Война за океан - Задорнов Николай Павлович (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Страшное время закончилось. Многие ждали смерти Николая. Но надо ухо держать востро. Теперь могут всплыть личности еще более ужасные, чем те, что служили Николаю, начнут играть в либерализм, а потянут руку к шее русского мужика.
– Он умер, может быть, потому, что мы разбиты, и он понял, что сам виновник позора России, – говорил Муравьев в ночной тишине Екатерине Николаевне. – Война долго не продлится.
Теперь можно было действовать смелей. Кстати, и не считать себя связанным обещанием, данным Николаю, что на Камчатке будет главный порт.
– Жаль, конечно, государя как человека! Он был милостив ко мне, но надо сознаться, что вовремя… – Муравьев вздохнул.
Снова гремят колокольцы на замерзшей Ангаре. Мчится московская почта. Вот уже газеты и бумаги на столе. Меншиков более не главнокомандующий. Врангель назначен управляющим морским министерством! Александр привлекает либеральных деятелей, отстраненных в прошлое царствование.
«Врангель – ставленник определенной партии… Завойко теперь может обнаглеть. Но кто за спиной Врангеля?»
В эти дни Николай Николаевич дал согласие своей Катеньке, что весной возьмет ее на Амур с собой. Екатерина Николаевна сможет исполнить свое слово, данное Екатерине Ивановне, вместе с мужем побывать на устье Амура.
А Гончаров на перекладных ехал по Сибири, держа путь в Петербург. Всюду знали, что он едет из Японии, и встречали так, словно он сам ее открыл.
Под скрип саней думалось, что Муравьев все же осуществляет один из великих замыслов нашего времени, но беда его в том, что он не может многое исполнить, пока общество не готово и пока русский человек не выработался. Поэтому недостаточно энергии одного человека, хотя бы и такой, как у Муравьева. И все же он, может, самый способный из всех деятелей современной России, но время таково, что и ему честным быть нельзя. И он хитрит и всего боится, противоречит самому себе.
Гончаров полагал, что в «очерках» надо лишь упомянуть о его деятельности, но заниматься Муравьевым и Путятиным – дело историка-летописца. Современный романист живет временем и его идеями, а не личностями, от которых зависит.
Он увлечен вымышленными образами, без которых невозможно объяснить обществу многое. Да как и писать о Муравьеве и его деле, когда и оно секретно вполовину? Муравьев зависит от Петербурга, от личностей, а все там наверху плотно затянуто. Кто его враги? Кто друзья? Какая там борьба, у верхнего конца вожжей?
Право, лучше про Обломова!
Гончаров все больше погружался в свой замысел. И у китайцев есть обломовщина, и у англичан, это свойственно человеку вообще. Опять думал, что обломовщина с особой силой проявилась в России, с ее необъятными просторами, где помещики самовластны, где надо разбить, уничтожить крепостное право, пробудить общество.
В Сибири нет крепостного состояния, и вот уж тип русского человека меняется, он бойчей, самостоятельней, грамотней. В этом Муравьев прав.
Много достоинств знал Гончаров за русским. Но как человек страстный, он не желал стеснять себя. Надо было ударить в самую сердцевину. А если стеснишь себя – книги не будет.
Тут и Штольц кстати! Пусть крепостники наши возмутятся, им без немцев и варягов жить нельзя.
Думал он и о том, что эпопея «Паллады» окончилась печально. И жаль судна.
«Обломов» потому еще нужен, что у нас в одном месте люди трудятся за многих, надрывая себя, а в другом мертвеют от лени. Память «Паллады», память погибших в Хади, память героев Амура побуждали его писать. И вспомнил он сквозь дрему, как море скрывалось за горами.
Думал и думал, пробуждаясь, видя полосатые столбы и кокарды… и снега чистейшие…
Все, все чиновничье! Россия пока страна чиновников, а Сибирь еще более. Герои – чиновники, хоть и редки. Тираны – чиновники. И просто чиновники. Народ стонет от чиновников.
