Сальватор. Том 1 - Дюма Александр (читать книги без txt) 📗
– Простите, сударь, – извинился привратник, – я вас не сразу узнал.
Сальватор прошел мимо него.
Потом он пересек двор, вошел в полуарочную дверь, поднялся на третий этаж и очутился в приемной, где сидел дежурный.
– Что господин Жакаль? – спросил Сальватор.
– Он вас ждет, – доложил полицейский, распахнув дверь в кабинет г-на Жака ля.
Сальватор вошел и заметил начальника полиции в огромном вольтеровском кресле.
При появлении молодого человека г-н Жакаль поднялся и предупреительно пошел ему навстречу.
– Как видите, я вас ждал, дорогой господин Сальватор, – сказал он.
– Благодарю вас, сударь, – проговорил Сальватор свысока, как обычно, когда он говорил с начальником полиции.
– Не вы ли сами предупредили, что нам предстоит небольшая загородная прогулка? – заметил г-н Жака ль.
– Вы правы, – согласился Сальватор.
– Прикажите заложить коляску, – приказал г-н Жакаль дежурному полицейскому.
Тот вышел.
– Садитесь, дорогой господин Сальватор, – пригласил г-н Жакаль, указывая молодому человеку на стул. – Через пять минут мы сможем отправиться в путь. Я приказал держать лошадей наготове.
Сальватор сел, но не туда, куда указывал г-н Жакаль, а подальше от начальника полиции.
Можно было подумать, что честный молодой человек избегал соприкосновения с полицейской ищейкой.
От внимания г-на Жакаля не укрылось это движение, однако он лишь едва заметно сдвинул брови.
Он вынул из кармана табакерку, поднес к носу табак, потом откинулся в кресле и поднял очки на лоб.
– Знаете ли, о чем я думал, когда вы вошли, господин Сальватор?
– Нет, сударь, я не умею читать чужие мысли, это не входит в мои обязанности.
– Я спрашивал себя, где вы черпаете силы любить ближних?
– В собственной совести, сударь, – отвечал Сальватор. – Я всегда восхищался даже больше, чем Вергилием, стихами карфагенского поэта, сказавшего так, может быть, именно потому, что он был рабом:
Homo sum, et nil humano a me alienum puto 44.
– Да, да, – кивнул г-н Жакаль, – я знаю эти стихи: они принадлежат Теренцию, не правда ли?
Сальватор утвердительно кивнул.
Господин Жакаль продолжал:
– По правде говоря, господин Сальватор, если бы еще не существовало слова «филантроп», пришлось бы его создать ради вас. Пусть самый честный журналист на земле – если только журналист может быть честным – завтра напишет, что вы зашли за мной в полночь и пригласили участвовать в благородном деле – ему никто не поверит! Более того, вас заподозрили бы в том, что вы ищете выгоду в этом начинании. Ваши политические единомышленники не преминут от вас отречься и заявят во всеуслышание, что вы продались бонапартистам; ведь стремиться во что бы то ни стало спасти жизнь господину Сарранти, прибывшему с другого конца света, когда вы его, может быть, видели-то всего раз во время ареста на площади Успения; стремиться доказать любой ценой суду, что он ошибся и осудил невиновного, значило бы доказать, что осужденный – бонапартист, не так ли сказали бы ваши политические единомышленники?
– Спасти невиновного, господин Жакаль, значит доказать, что осужденный – честный человек. Невиновный не принадлежит ни к какой партии, или, вернее, он примыкает к партии Господа.
– Да, да, несомненно, и этого достаточно для меня, потому что я давно и хорошо вас знаю и для меня не секрет, что вы уже давно то, что называется «свободный мыслитель». Да, я знаю, что было бы неуместно даже пытаться поколебать столь глубоко укоренившиеся мнения. Я и не стал бы предпринимать такую попытку. Но вдруг кто-нибудь пожелает это сделать? Вдруг кто-нибудь попытается вас оболгать?
– Напрасный труд, сударь: никто в это не поверит.
