, солонка, перечница, мыльница, чернильница, гостевая пепельница, маслёнка, табакерка и фарфоровая статуэтка крестьянки, оседлавшей вислоухого осла))!.. Оно ничего, когда в гримёрке ((Береника работала в театре помощницей костюмера, парикмахера и визажиста)), но в дому ((не только молодые мужчины, но и девушки из провинции наводняли столицу, мечтая о выгодных местах. Береника стала одной из них, но говорила она по-прежнему как у себя в деревне)) — это прям беспутно как-то… И дров я там нигде не нашла. Вы уж завтра сами ходите, похозяйничайте…».
На следующий день, рано-рано утром, притащив от водовоза два ведра для умывания и питья, Эжен навестил свою берлогу, спалил в камине всё, что ему не понравилось, поправил занавески, постель, но ночевать вернулся в максову обжитую квартирку.
Глава XVIII. В которой лорд и леди Байрон встречаются после развода и по ту сторону реальности
Хрупкая молодая дама в сиреневом платье вышла в гостиную загородного дома, смерила посетителей строгим взглядом, чопорно поджала детские губы, указала на кресла и села сама.
— Итак, кто вы и что вам угодно?
— Я — граф Максим де Трай, а это мой друг Эмиль Блонде ((Эмиль во время всего визита не открывал рта, поскольку знал цену своего английского)). Так уж случилось, миледи, что особняк, в котором вы прожили последнее время вашего замужества, сейчас официально принадлежит мне. Но я купил его не для того, чтоб как-либо использовать. Мне хотелось, чтоб никто не смел переступать порог этой обители…
— Лондонские власти не позволяют вам его разрушить? — спросила дама с разыгранным сочувствием, не отнимая пальца от губ.
— Подобной мысли мне не приходило…
— Жаль.
— Я намерен продать этот дом.
— И нашёлся покупатель?
— Лорд Келсо предлагает устраивающую меня сумму.
— Поздравляю. Вам нужно, чтоб я подписала какие-то документы?
— Нет, миледи, с документами нет проблем, но я не решаюсь распорядиться домом без вашего личного разрешения, равно как и без разрешения вашего мужа.
На лице дамы начерталось недовольство; её пальцы переметнулись с губ на ухо.
— Я могу оповестить его светлость письмом, но, боюсь, ответ придёт не раньше февраля. В лучшем случае.
— И вы не знаете способа связаться с ним быстрее?
— Увы.
Макс сосредоточился в минутной паузе.
— Миледи доводилось слышать о спиритуальной телепортации?
— Я обычно не внимаю подобному вздору.
— Но если бы я вдруг попытался…
— Вызвать сюда дух этого невозможного человека?
— Или отправить к нему ваш. Вы согласились бы на свидание с ним?
— Простите, сударь, но это смешнейшая чепуха… Как бы вы сделали это?
— Всё, что мне понадобится, — это ваша добрая воля и последнее письмо, полученное вами от супруга.
— Мне принести письмо сюда, или мы вместе перейдём в мой кабинет?
— Давайте перейдём. Мне кажется, там вы лучше можете сосредоточиться.
Скептичная леди хмыкнула и повела заламаншских чудаков наверх, ворча:
— Вам должно быть стыдно именоваться соотечественниками Декарта и Лавуазье.
— Я и впрямь не могу думать об этих господах без стыда, — передёргивал Макс.
В кабинете он попросил Эмиля зашторить окна, зажечь свечи на столе.
— Садитесь, миледи. Положите перед собой письмо. Так. А теперь послушайте, пожалуйста, меня очень внимательно. На этом листе нарисована дверь. Найдите её и войдите.
— Тут нет рисунков. Тут только буквы.
— Да, но одна из букв — и есть ваша дверь. Ищите. Ищите.
