Алексей Михайлович - Сахаров Андрей Николаевич (бесплатные полные книги TXT) 📗
Стрельцы жили по своим домам, со своими семьями, занимаясь кто торговлею, кто хозяйством.
Князь объехал полковников и наказывал им беречься
Ему теперь и самому начало казаться, что в воздухе чем-то пахнет.
То и дело по дороге ему встречались недовольные лица, и толпа не оказывала ему того почтения, какое обыкновенно оказывало всякому боярину, а тем более временно правящему городом.
Несколько раз до него донеслись злобные возгласы.
«Да, что— то есть,-думал он, внимательно вглядываясь в толпу, — прав мой Терентий: больно уж прижимают этих людишек…»
XIV ГРОЗА
Наступило ясное, светлое утро рокового 25 июля. Огромная толпа народа стояла на Красной площади, и Мирон, стоя на какой-то бочке, кричал во все горло:
— Довольно, православные! Натерпелись! Теперь наш черед.
Толпа отвечала ему нестройным гудением. В это время два пристава с малыми отрядами стрельцов врезались в толпу с криками:
— Эй вы, государевы ослушники! Расходитесь подобру-поздорову, а не то я вас батогами!
Толпа молча сдвинулась вокруг них и зарокотала:
— Довольно! Не фордыбачь! Не то разложим да самому всыплем!
— Чего, братцы, смотреть на него, толстопузого? Бей! — раздался чей-то визгливый голос в толпе.
И не успел пристав оглянуться, как сильные руки взметнули его наверх, и он, ошалевший от страха, как мяч стал перебрасываться с рук на руки над головами под дикий рев тысячи глоток:
— Вот так! Важно! Вот как мы его, брюхана! Гуляй, Душа, не хочу! —И последние руки с силою швырнули его на землю. Пристав лежал некоторое время неподвижно, а потом вскочил и опрометью бросился бежать, позабыв все свое степенство.
А толпа тем временем с глухим ревом разделывалась со стрельцами. Мирону нечего уже было делать. Он слез с бочки. В толпе раздавались голоса:
— По боярам! По боярам!
— На Куракина, на Матюшкина!
— К царю, в Коломенское! Будем ему челом бить! — И толпа волною хлынула по площадям и улицам.
То же самое происходило и на Козьем болоте, и в Охотном ряду. Толпа, двинувшаяся с Козьего болота, разбила ближнее кружало и перепилась даровою водкой, потом с нестройным гиком двинулась по берегу Москвы-реки, направляясь к Кремлю. В Охотном ряду все единодушно порешили идти на Коломенское и густою толпою пошли к заставе. Стон стоял в воздухе. Встречавшиеся по дороге бояре, дьяки, приказные и стрельцы подвергались глумлению.
— Ужо вам, наши обидчики!
— Будет! Похозяйничали!
— А ну, братцы, как это они батогами лущили нас? — и толпа била их, заушала и бросала на улице полумертвыми.
— Эй, жги, жги, говори, говори! — визжал Неустрой, вертясь перед отдельной ватагой.
— Не все ненастье, выглянет и солнышко! И на нашей улице праздник! Братцы, не разбить ли нам еще кабака?
— Го-го-го! — заревела ватага. — Хорошо умыслил!
— Идем на Балчуг!
— На Балчуг! На Балчуг!
— Стой! — ревела толпа в ином месте. — Никак боярские хоромы?
— И то!
— Ломись в ворота, ребята!
— Эй, холопишки, отворяй ворота! — И толпа стала ломать крепкие дубовые ворота.
Князь Куракин, князь Теряев, дворянские и боярские дети, приказные и воеводы, все смутились и растерялись, хотя и были подготовлены к волнению.
Князь Теряев оправился одним из первых и стал распоряжаться:
— Ты, Никитин, — обратился он к дворянскому сыну, — садись на коня и, коня не жалея, гони в Коломенское. Пусть царь бережется, а Милославский хоронится. А вы, Чуксанов, Дмитриев, Сергеев, по стрелецким полкам спешите, чтобы все они сюда шли, а городские ворота везде запереть.
Дворянские и боярские дети поскакали по назначению, а Теряев тронул коня и поехал к толпе. Ему встречались то тут, то там кучи народа, и он уговаривал их:
— Православные, чего шумите? Царь узнает, осердится, прикажет искать ослушников и наказывать! Никого не пощадит. Расходитесь лучше с миром, каждый по своему делу!