– Когда-то я был так же молод, – с легкой грустью заметил г-н Жакаль, – я думал о ближних так же, как и вы. С тех пор я горько в этом раскаялся и воскликнул вслед за Мефистофелем…
Вот вы, дорогой господин Сальватор, привели свою цитату, позвольте и мне привести свою! Итак, вслед за Мефистофелем я повторил: «Поверь одному из наших мыслителей: это великое целое создано лишь для одного Бога; для Него существуют негасимые огни! Нас же Он создал и обрек на тьму…»
– Пусть так! – отвечал Сальватор. – Тогда и я отвечу вам, как доктор Фауст: «Но я так хочу!»
– «Время быстротечно, искусство – вечно!» – закончил г-н Жакаль цитату.
– Что ж поделать! – отозвался Сальватор. – Небо создало меня таким. Одни естественно стремятся к злу, я же, напротив, подчиняясь инстинкту, уступая необоримой силе, иду к добру.
Должен вам сказать, господин Жакаль, что все самые педантичные или самые многословные философы, объединившись, не смогли бы поколебать мою веру.
– Ах, молодость, молодость! – в отчаянии обронил г-н Жакаль и огорченно покачал головой.
Сальватор решил, что пора переменить тему разговора. По его мнению, печальный г-н Жакаль только опошлял печаль.
– Раз уж вы удостоили меня чести и согласились меня принять, господин Жакаль, – сказал он, – позвольте в нескольких словах напомнить вам о цели путешествия, которое третьего дня я предложил вам совершить.
– Слушаю вас, дорогой господин Сальватор, – ответил г-н Жакаль.
Но не успел он договорить, как дежурный отворил дверь и доложил, что карета заложена.
Господин Жакаль встал.
– Поговорим об этом в пути, дорогой господин Сальватор, – сказал он, берясь за шляпу и знаком приглашая молодого человека пройти вперед.
Сальватор поклонился и вышел.
Очутившись во дворе, г-н Жакаль усадил молодого человека в экипаж и, ступив на подножку, спросил:
– Куда мы едем?
– Дорога на Фонтенбло, Кур-де-Франс, – сказал тот.
Господин Жакаль повторил кучеру приказание.
– Через улицу Макон, – прибавил молодой человек.
– Через улицу Макон? – переспросил г-н Жакаль.
– Да, мы заедем ко мне и возьмем попутчика.
– Вот черт! – выругался г-н Жакаль. – Если бы я знал, я приказал бы заложить не двухместный экипаж, а берлину.
– О, не беспокойтесь! Этот попутчик вас не стеснит, – возразил Сальватор.
– Дом номер четыре по улице Макон, – приказал г-н Жакаль.
Карета тронулась с места.
Скоро она остановилась перед домом Сальватора.
Молодой человек вошел, отперев ключом входную дверь.
Едва он подошел к нижней ступеньке винтовой лестницы, как сверху появился свет.
Фрагола появилась со свечой в руке, похожая на звезду, которую видишь из глубины колодца.
– Это ты, Сальватор? – спросила она.
– Да, дорогая.
– Останешься?
– Нет, я вернусь завтра в восемь часов утра.
Фрагола вздохнула.
Сальватор не услышал, а скорее угадал этот вздох.
– Ничего не бойся, – сказал он, – опасности нет никакой.
– Возьми на всякий случай Роланда.
– Я за ним и зашел.
И Сальватор позвал Роланда.
Пес будто только этого и ждал; он скатился по лестнице и вскочил передними лапами хозяину на грудь.
– А как же я? – грустно сказала Фрагола.
– Поди сюда, – позвал Сальватор.
Мы только что сравнили девушку со звездой.
Однако ни одна звезда не могла бы скатиться с небосклона так же стремительно, как Фрагола – по перилам лестницы.
Она оказалась в объятиях молодого человека.
Заглянув в безмятежно улыбающееся лицо Сальватора, она успокоилась.
– До завтра или, вернее, до сегодня, – попрощалась Фрагола.
– До встречи в восемь часов.
– Иди, мой Сальватор, – молвила она. – Храни тебя Бог!
Она провожала молодого человека взглядом до тех пор, пока за ним не захлопнулась входная дверь.
Сальватор снова сел рядом с г-ном Жакалем и крикнул в окно:
– Следуй за нами, Роланд!
Будто догадавшись, куда они направляются, Роланд не только последовал за каретой, но обогнал ее и бросился в направлении заставы Фонтенбло.
44.
«Я человек и считаю, что ничто человеческое мне не чуждо» (латин)