Война за океан - Задорнов Николай Павлович (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Он стал повторять свои похвалы сибирякам. Гончаров и сам намеревался пожить в Иркутске. На мгновение Муравьев задумался. Какая-то тень пробежала по его лицу.
– Сведений нет о Камчатке, – вдруг сказал он. – Что в Якутске говорят по этому поводу?
Говорили там разное, всего не перескажешь, да Гончаров и не намеревался передавать чужие разговоры. Генерал, казалось, позабыл про собственный вопрос.
В три часа в столовой собралось большое общество. Гончаров представлен был Екатерине Николаевне.
С этого дня он стал получать массу приглашений в дома иркутян, и знакомство его с жизнью местного общества пошло полным ходом. И чуть ли не ежедневно генерал желал видеть его в своем доме, опять рассказывал, был откровенен, делился планами, советовался.
Гончаров замечал, что генералу от него чего-то надо. «Что же? Может быть, просто ларчик открывался. Опять, значит, нельзя, чтобы я в Петербург явился прежде, чем там узнают из рук генерала, что произошло на Камчатке, и не поверят в его объяснения. Сколько раз уверял его, что я не историк! Нет, видно, он сильное подозрение питает к литераторам!»
Гончаров понемногу присматривался к Иркутску, к самому Муравьеву и его деятельности. Он всюду побывал. Но и тут было то же самое чиновничье общество, что везде в России, начиная от Петербурга.
Бывал он у ссыльных и у купцов. Город в самом деле богат, своеобразен. В самом деле: нет крепостного состояния, и вот уже тип русского человека переменился. Родились новые качества. Да и как может быть иначе, когда город в центре огромной, еще не тронутой страны, в которой все богатства лежат на поверхности.
Пришлось услышать, что Муравьев покрывает верных ему людей, хлопочет за одного взяточника, что сам травит некоторых ссыльных, и без того жестоко оскорбленных. Он ненавидит, например, Петрашевского. Напротив, других, у которых влиятельные родственники в Петербурге, ставит в привилегированное положение. Что тут верно, что навет – трудно разобраться.
Нет, Сибирь далеко еще не обетованная земля, какой желал представить ее Николай Николаевич. Вот Муравьев говорит, что Амур – прямой путь из Старого Света в Новый. Нет, до Нового Света еще далеко! Сначала надо, чтобы новый свет появился в России. Пока что Сибирь – казарма, а не страна свободы. Муравьев мечтает о демократии, а сам, говорят, способен на обдуманную расправу.
«Да, более того, несбыточные планы свойственны и Муравьеву. Хотя… Бог знает! Неужели он все осуществит, что хочет? Честь ему и хвала в таком случае. А я поеду все же в Россию, мне пора. Довольно я попутешествовал!»
Иногда противоречивые мысли теснились в голове Ивана Александровича, прежде чем в ней отстаивалось свое собственное, твердое мнение. Но часто мнение его складывалось быстро, даже сразу, что считал он свойством натур чувствительных. Нет слов, Николай Николаевич замечательная личность, но и он не может прыгнуть выше головы, и в его поступках сквозит барская натура. Он груб, деспотичен, тиранит неугодных, безжалостен. Край его покрыт не цветущими селениями свободных людей, а тюрьмами, рудниками, где трудятся каторжные, поселениями ссыльных, и все это в полной власти мелких и крупных чиновников. В их власти совершать любое насилие над кем угодно. А свободное население и смелое, и удалое, да тоже во власти чиновников.
Нет, тут все посложней, чем в той семье военных моряков, к которой он привык за два года.
Но еще в тысячу раз хуже будет здесь, если уйдет Муравьев. Сядет на его место другой, и застонет опять Сибирь. Но уж не ради нужного дела, как при Муравьеве, а ради чиновничьих выгод.
Существовало мнение, что России не нужны реформы, не нужно самоуправление, а необходимо иметь два десятка хороших губернаторов, и все было бы как нельзя лучше, страна бы процветала. Вот перед глазами был человек редкой энергии, ума.
«Сибирь не видала крепостного права, – писал Иван Александрович, возвратившись поздно вечером из гостей, где опять наслышался всякой всячины, – но вкусила чиновничьего, чуть не горшего ига. Сибирская летопись изобилует… ужасами, начиная со знаменитого Гагарина и кончая… не знаю кем».
