Великий врачеватель - Воскобойников Валерий Михайлович (версия книг TXT) 📗
Стражник схватил его за руку.
— Что ты тут замышляешь неугодное богу? Твой эмир еще днем сбежал в свой замок, в Амуль. Сейчас мы узнаем, кто ты такой!
— Я в самом деле врач, — растерялся Хусайн.
— Где же твои больные? Кого ты мог лечить здесь этим вечером, если все сбежали. Лучше сознавайся, что тебе надо?
На шум подошел другой стражник, тоже совсем незнакомый. Судя по одежде и вооружению, он был старшим в чине.
— Я читал книги в библиотеке эмира, а сейчас ее запер, — он показал ключи, — и направляюсь к себе домой.
— Нечего с ним разговаривать, — сказал старший. — Не наше это дело, разбираться. Наше дело поймать его, и мы свое дело сделали.
Хусайна отвели в подвал, заперли в сырой пустой комнате с истершейся циновкой на полу.
Пока его вели, он из разговоров понял, что военный начальник Фаик, перессорившись с другими военачальниками, занял Бухару со своими тремя тысячами воинов. Эмир же на всякий случай решил еще до прибытия Фаика укрыться в замке.
В камере было холодно. В углу скреблись мыши.
Только под утро он заснул.
Утром его выпустил сам начальник стражи дворца. Начальник был тот же, что и всегда. И Хусайна он знал в лицо. Только стражников у начальника сейчас не было. Воины Фаика подчинялись своему старшему.
— Он? — спросил старший.
— Он, — сказал бывший командир стражи. — Хусайн ибн-Абдаллах, личный врач. Он всегда читает до наступления ночи.
Двор пересекал верхом на красивом коне какой-то важный толстый военный начальник. Он остановился и поманил всех: и Хусайна, и воинов, и бывшего командира стражи к себе.
Командир стражи и воины поклонились, поклонился и Хусайн.
— Это сам Фаик, — успел шепнуть Хусайну бывший командир стражи.
Фаик был стар, толст. Щеки, подбородок, шея — все колыхалось от малейшего движения. Заговорил он неожиданно тонким голосом.
— Так это тебя схватили ночью мои люди? — спросил он Хусайна.
— Его, его, — сказал старший воин.
— Ночью трудно разобраться, врач ты или имеешь дурные намерения. Я приказал строго охранять дворец Мансура, эмира правоверных. Пока он веселится в своем замке, в Амуле, ни одна пылинка не должна упасть с его имущества. Так поступает каждый верный слуга. И так поступаю я. Я служил его отцу и служу ему. Завтра эмир вернется в Бухару и возблагодарит меня за службу.
Бывший начальник стражи продолжал кланяться и кивать в ответ на слова Фаика.
— А ты как следует следи за имуществом, — сказал ему Фаик. — И смотри, сам не укради, не свали позор на моих воинов. Я не враг эмиру, я его преданный слуга, — добавил он, — и пришел защитить эмира от засилья его везира, от самовольничания военачальников.
У ворот Хусайна ждал взволнованный брат Махмуд.
— Отец уже пошел искать верных людей, чтобы попытаться спасти тебя, — сказал Махмуд. — Сейчас он обрадуется.
В Бухаре настали смутные времена.
Один везир сменял другого. Новый везир отправлял старого подальше, в глубь страны. Окончательно перессорились военачальники, и эмир Мансур не успевал мирить их.
Сын бывшего тюркского раба, а потом полководца Себюк-тегина, Махмуд Газневи захватывал один город за другим. Его проповедники-хатибы еще убеждали народ в мечетях, что Махмуд по-прежнему верно служит эмиру правоверных Мансуру. «Меч ислама» — такой дали титул Махмуду. Меч ислама исправно рубил головы неверным. Он, желая завоевать любовь багдадского халифа, грозил истребить всех шиитов. Меч ислама был молод, силен, энергичен. Он мечтал о славе и власти, сам хотел стать главою державы. Пока эти мечты приходилось таить при себе.
Ссорившиеся друг с другом военачальники помирились на короткое время, чтобы общими силами расправиться с Махмудом Газневи. Уж очень самостоятелен он стал. Они вышли в поход, и с ними вышел эмир Мансур. Эмир еще надеялся помирить военачальников с Махмудом. Он колебался, не хотел начинать сражения. Эта нерешительность эмира была подозрительной. Не раз изменял Фаик своему эмиру, своей присяге. Ежедневно хитрили, натравливали первого на второго, второго на третьего, изменяли присяге другие военачальники.
«Как бы он не перешел на сторону Махмуда», — шептались начальники по ночам об эмире Мансуре.
А он хотел просто помирить их, обойтись без сражений.
Три недели назад выходил эмир Мансур во главе войска. А теперь везут на верблюде молодого слепца. Неверными руками трогает слепец мир впереди себя. Одет слепец в одежды эмира Мансура.
Да это же сам бывший эмир! Его низложили и ослепили верные его слуги, Фаик и другие. Уж больно нерешителен был эмир. Всех успокоить хотел бывший эмир.
Посмотрим, как средний брат станет править, надолго ли его хватит.
Скачут ежедневно сотни всадников навстречу рассвету, покидают Бухару.
Странные слухи ходят в разных городах. Уже и до Багдада слухи дошли, и до Хорезма. Рушится огромное государство, которым почти двести лет правили люди из рода Самани. Со всех сторон надвигаются тучи пыли — огромные армии конников идут на Бухару. Если не захватит престол Махмуд Газневи, если он помедлит, захватят столицу другие. Мальчиком был в Бухаре сын Бугра-хана Наср, теперь он уже вырос, стал повелителем тюркских войск. Помнит он сладкий запах садов Мулийана, ночное пение птиц, перезвоны ручьев.
Ходит по двору слепой старший брат, ощупывает каждую вещь дрожащей рукой. Водит его на прогулку слуга. Укрывается во дворце после неудачных сражений с Махмудом Газневи средний брат. Бежали вместе с ним все его военачальники.
Очередной везир сзывает чиновников и требует срочно собрать налоги в казну.
— Народ гол и нищ, с него уже нечего взять, — отвечают чиновники. — Если раньше надел, обрабатываемый парой быков, стоил три тысячи дирхем, то сейчас его можно получить почти задаром. У людей не осталось денег.
— Ничего, возьмите с них то, что оставили они про запас.
— То, что оставили они про запас, мы уже взяли при прежнем везире.
И снова отправляются амили — сборщики податей — на места. Плетью, пытками стараются они вытянуть деньги.
— Если бы я был молод, я бы покинул Бухару немедленно, — говорит Абдаллах Хусайну. — Купцы заворачивают караваны. Не пришел караван из Хорезма, который ежегодно приходит в это время с мехами. Из Египта не пришел караван. Да это и ребенку ясно— кто захочет торговать в наше страшное время.
Взывают хатибы в бухарских мечетях.
— Идет на нас ужасный враг, сын Бугра-хана Наср. Воины его жадны и злы. Не пощадят они ни мужчин, ни женщин! — кричат хатибы. — А сам Наср — неверный мусульманин, и все войско его неверное. Ремесленники и торговцы, беритесь за оружие! Вы погибнете в сражении, но отстоите веру, эмира и дома свои.
Слушают горожане хатибов, переговариваются.
А рядом суфий в черном плаще молится на коврике, беснуется. Он уже закатил глаза и, не помня себя, рвет с груди плащ, рвет волосяную рубашку, хлещет себя плетью, и пена пузырями исходит изо рта суфия. Несет ветер клочья рубашки. Хватают эти клочья горожане, прячут. Суфий — святой человек, и клочья его одежды святы.
А потом, отмолившись, отдышавшись, говорит суфий обычным голосом собравшейся вокруг толпе:
— Какие же они неверные, воины Насра?! Они самые правоверные мусульмане. И сам Наср — правоверный. Они правовернее нашего эмира. Эмир не признал нового халифа в Багдаде, а Наср признает.
— Верно, — шепчутся в толпе горожане.
— Все к оружию, защищайте город, защищайте нашего эмира — оплот веры! — кричат хатибы.
— Хорош оплот веры, — шепчут в толпе суфии. — Столько неверия вокруг наплодил. Шииты спокойно собираются по домам и ведут свои разговоры. Книги, насквозь пропитанные вольными мыслями, продаются и покупаются. Нам нужна сильная власть. Сильная власть укрепит веру.
В понедельник 23 октября 999 года сын Бугра-хана, предводитель тюркских всадников Наср въехал в город. Навстречу ему не вышел ни один вооруженный человек. Наср овладел казной. Казна была скудноватой.
Воины Насра грабили дома.
