Происхождение боли (СИ) - Февралева Ольга Валерьевна (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
— Ты кто? — ошарашено спросил его рыцарь.
— Человек.
— А зачем такое страхолюдие напялил?
— Чтоб враги боялись.
— Какие враги?
— Злые духи.
— Ты колдун?
— Нет, я воин.
— А от меня тебе что надо?
— Будь моим соратником?
Ротгер посмотрел на вал из начинённых панцирей и крестоносных накидок:
— Почему именно я?
— По просьбе одной дамочки.
Дануше решила, что настал её час, наклонилась над возлюбленным, промолвила: «Я умерла…», но его глаза, раскрывшись широко, остекленели, весь он вдруг обник и обезжизнел.
— Что с ним!?
Жестом опытного лекаря военачальник сунул пальцы под железный ворот тевтонца:
— Сердце смолкло.
— Боже!
— Ничего. Сейчас перезапустим.
Второй укол сработал лучше первого. Разбуженный попытался сам выдернуть иглу — левой рукой: правая была мертвей зажатой в ней секиры, — и простонал: «Я ничего не понимаю! Где мы? Если это Ад, то почему она здесь? Неужели, чтоб спасти меня, окаянного!?».
Дануше: Да! С позволения самой Пречистой Девы!..
Ротгер: О, милосердная Заступница!..
Безымянный: Аминь. Давай-ка, братец, поднимись. (усадил воскресшего, стянул его рану своим поясом через подмышки и с захватом шеи) Оружие сам выбрал?
Ротгер: А что?
Безымянный: Одобряю. Всегда уважал самоубийц. (соорудил для холодной десницы держащую петлю из остатка плаща, раскупорил фляжку с молоком) Глотай.
Ротгер (выпив): Благодарствую.
Безымянный: Сможешь теперь встать и пойти?
Ротгер: Да, кажется… Только куда? И что это вообще за место?
Безымянный: Самый гнусный задворок Валхаллы. Мы тебя проводим в лучший край.
Ротгер (Дануше): Так ты любишь меня?
Дануше: Да! Я хочу, чтоб мы стали супругами. Здесь это невозможно. Ты сначала должен искупить свои грехи, чтоб начать новую жизнь. Там, на земле, мы встретимся и будем вместе навек. Этот человек — вождь всего европейского воинства, твой командир.
Ротгер (без особого доверия, поднимаясь на ноги): Ну, надо же, какая честь… Так, значит, я теперь буду спасать свою душу, воюя, как твоё превосходительство, со злыми духами…
Безымянный: И получая те же смертельный раны, что нанёс другим при жизни.
Ротгер: А несмертельные?
Безымянный: О них и речь молчит.
Ротгер: На вид ты вроде тролля; болтаешь, как схоласт, а руками больше похож на ваятеля, чем на воителя…
Безымянный: Ты о себе бы лучше рассудил.
Ротгер: … А я ничто. Во мне настолько мало мужества, что я бы предпочёл старый заветный ад кромешный с углями, смолой и серой — новым битвам!.. От любви ж одни только мучения… Где мой щит?
Безымянный: Как он расписан?
Ротгер: Сверху шахматное поле, снизу три льва.
Дануше: Его тут нет.
Ротгер: Наверное, сломался…
Безымянный: Есть о чём! Тупой пережиток эллинов и иже с ними! Ничто так не мешает бойцу, даже шлем. Иные народы даже не знают, что это за штука. Две руки — два оружия. Зачем брать крышку от котла или ящика?
С такими разговорами они беспрепятственно дошли до последних дверей — Дануше и забыла о предстоящей схватке. Но за тяжёлыми воротами их ждал не прежний туманный двор, а темнота, в которой под ноги легли шесть рядов чёрных и белых квадратов, а за ними, за красной чертой — три одинаковых гривастых зверя, словно нарисованных и всё-таки живых.
С уст тевтонца сорвалось корпоративное ругательство: «Вот жмудь!». «Твой щит», — дрожа, заметила Дануше. «Прорвёмся», — отрубил безликий.
Вот правый лев выступил на клетчатое поле и обернулся молодым рыцарем, потрясающим секирой.
— Это Збышек! — вскрикнула дама двух сердец.
— Это оборотень, кукла. Сейчас братец Ротгер поколет его на лучины!
— Я не смогу!
— Чего тут мочь-то? Полный разворот с пригибом — и сбоку в рёбра. Обухом в висок, пожалуй, как-то неучтиво.