В толпе узнавали Теряева и отвечали ему:
— Уходи, князь! Не твое тут дело. Теперича мы всему голова!
Уже несколько боярских домов было разбито, а от царевых кабаков не осталось памяти. Пух из выпущенных перин, словно снег, летал по воздуху; народ опьянел и с диким криком носился по улицам, а густая толпа волною шла на Коломенское, чтобы жаловаться царю на своих притеснителей. Ворота не успели закрыть вовремя. Стрельцы собирались неохотно, боясь за себя, и восстание разрасталось и охватывало всех, кто не стоял у правления.
Царь вернулся с охоты и весело разговаривал со своими приближенными, сидя на кресле в своем саду.
Князь Терентий Теряев стоял в задних рядах, не желая выдвигаться вперед, и думал свои мрачные думы. Царский тесть, Милославский, и старый Морозов стояли подле царя. Петр Теряев стоял неподалеку и отвечал царю:
— Вестимо, государь, противу твоих соколов нигде в мире других не найдется!
— Я тоже так мыслю, — ответил царь, — а теперь вот мне от Строгановых соколов везут. Так, сказывают, таких больших и сильных не видано. — И лицо его сияло тихой радостью.
Известно, что царь Алексей Михайлович очень любил соколиную охоту, тратил на нее все свои досуги и огромные деньги. Соколы доставлялись ему со всего света. Для них были отведены просторные помещения. К ним были приставлены особые люди, и нередко эти люди отвечали головой за пропавшего сокола. Государь заботился о них больше, чем о своих подданных, и каждое утро царский сокольничий подавал ему отчет о состоянии здоровья его любимых соколов.
В момент перерыва разговора боярин Ртищев ввернул свое слово.
— Государь батюшка, — сказал он, кланяясь, — дозволь твою душу потешить! Здесь у нас, в Коломенском, силач оказался. Дозволь его с Антропкою свести!
Царь засмеялся. Глаза его вспыхнули оживлением.
— Хорошо удумал, боярин! — сказал он ласково. — Веди их обоих сюда. Потешимся!
Боярин поклонился и торопливо пошел из сада. Он вернулся через несколько минут, ведя с собою запыленного, усталого на вид юношу. Царь с изумлением посмотрел на него.
— Это и есть твой боец? — спросил он насмешливо.
— Нет, — тихо ответил Ртищев, — из Москвы.
А юноша упал перед царем на колени и громко заговорил:
— Я, государь батюшка, твой холопишко, дворянский сын Никитин. А послали меня к тебе князья Теряев и Куракин из Москвы.
— Али что случилось? — тревожно спросил царь.
— Случилось, государь! — ответил Никитин. — Людишки замутилися; голытьба поднялась. Шумят на Москве — половина двинулась к тебе в Коломенское. Я обогнал их в пути. Князь Теряев наказывал тебе беречься, а князю Милославскому припрятаться.
Словно грянул гром с ясного неба, так поразила всех весть, раздавшаяся внезапно среди общего веселья. Бояре побледнели и понурились. Князь Милославский стал белее полотна, а лицо государя приняло скорбное, страдающее выражение.
— Вот они, слуги мои верные, — тихо произнес он, — второй раз меня с моим народом ссорят!
Он опустил голову. Потом поднял ее и сказал:
— Князь Хованский! — Красивый мужчина лет сорока вышел из толпы и преклонил колени. — Поезжай не мешкая. Успокой, спроси, чего надобно? Скажи — мы рассудим, чтобы всем хорошо было, и сейчас сами на Москву будем!
Князь поклонился и пошел из сада. Из толпы выдвинулся молодой Петр и упал царю в ноги.
— Государь батюшка, — произнес он, — дозволь мне вместе с Хованским ехать! Там мой полк стоит!
Царь ласково кивнул ему головой.
— Добро! — сказал он. — Поезжай!
Князь Петр стукнул лбом и побежал догонять Хованского.
Его сердце трепетно билось и замирало. Княжна Куракина оставалась в Москве, и он трепетал, думая об опасности, которой она подвергалась; а Никитин все время стоял на коленях, пока царь не обратил на него внимания.
— Встань, добрый молодец, — сказал он ему ласково, — спасибо тебе на послуге. Хоть и не радостную весть мне принес. Жалую тебя к руке! Поди к нам в покои, отдохни и подкрепись!
