Казанова - Кестен Герман (полная версия книги txt) 📗

Во всей округе не было ни литераторов, ни хороших книг, ни настоящего книготорговца, ни литературного общества, никакого общения с научно образованными людьми, и едва ли один обыкновенный читатель газет. Должен ли Казанова в восемнадцать лет жить далеко от культуры, без духовного соперничества?

Глядя на сокрушения Казановы, епископ грустно улыбнулся и обещал все, что может сделать его счастливым.

На другой день во время службы Казанова увидел весь клир и большую часть общины. Люди таращились на его тонкую одежду и выглядели настоящими быками и коровами, женщины были безобразны, мужчины глупы.

Тогда Казанова заявил епископу, что в этом городе он за несколько месяцев определенно умрет от тоски.

«Дайте мне ваше благословение и отпустите меня! Или лучше уедем вместе! Я обещаю, что мы оба найдем наше счастье!» Над этим предложением епископ смеялся целый день.

Потом во искупление греха он сказал Казанове, что отпускает его и, так как у него нет наличных, он дает ему рекомендацию к неаполитанцу Дженнаро Поло, который должен будет отсчитать Казанове шестьдесят дукатов на путевые расходы. Казанова с трудом уговорил епископа принять в дар дюжину серебряных бритв; святые братья оценили их в шестьдесят дукатов.

Пять его спутников выглядели бандитами, и он вел себя, как у него нет денег; в постели не раздевался и рекомендует это всем молодым людям на дорогах южной Италии, классической стране любви к мальчикам.

16 сентября 1743 года (одна из немногих точных дат Казановы, который слишком часто не придерживается абсолютной истины) он приехал в Неаполь. Господин Дженнаро Поло, которому епископ представил Казанову как превосходного молодого поэта, пригласил его в свой дом, так как его сын тоже был поэтом.

Во всех превратностях жизни Казанова выступает дилетантом. Без всяких необходимых средств или талантов он сразу хватался за самое трудное. Быстро удовлетворенный, от так же быстро разочаровывается и мигом отвлекается. Он хотел сделать из своей жизни большой роман и ублажал себя мириадами мелких эпизодов. С бесконечными усилиями он добрался до Мартирано, первой ступени его большой церковной карьеры, и при первом же плохом впечатлении отступил. Неверная цель! Излишние усилия! Какой мрачный поворот для возвращения назад!

Он вскоре понял свой экстравагантный характер экстремиста, который с колоссальными затратами добивается простейшего и так драматизирует обыденное, как будто это чудовищное. Он был авантюристом по складу характера и внутренней склонности, из страха перед привязанностью и из жажды свободы, человек, который не только сделал из авантюризма профессию, но и мчался за любыми приключениями, сам из всего творил приключения, даже там, где для них не было повода.

При всем при том он был, вообще говоря, практическим человеком. Как только он чувствовал безнадежность или неблагоприятность дела, он без долгих приготовлений и без больших жертв все прерывал и с новой энергией решительно устремлялся к новым целям.

Ничто не устрашало его больше, чем перспектива здоровой, нормальной, тихой жизни, и не то чтобы он сомневался в реальности таковой, наоборот, он был слишком в ней убежден. Такой нормальной жизни, которую он представлял себе и которой страшился, в действительности не было вовсе.

Едва появившись в Мартирано и представив себе такую перспективу нормального существования, он убежал в паническом ужасе. Равным образом он содрогался перед постоянной профессией, постоянным домом, перед нормальным браком с детьми и с адресом на земле.

Глава пятая

Секретарь кардинала

В Неаполе началась его удача. Рекомендательное письмо, один сонет и сказки о своих предках привели его из деревенских трактиров и пригородных борделей в дома богачей, в салон герцогини, к великим ученым.