— Нет!
— Выйди сам, — вмешалась Дануше, — Ты же силён и храбр, а он ранен и напуган!
— Послушай, Ротгер, их там трое. Все твои враги. И я не знаю, кто из них опаснейший, но очень сомневаюсь в том, что парень, всадивший в тебя топор, — это худшее, что было в твоей жизни. Я только раз могу заменить тебя…
— Ты сомневаешься!? Ты знаешь, каково это — пасть в поединке, когда триста с лишним зрителей в голос молятся о твоём поражении, когда в твоём противнике предстаёт целый ненавидящий народ!?
— А за погодой ты тогда не наблюдал? Тебя не учили замечать в бою только чужое оружие?
— Если тебе не жаль увечного, то смилуйся хоть надо мной: не заставляй смотреть, как они оба!..
— Ты, прекрасная дева, вообще отвернись и закрой уши. А ты, агнец в волчьей шкуре, смотри и слушай внимательней, — с этими словами полководец отдал Ротгеру свой меч и взял себе секиру. Перевооружённый, он подошёл к призраку, кивнул ему:
— Что скажешь, вражок?
— Я призываю в свидетели Бога, вельможного князя и всех достославных рыцарей этой земли и говорю тебе, крестоносец, что ты лжешь, как собака, истине и справедливости вопреки, и я вызываю тебя на бой на ристалище, пешего или конного, на копьях, секирах, коротких или длинных мечах!
Дануше и Ротгер трепетали в обнимку, как потерявшиеся дети. Их защитник отвечал:
— Собаки не лгут. А ты на истину бы не облизывался: не сладка. Что, если нашёлся человек, чья любовь сильней твоей — сильней настолько, что ради неё он готов изменить всем обетам, бросить всё, чему прежде служил, ведь вне этой любви для него нет ни закона, ни Бога. И не нужно ему благословения от дядьки и тестя. И не сохнет по нему ни одна темнокосая резвушка. Хочешь встать у него на пути? — поднял топор на левое плечо — Попытайся.
Супостат взмахнул секирой, но человек перед ним вдруг превратился в циркулярную пилу, которая со свистом вошла в его поясницу. Призрак испустил метельный визг и разлетелся крупным снегом. Победитель выпрямился и посмотрел на спутников.
Со своего приступка Ротгер видел не того, кого сравнивал с троллем, а самого себя, исправившего смертоносную ошибку. Его подавленность сменило окрыляющее счастье, дух снова исполнился мощи и смелости. Он вынул исцелённую десницу из петли и переложил в неё меч.
— Всё, милая, — сказал он Дануше, уткнувшейся лицом ему в грудь, — Первый враг развеян, а больше мне никто не страшен.
Но только девушка взглянула, как на шахматное поле вышел второй лев. Он принял облик её самой и начал жаловаться, указывая на Ротгера.
— Они сломали мою лютню — разбили об стену!
Тевтонец вновь смутился.
Тут сама Дануше подбежала к двойнице:
— Хватит врать и притворяться! Хватит стыдиться любви! Ты сама разбила лютню о шлем того из них, кто подошёл ближе. Вспомни, как увидела его лицо, когда он рассматривал вмятину на своей железной шапке, — такое простое, человеческое! Вспомни его первые слова к тебе: «Я не тот, кто убил твою мать».
Привидение вздохнуло, развёло руками; его бледная плоть и голубое платье вскружились исчезающим снежным вихрем.
— С победой, сестра, — сказал полководец, — Но теперь мы ему не заступники.
Они с Дануше вступили на чёрный порог по ту сторону шахматного поля, а последний лев пошёл в наступление. В глазах Ротгера его друзей огородила чёрная решётка. Из-за неё безликий прокричал ему:
— Угадывай скорее, кто это!
Он и угадал, и обеими руками вцепился в меч, зажмурился, а когда открыл глаза, увидел длиннобородого старика в доспехах и орденских знаках.
— Господи! Зигфрид! — всхлипнула Дануше.
— Надо же, — нервно пошутил полководец, — Я знал его куда моложе…
— Нельзя потворствовать своим слабостям, — сурово заговорил призрак, — ибо плоть и дух ваши станут немощны и жестокое это племя со временем так придавит коленом вам грудь, что больше вы уже не восстанете. Отрекитесь от плотских утех и непотребства, укрепите вашу плоть и ваш дух, ибо я вижу в воздухе белые орлиные крылья и когти орла, красные от крови крестоносцев…