Глава семнадцатая
СКАЗ О СТАРЫХ ТОВАРИЩАХ
Любимый мой моряк Невельской, который теперь на устье Амура, он всякий раз бывает у меня, когда едет в Россию. [122]
В осенний шторм в Охотском море уголь кончился, и шхуна шла под парусами. Ее сильно отнесло к югу. День и ночь матросы откачивали воду из трюма. Течь усиливалась. Воин Андреевич Римский-Корсаков решил переменить курс. Все вздохнули облегченно, когда он объявил, что идут не в Аян, а в Петровское и станут в заливе Счастья на зимовку.
– Но как же почта? – спросил доктор Вейрих.
– Почта ходит у Геннадия Ивановича на оленях в Аян. Так и пойдут рапорты. Время зимнее, дороги в эту пору в Сибири хороши. Мы не смеем рисковать судном и вряд ли сможем дойти благополучно с такой неисправностью.
Петровское зимовье еще в прошлом году понравилось Воину Андреевичу, после того как прошел он весь лиман. Написал тогда восторженное письмо домой. Впервые за время двухлетнего плавания почувствовал Воин в Петровском дыхание родины. Стояла осень, холодало, а в зимовье все было в образцовом порядке, уютно и опрятно на тот особенный лад, как бывает у коренных заботливых северян, когда готовятся они к зиме, которую любят и ждут. Даже некоторую зависть испытывал Римский, считая, что вот где люди живут и трудятся по-настоящему, им никому не стыдно будет потом в глаза взглянуть. Дело делалось нужное.
Вторично он побывал в Петровском нынче и заходил не раз. Уходя в Аян, съезжал на берег проститься с Геннадием Ивановичем. Зимовье уже наполовину опустело, все, что можно было, из него отправили в Николаевск. Туда же уйдет Невельской с семьей. Воину жаль было и Геннадия, и его жену. Но прожили они такую жизнь, которую самому хотелось бы повторить, поэтому Воин охотно шел в Петровское, которое казалось ему привлекательным и сейчас. Бараки для зимовки людей там отличные. Если брошены, то можно вытопить их и быстро привести в надлежащий порядок. Рядом в лесах – охота, на заливе – зверье морское и рыба.
Такому небольшому судну, как шхуна, зимовать в закрытом заливе Счастья очень удобно.
Геннадий Иванович – старый товарищ, с ним вместе отрадно зимовать, а ведь Николаевск будет рядом. Екатерина Ивановна – дама приятная. Из-за нее одной можно пренебречь приказами губернатора и идти туда на зимовку.
Едва решение идти в Петровское было принято, как наутро море стало стихать, погода переменилась, и вскоре завиднелись хребты в сплошном снегу, как сугробы.
– Видно, нынче снега глубоки! – говорили матросы.
Судно подошло к косе. Тут уже зима, снег покрыл все пески, на заливе ледок. Пришли позже, чем в прошлом году. В прилив тонкий лед сломало, шхуна вошла в залив, бросила якорь. Трубы на бараках дымились. Римский съехал на берег. Его встретил боцман Козлов. Оказалось, что помещения исправно топятся, в них зимует небольшая команда из местных казаков и матросов.
Вошли в барак. Красавица Алена, угощавшая прошлой осенью Воина такими вкусными лепешками на зверином сале, поклонилась и пригласила к столу.
Боцман рассказал, что служит тут бессменно с пятидесятого года, пришел на «Байкале» из Кронштадта.
– Пятую зиму зимую!
Начался отлив, и лед вынесло в море.
Воин Андреевич послал на собаках казака с письмом в Николаевск и решил до получения ответа от Невельского команду на берег не свозить и вообще ничего не предпринимать без Геннадия Ивановича. Ночью ударил сильный мороз, и залив снова покрылся льдом.
Воин знал, что место тут суровое, жизнь трудна, придется самим добывать свежую пищу. Это не страшило его, а, напротив, казалось привлекательным. Хотелось испытать силы и сравнить себя с теми, кто жил тут так долго. Отбросить прочь сибаритство, к которому привык, плавая с комфортом между портами иностранных колоний, где тебе предоставляется за деньги все, что желаешь, где тебе подают карету, посланную местным начальством, и сипай ждет с травяным зонтом.
122
«Любимый мой моряк Невельской…» – Цитируется письмо И. И. Пущина к Ф. Ф. Матюшкину от 25 января 1852 г. из Ялуторовска.