Посланницу клонило в письмо, в вихревое кружево чёрных черт и извивов, в их живой лабиринт; эти мгновения были тяжко маятны для неё: чья-то коварная сила лишала её разума, чей-то голос требовал: «Ищите дверь». Наконец-то — нашлось. Это была неестественно вытянутая вверх арка строчной n. Зачарованная сделала движение, похожее не шаг, схватилась обеими руками за косяки, зажмурилась, замерла, преодолевая головокружение.
Она стояла у входа в тёмный зал с высоким потолком, со спадающими до гладкого каменного пола окнами, в которые смотрела ночь. В скудном свете за на редкость широким столом, притулившимся к самому окну, покрытым сугробами бумаги, сидел человек и смотрел на улицу, подставив руки под подбородок. Он был едва заметен в этой лакированной пещере и вроде выглядел безобидным, но дама, заметив его, впала в панику, словно наткнувшись на дремлющего ядовитого паука. Она опрометью бросилась назад, пересекла ещё один зал, но все другие двери были заперты. Несчастная застучала в последнюю обманувшую створку с рыдающим криком: «Спасите! Выпустите!».
— Эй! Кто ещё здесь? — отозвался ей из-за спины гулкий мужской голос.
Она обернулась — он стоял там, в проёме.
— Не подходите ко мне! Дайте мне уйти! Я не желаю вас видеть!
— Тогда зачем вы явились?
— Это вовсе не я, а мой дух! Я вам мерещусь! Я снюсь вам спьяну!
— Лучше бы вы спьяну подожгли палату лордов.
— Не я пьяна, а вы! Откройте двери!
— Да куда вы пойдёте в такой час?
— С вами я не останусь!
— Я буду в той комнате, а вы в этой.
Едва силуэт исчез, околдованная леди подбежала к порогу, помедлила у него, потом вошла в зал. Немилый собеседник снова сидел за столом.
— О! — сказал он, — Я было принял вас за одного из миллиона увивающихся за мной суккубов, но теперь вижу, как луну: это настоящая вы, Анна.
— Анна!? Вы никогда не называли меня Анной!
— Вашему духу никакое другое имя не идёт.
— Знайте: я здесь поневоле. Меня подвергли какой-то метафизической процедуре. Может быть, я просто сплю, и вы мне снитесь… Я хочу проснуться!
Ударила что было сил ладонями по столу.
— Успокойтесь, — тёмный собеседник налил и подал ей фарфоровую пиалу, — Поздоровайтесь с духами воды и земли.
— Ъм, — глотнула и саркастически — Какими ещё чудесами вы меня порадуете?
— Вот, — чиркнул спичкой, — Это дух огня, — и бросил её на стол. По белыми и исписанным листам побежала, оставляя чёрный след, синяя и розовая позёмка, потом скомканная бумага ярко вспыхнула, сквозь страницы раскрытой книги проросла золотая листва, и стол стал подобен жертвеннику. Чернила закипели в склянке, источая густой дым. Гусиные перья стали фениксовыми — увы, без возрождения.
— Что вы делаете!? — закричала, отскакивая, Анна, — Ах! Это точно вы!.. Хотя причёска у вас точь-в-точь как у вашего мистера Х…
— Он был тут недавно, а когда мы встречаемся, я прямо так в него и превращаюсь, будто дантов тать — в змею.
— Хорошее сравнение… Где мы? Какой это город?
— Пицца.
— Что?! Пиза, наверное!.. Вы хоть на каком-нибудь языке можете говорить правильно!?
— Самый родной мне язык уже мёртв.
Пламя угасло. На пол слетал серый пух в меркнущих искрах.
— Другого ответа я от вас и не ждала. Позвольте мне сесть.
— Хотите, чтоб я уступил вам мой стул?
— Если тут нет другого — да.
Поджигатель неохотно поднялся, отступил в тень. Анна заняла освободившееся место, а он тем временем из далёкого угла волок второй стул, ножки которого, скользя по полу, нервораздирающе взвизгивали. Анна захлопнула уши ладонями.
