Библиотека мировой литературы для детей, том 36 - Джованьоли Рафаэлло (е книги txt) 📗
Шагая через трупы, она приблизилась к тому месту, где лежал, утопая в крови, Арторикс. Лицо его было бледное и холодное, время от времени он медленно поднимал веки, уже отягощенные сном смерти.
Мирца упала перед ним на колени и, покрывая его лицо поцелуями, шептала прерывающимся голосом:
— О… ты жив, любимый мой, обожаемый Арторикс!.. Мне, может быть, удастся спасти тебя… и я согрею тебя своим дыханием… перевяжу твои раны… перенесу в безопасное место…
От прикосновения пылающих губ Мирцы умирающий очнулся и, чуть приоткрыв угасающие глаза, произнес слабым голосом:
— Уже… мы уже встретились? Так… скоро? Значит, мы в элисии, моя дорогая Мирца? Но почему… так холодно… в элисии?..
— Нет, — воскликнула в порыве горячей любви девушка, целуя его, — нет, мы не в элисии… Это я, я, твоя Мирца… Ты жив… будешь жить… потому что я хочу, чтобы ты остался жив… мне нужна твоя жизнь! Правда ведь, ты останешься жить, мой любимый?..
Галл закрыл глаза, как бы боясь, чтобы не исчезло это чудное видение. Но горячие поцелуи девушки заставили его очнуться, и, открыв глаза, на миг загоревшиеся живым огнем, он обнял ослабевшими руками шею Мирцы и прошептал:
— Значит, это правда?.. Я еще жив и мне дарована… перед смертью… невыразимая сладость твоих поцелуев?..
— Да, да, тебе, тебе, мой Арторикс… Но ты не должен умереть… я твоя… твоя… всем сердцем.
— О, я умираю счастливым!.. Гез… внял моим мольбам…
Голос Арторикса становился все глуше и слабее, усилие, которое он сделал над собой, волнение радости окончательно истощили его последние жизненные силы.
— Мирца!.. — воскликнул он, целуя девушку. — Я… умираю…
Девушка своими устами почувствовала, как задрожали его губы, и, услыхав тяжелое и хриплое дыхание, она поняла, что ее любимый угасает, и прошептала:
— Не умирай… подожди меня… умрем вместе и вместе уйдем в элисий!..
Она выхватила из ножен меч, висевший на поясе Арторикса, и, не дрогнув, твердой рукой вонзила его себе в сонную артерию.
— С тобой, — шептала она, крепко обнимая любимого, — я умираю, с тобой войду в обитель блаженных…
— Что… ты сделала? — еле слышно спросил умирающий.
— Я разделяю твою судьбу… любимый мой…
Но она говорила уже с трудом: удар клинка разрезал важнейшую для жизни артерию. Девушка еще теснее прижала юношу к своей груди, и, слив свои уста в поцелуе, они оба испустили дух после короткой агонии.
В эту минуту два гладиатора, осторожно шагая по полю, подошли к тому месту, где лежал Спартак, и, подняв его тело, завернули в широкое шерстяное покрывало темного цвета. Один из них держал ноги, другой поддерживал голову; не без труда вынесли они его с поля сражения. Пройдя свыше двух миль, гладиаторы вышли на дорогу, где их ждала телега, запряженная двумя волами, под присмотром старика крестьянина.
Положив на эту деревенскую телегу тело фракийца, они прикрыли его множеством мешков с зерном, лежавших около телеги, так что тело Спартака было скрыто от глаз.
После этого телега отъехала; солдаты молча шли следом за ней.
Эти солдаты были близнецы Ацилий и Аквилий, сыновья старого Либедия, управителя тускуланской виллы Валерии. Они везли останки погибшего вождя на виллу любившей его женщины, чтобы избавить от поругания, на которое обрекла бы их наглая дерзость победителей.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Спустя две недели после сражения при Брадане война с гладиаторами была окончена. Несколько тысяч гладиаторов, которые уцелели от этой резни, бежали в горы, но, будучи лишены связи между собою, без руководителей и к тому же безостановочно преследуемые, с одной стороны Крассом, с другой — Помпеем, также прибывшим на место военных действий, были в несколько дней уничтожены. В плен попало не более семи тысяч; все они были повешены вдоль Аппиевой дороги, от Капуи до Рима.