Друг-хозяин Казановы доктор Дженнаро Поло смеялся сердечно, но слишком часто. Казанова изображал нищету Калабрии. Доктор Дженнаро рассыпался в смехе. Его красивый четырнадцатилетний сын Паоло написал оду своей родственнице герцогине де Бовино, которая назавтра должна была надеть покров монахини. Казанова тотчас написал сонет для молодой послушницы. Паоло отнес оду и сонет в печатню. На следующий день оба получили наивысшую похвалу.

Неаполитанец дон Антонио Казанова пришел увидеть поэта Казанову. Джакомо рассказал, что он правнук знаменитого поэта Маркантонио Казановы, умершего в 1528 году в Риме от чумы; неаполитанец заключил своего венецианского «двоюродного брата» в объятия, а доктор Дженнаро так бешено смеялся над этой «сценой узнавания», что его жена боялась самого худшего, так как дядя Дженнаро уже когда-то умер от смеха.

Дон Антонио Казанова пригласил обоих поэтов на ужин, у своего портного заказал для Джакомо элегантный костюм и голубой сюртук с золочеными пуговицами, чтобы представить его герцогине де Бовино, и подарил трость с золотым набалдашником ценой в двадцать золотых унций. Казанова знал точный денежный эквивалент всех подарков, так как рано или поздно относил их в ломбард.

У доктора Дженнаро Казанова познакомился с маркизой Галиани, сестрой аббата Галиани, знаменитого противника Иоганна Иоахима Винкельмана; у герцогини де Бовино — с ярким доном Лелио Караффа, который предложил ему стать воспитателем племянника, десятилетнего герцога де Маддалони.

Казанова верил, что может найти свое счастье в Неаполе, но судьба позвала его в Рим. Он попросил у Караффы рекомендательное письмо и получил два: к кардиналу Аквавива, и к отцу Джорджи.

Чтобы избежать аудиенции у неаполитанской королевы, саксонской принцессы, он ускорил отъезд: ведь она знала, «что моя мать была в Дрездене».

Он уже знал силу предрассудков. Страх осмеяния преследовал его, как и многих других юмористов, которые лучше знают, как смешны могут быть люди.

От одного насмешливого взгляда донны на свой новый костюм Казанова потерял все самообладание и весь вечер просидел, проглотив язык. Этот замечательный проходимец, который всю жизнь в любом обществе чувствовал себя как дома (но нигде дома не был), признается читателям, что в любом обществе ему было не по себе, когда кто-нибудь пристально его разглядывал. Таким неуверенным был человек, построивший всю свою карьеру на наигранной уверенности.

Дон Антонио подарил ему золотые часы, доктор Дженнаро Поло среди непрерывного смеха — шестьдесят дукатов, его сын Паоло — обещание вечной дружбы. У почтовой кареты «их слезы смешались с моими».

В почтовой карете он нашел господина лет сорока-пятидесяти, который на неаполитанском диалекте болтал с двумя красивыми молодыми дамами, отвечавшими ему на римском диалекте. Казанова молчал пять часов подряд.

В Капуе по старому итальянскому обычаю все четверо получили одну комнату с двумя постелями. Неаполитанец объявил, что будет иметь честь спать в одной постели с господином аббатом. Казанова с серьезной миной ответил, что господин может делать все по своему желанию. Дамы засмеялись: Казанова ответил лучше. Он увидел в этом хороший знак. К чему? Так быстро бежали его мысли к единственной цели. Кучер шепнул ему, что адвокат Кастелли едет с женой и невесткой.

В Террачине они получили три постели, жена адвоката, спавшая с сестрой на средней постели, лежала на расстоянии протянутой руки от постели Казановы. Весь день он шутил со всеми и смеялся. Но как только он отважился скользнуть к ним в постель, она встала и легла с мужем. Ревнивый Казанова на следующий день дулся на нее. В Сермонетте, идя к обеду, она взяла его под руку. Адвокат и невестка следовали в отдалении. Казанова и супруга объяснились намеками, он поцеловал ее руку, а когда она засмеялась — ее губы, пьяный от счастья.