Глава шестнадцатая
СЛАВНЫЕ ВЕСТИ
Однажды сумрачным утром, когда мороз на улице был так силен, что давал чувствовать себя во дворце – в коридоре видно дыхание, – Муравьев вышел читать только что прибывшую почту, более не ожидая для себя ничего хорошего.
Дела под Севастополем – из рук вон, про Сибирь забывают, все внимание направлено на Крым, и это естественно. Глохнет интерес к Амуру в такую годину, это заметно по последним письмам Корсакова.
В конечном счете от исхода там могло зависеть все здесь. В случае проигрыша нами войны англичане могли вставить в мирный трактат условие, по которому обязаны будем убрать все с Амура, открыть им плавание по этой реке и не распространять влияния на берегах океана.
В предвидении возможных неуспехов в Петербурге рукой махнут на все. Давно уж нет писем от великого князя.
Письмо от Корсакова. Генерал приободрился и быстро вскрыл его. Взгляд вырвал фразу с первой страницы: «Вы, вероятно, уже имеете из первых рук известие о блестящей победе на Камчатке…»
– Что такое? – воскликнул генерал, холодея, как от ужаса. Подумал, не снится ли ему, не описался ли Миша. Как могли в Петербурге узнать, когда он сам ничего не знает! – Безносиков! – приказал он адъютанту. – Подайте сюда газеты «Таймс» и «Монитер».
Теперь присылали газеты без всяких вырезок. Министр внутренних дел и третье отделение удовлетворили гневное ходатайство Муравьева.
– Ах, вот что!
В «Таймсе» статья: «Известие о сражении на Камчатке».
Губернатор быстро пробежал ее. Он развернул «Монитер», «Фигаро». Всюду те же новости. Как по команде, заговорила европейская печать. Французы писали откровенней: «Эскадра потерпела в Петропавловске фиаско и ушла», «Потрясающее известие!» и т. д. Муравьев развернул другие номера. Попалось еще одно-два сообщения. И вдруг в «Таймсе»: «Прения в палате общин о причинах поражения на Камчатке».
«Поражения!» – подумал Муравьев. Оказывается, эскадра уже пришла в Сан-Франциско, сведения получены по новому американскому телеграфу и с английским пароходом через Атлантический океан. В Англии возмущены, что эскадра пошла на Камчатку, не имея достаточно сил.
«Если бы они знали! Ведь у них было никак не меньше двух тысяч моряков, три фрегата и два брига с пароходом! А у нас «Аврора» и гарнизон – не более тысячи!»
Запросы в парламенте: почему было упущено время, как могли позволить русским укрепиться? Требуют подробностей, расследования, наказания виновников. Вот еще статья… О! Буря в парламенте! В некоторых газетах о Петропавловске писали больше, чем о Крыме. Чувствовалось, что англичане оскорблены.
«Вовремя я запросил награды для Завойко!» – подумал Муравьев и сказал с патриотическим пафосом адъютанту:
– Англичане на Камчатке пощечину получили!
В американской газете карикатура: «Союзная эскадра после сражения с русскими слишком долго исправляется». Статья «Позорное поражение англичан!». Но оказывается, потери наших ужасны…
Корсаков пишет: «Государь в восторге и благодарит вас, Николай Николаевич».
Но что значит «ужасные потери» русских?
Муравьев прекрасно понимал, что промах союзников, которым воспользовался Завойко, англичане постараются исправить, не жалея сил и средств. А европейцы умеют исправлять свои ошибки, силы у них есть. У англичан есть суда и целые эскадры на Тихом океане, в Гонконге и в Шанхае у них станции, Сингапур близок. Теперь, когда они оскорблены, соберут десятки кораблей. В Китае старые морские волки. Англичане, конечно, все приведут в движение, лишь бы смыть с себя пятно. Они очень щекотливы, когда речь заходит о чести флота. Были случаи, что за оплошность адмиралов своих расстреливали на палубе. А что мы можем сделать для подкрепления Камчатки? Камчатка второй раз не устоит!
Но… Был и другой план! Теперь он вспомнил уверения, что на устье Амура мы неуязвимы и флот и селения там в безопасности. Пусть враг только сунется туда, в каких бы силах он ни явился, пусть бьет по тайге и по мелям из своих пушек. Там все будет подкреплено внутренним путем по Амуру! И это при сочувствии китайцев. Но сначала надо спасти героев Петропавловска и наши суда. Вывести эскадру весной при первой возможности и отправить к устью Амура!