Во время погребения римских солдат, погибших при Брадане, победители тщетно пытались найти труп Спартака. Поиски не дали никаких результатов. По этому поводу высказано было немало самых разнообразных и подчас странных предположений, но все они были бесконечно далеки от истины.
Так окончилась эта война, длившаяся почти четыре года, война, в которой гладиаторы доказали своим мужеством, что они — люди, достойные свободы и способные на великие подвиги. Спартак показал в этой войне, что он был одним из самых отважных и достойных славы полководцев, каких только знал мир.
Дело, за которое вели борьбу гладиаторы, было святым и наиболее справедливым из всех когда-либо воодушевлявших до того времени людей. За него пролито было много крови, ее было много пролито и в дальнейшем, немало пролито ее и в наши дни, но борьба за это дело приводила только к кратковременным и ничтожным успехам — и ни разу не увенчалась полной победой.
Пала римская тирания, на смену ей пришли тысячи варварских тираний и мрак средневековья; феодализм и католичество при помощи обмана еще крепче заковали в кандалы угнетенные народы. И лишь постепенно, в результате медленного, но неуклонного движения вперед человеческого разума, непрестанного движения науки стало возможным после столетий кровопролитных битв прийти к французской революции 1793 года, которая восстановила наконец — по крайней мере, в законодательстве — права гражданина и человека и признала хотя бы в принципе, — отвлеченном, но все же неоспоримом и более уже не оспариваемом, — равенство всех людей на земле. Законы, которые регулируют взаимоотношения между государством и гражданами, а также те, которые устанавливают права и обязанности каждого по отношению к другим и к самому себе, нельзя считать совершенными; стоит подумать о тех ужасных переворотах, которые потрясали в последнее время общество, прислушаться к отдаленному смутному гулу, доносящемуся до нас, время от времени смущающему видимое спокойствие мира; эти мрачные раскаты грома — провозвестники грядущих еще более неистовых ураганов.
А теперь закончим нашу повесть и приведем читателей в такое место, где они встретятся с двумя героями нашего повествования, которых — мы льстим себя надеждой — они уже успели полюбить, и поэтому им небезынтересно будет узнать о некоторых событиях в жизни этих действующих лиц.
Прошло три недели после разгрома при Брадане. В то время как Красс и Помпей, затаив ненависть и зависть друг к другу, приближались со своими войсками к Риму, причем каждый из них считал, что только он потушил этот пожар, и требовал себе консульства, прекрасная Валерия сидела на скамеечке в своем конклаве на тускуланской вилле, завернувшись в серую траурную столу.
Дочь Мессалы была очень бледна. Лицо ее хранило следы недавно пережитого глубокого горя. Веки были красны и опухли от слез; по прекрасным плечам рассыпались мягкие, густые, черные, словно вороново крыло, волосы; в глазах и на всем лице лежал отпечаток невыразимой печали, глубокого, разрывающего сердце отчаяния.
Валерия сидела, облокотившись на поставец и уронив чуть склоненную голову на ладонь левой руки, а в правой сжимала папирус. Черные глаза ее были устремлены на погребальную урну, и эту прекрасную женщину в глубоком немом горе можно было уподобить Ниобее.
Казалось, она говорила: «Посмотрите, есть ли на свете горе, которое могло бы сравниться с моим!»
На скамейке около поставца, также в трауре, стояла миловидная светловолосая Постумия; природная красота сочеталась в ней с детским очарованием и грацией. Нежными пальчиками она водила по чеканным фигурам, листьям и узорам, украшавшим погребальную урну. Время от времени девочка вскидывала свои большие черные глаза на опечаленную мать, словно огорченная ее долгим молчанием.
Вдруг Валерия вздрогнула и, поднеся к глазам папирус, который она продолжала держать в правой руке, снова стала перечитывать его.
Вот что было написано в этом письме:
