Звезды смотрят вниз - Кронин Арчибальд Джозеф (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
— Мерзкая погода, — заметил он вежливо. — Не подвезти ли вас?
Дэвид вместо ответа отрицательно покачал головой, а Нэджент сказал:
— Нет, благодарю. Мы ждём Ральстона…
Беббингтон усмехнулся с некоторой холодностью и высокомерием, слегка кивнув, сошёл по ступеням и торопливо сел в автомобиль. Шофёр укутал ему колени меховой полостью и вскочил на переднее сиденье. Машина, жужжа, скрылась в тумане.
— А любопытный автомобиль у Беббингтона, — сказал Дэвид каким-то странным тоном, словно размышляя вслух. — Это «Минерва», не правда ли? Интересно, откуда собственно он у него?
Гарри искоса посмотрел на Дэвида. Глаза его под нависшими лобными буграми приняли слегка насмешливое выражение.
— Может быть, он получил его за государственные заслуги?
— Нет, серьёзно, Гарри, — настаивал Дэвид, не улыбнувшись. — Беббингтон вечно ноет, что у него нет никаких собственных средств. И вдруг у него появился автомобиль и шофёр.
— Стоит ли об этом говорить серьёзно? — Гарри скривил губы необычной для него циничной усмешкой. — Если уж непременно хотите знать, наш приятель Беббингтон недавно вступил в Правление общества «Объединённые копи». Ну, ну, не хмурьтесь так грозно! Таких прецедентов было уже немало. Всё произошло в полном порядке, и ни вы, ни я, ни один человек не посмеет сказать ни слова.
— «Объединённые копи»! — Невольная горечь звучала в голосе Дэвида. Он посмотрел на Нэджента с внезапным возмущением. Пассивность, с которой Гарри отнёсся к этому факту, ещё усилила тревогу и недовольство Дэвида. В последнее время Нэджент стал как-то уставать, в манере его сквозило болезненное утомление, даже походка стала медленнее. То, что его не провели в кабинет министров, он принял с почти покорным равнодушием. Без сомнения, здоровье Нэджента сильно пошатнулось, и вся прежняя жизненная энергия, казалось, ушла из него. Только потому Дэвид не счёл нужным продолжать этот разговор. Когда вышел Ральстон, они заговорили о собрании Лиги демократического контроля, на котором все трое обещали сегодня быть, и зашагали в тумане по направлению к улице Виктории.
На душе у Дэвида было невесело. Сессия, начавшаяся с таким подъёмом, проходила до странности вяло, до странности похоже на все предыдущие. Часто за эти недели мысли Дэвида обращались к Слискэйлю, к рабочим, которым он обещал добиться справедливости. Он взял на себя обязательство. И вся партия в целом взяла на себя обязательство. Именно это принесло им победу на выборах. Значит, обязательство надо выполнить, хотя бы для этого понадобилось апеллировать ко всей стране. Положение в Слискэйле было так ужасно — город задавлен нищетой, среди рабочих назревало скрытое озлобление против строя, допускавшего такие бедствия, — и Дэвид всё более и более ощущал настоящую необходимость действовать. Он держал связь с рабочими, с Геддоном, Оглем и местными организациями. Он был обо всём осведомлён. Знал, что кризис не воображаемый, что он существует во всей своей мрачной реальности. Положение было отчаянное.
Перед лицом этого кризиса Дэвид сосредоточил все надежды на новом законопроекте об угольных копях. Он видел в нём единственное решение вопроса, единственное разумное оправдание политики их партии и спасение для рабочих. Время от времени он справлялся о законопроекте, который ещё разрабатывался в министерской комиссии, при участии специальной комиссии, выделенной Союзом горнорабочих. Но ни Дэвид, ни Нэджент в эту комиссию не входили и поэтому были очень мало осведомлены о положении дела. Внутрипартийное руководство усвоило себе политику строгой официальности, и к членам комиссии было не подступиться. Невозможно было узнать хоть что-нибудь о форме и содержании подготовляемого законодательства. Но как бы там ни было, а он подготовлялся, это было несомненно. Декабрь приближался, и Дэвид уговаривал себя, что его предчувствия нелепы, что они попросту отзвук его нетерпения. Он ждал с все растущим упованием.
Совершенно неожиданно 11 декабря билль был внесён в парламент. Одобренный министром торговли, поддержанный министром горной промышленности, он был официально внесён впервые в Палату общин. В этот день Палата была далеко не в полном составе и важность момента не ощущалась. Всё прошло очень обыкновенно, даже с какой-то поспешностью. Формулирован билль был коротко, в самых общих и уклончивых выражениях: не более десяти строк, быстро прочитанных вслух. Все, от начала до конца, продолжалось десять минут. Дэвид слушал с все возраставшим ужасом. Он не вполне понимал, что происходит. В билле не было указаний на сферу его действий. Но даже по этому первоначальному проекту можно было судить о её ограниченности. Поспешно встав, Дэвид вышел в кулуары и, обратившись к нескольким членам комиссии, стал настойчиво просить копию билля. Он даже к Беббингтону подошёл, так как ему хотелось достать копию. И в тот же вечер полный текст билля оказался у него в руках. Только тогда оценил он все значение нового закона. Его волнение было неописуемо. Он был не только ошеломлён, он был в ужасе.
Случилось так, что в этот день, 11 декабря, Нэджент был вызван в Эджели, и Дэвид провёл вечер в одиночестве, изучая копию билля. Он всё ещё не верил собственным глазам. Это было что-то невероятное, убийственнее, — это был сокрушительный удар.
Он сидел над биллем до поздней ночи, размышляя, пытаясь наметить себе план действий. В нём зрело твёрдое решение. Он видел всё, что можно сделать, что сделать нужно.
На другой день он пришёл пораньше на заседание парламентской фракции Рабочей партии. Заседание было немноголюдно, людей собралось вдвое меньше обычного. У Дэвида сердце упало, когда он увидел это жалкое сборище. Правда, в последнее время министры вообще неаккуратно посещали заседания, но сегодня это имело особое значение, тем более, что отсутствовал и министр горной промышленности. В комитете находились только Дэджен, Беббингтон, Нэджент, Ральстон, Чалмерс и ещё человек двадцать членов партийного комитета. Настроение было вялое, как после сытного завтрака, — Чалмерс даже расстегнул две нижние пуговицы жилета, а Клегхорн, полузакрыв осоловелые глаза, собирался сладко вздремнуть.
Председательствовал Джим Дэджен. Он просмотрел бумаги в папке, обвёл стол своими совиными глазами и быстро прочёл:
«На эту неделю в Палате утверждена следующая программа занятий: совещание по вопросу о безработице, прения по жилищному вопросу и вторичное чтение законопроекта об угольных копях…»
Дэвид вскочил с места.
— Господин председатель, — воскликнул он, — разрешите спросить, считает ли фракция, что этот законопроект отвечает программе Рабочей партии?
— Слушайте, слушайте! — загремело несколько человек из левого крыла комитета.
Дэджен вовсе не казался смущённым. Он благодушно осмотрел Дэвида с головы до ног.
— А у вас есть основания полагать, что билль не выражает мнения партии?
Дэвид старался сохранить спокойствие, но в его тоне невольно прорвался едкий сарказм:
— Мне представляется, что этот билль в его нынешней форме слегка не соответствует тому, чего мы ожидали. Нас вторично выбрали в парламент с наказом добиться национализации. Мы обязались в манифесте, подписанном партией, облегчить тяжёлое положение рабочих угольного района и коренным образом реорганизовать промышленность на началах государственности. Как же мы предполагаем это сделать? Я не знаю, все ли члены нашей фракции ознакомились с полным текстом законопроекта. И смею вас уверить, что он нарушает все данные нами обещания.
Наступила тишина. Дэджен в раздумье потирал подбородок, поглядывая на Дэвида из-под больших роговых очков.
— Вы забываете одно: что мы в правительстве, но не у власти. Мы вынуждены изворачиваться, как умеем. Кабинет должен идти на компромисс.
— Компромисс! Это не компромисс. Это чистейшая трусость. Трудно было бы сочинить законопроект, более выгодный для капиталистов. Это законопроект целиком для шахтовладельцев. В нём сохранена система квот, выброшены все предложения об обязательном минимуме заработной платы. Эта билль консерваторов, и каждый член парламента скоро это поймёт.
