Дикое поле - Веденеев Василий Владимирович (книга бесплатный формат TXT) 📗
На улице темнело, в комнате стало сумрачно. Суматошный, полный неожиданностей день потихоньку угасал.
Конечно, Куприян прав: неизвестная невольница может не знать ни турецкого, ни татарского, ни тем более латинского языка. Но как все-таки заманчиво договориться с ней и из первых уст слышать о том, что предпринимает Белометти. Естественно, существуют иные пути — достаточно извилистые и опасные, — чтобы узнавать о решениях нового султана. Но эта девушка отчего-то никак не шла из головы.
— Попробуй послать ей записку, — посоветовал Куприян. — Или давай я сам попытаюсь с ней переговорить.
— Записку я уже передавал, — бледно улыбнулся Важен. — Она бросила ее в огонь, не читая. А где ты хочешь с ней говорить? В женской бане? Это невозможно, а дом охраняется слугами.
— Может, и родной грамоты не разумеет? — крякнул Куприян. — Вот незадача!
— Гуссейн заранее знал, что произойдет: два дня назад он отправил старшего сына из города, — переменил тему Сухоборец.
Не в его правилах было вертеться в разговоре вокруг одного и того же. Коль скоро не нашел решения, подожди, оно может родиться чуть позже. Так уже не раз бывало, и не стоит жевать словесную жвачку.
— Думаешь, как узнать о решении нового султана через Гуссейна? — тут же подхватил Куприян.
— Я думаю о другом, — признался Бажен. — Поверит Джакомо слову Фасиха или нет?
— Он наверняка хитер и недоверчив, иначе его не послали бы сюда. Но какие подтверждения своему слову даст ему евнух? Не принесет же он фирман султана?
— А вдруг? Если не сам фирман, то его копию. Белометти не повезет в Рим пустые звуки, он должен показать бумаги — без них ему не будет веры.
— Но это петля на шее Фасих-бея!
— Почему петля? — не согласился Важен. — Они могут составить тайный договор, особенно если евнух станет великим визирем.
— Это страшная война, — помрачнел Куприян.
— Да, если султан Ибрагим, валиде Кезем и ее приближенные согласятся на тайный союз с Папой. Фасих-бей будет за этот союз, но станет ли он великим визирем? — Сухоборец помолчал. Мысленно он пытался предугадать, как поведут себя турецкие вельможи, окружающие трон султана. — Сам Ибрагим, валиде Кезем, Гуссейн и другие спят и видят Балканы под своей безраздельной властью. Папа тоже хочет взять их под свою руку. Уступят ли ему османы такой лакомый кусок за обещание ударить по Руси с Запада?
— Папа может предложить им что-то другое.
— Что? — иронично усмехнулся Бажен. — То, что им и так принадлежит? А воевать за интересы Ватикана турки не станут. Фасих тоже не попрет рогом против всей империи: пока ему нужно взобраться по ступенькам трона, он будет обещать, что заключит договор, и даже подпишет его, а потом — разорвет… Ладно, давай отдыхать. Утро вечера мудренее.
Ни он, ни Куприян еще не знали, какие новые неожиданности принесет им грядущий день…
В Константинополь въехали ранним утром. Накануне Тимофей устроил ночевку неподалеку от столицы османов, чтобы изменить внешность своих спутников. Помня о метках на стенах караван-сараев и предупреждении отца Доната, он прикинул, что предателю, если он рядом, не удастся сообщить туркам, как теперь выглядят разыскиваемые ими люди. Пусть продолжают искать янычара, мальчика и гуребов. Под благовидным предлогом он оставил товарищей и купил новую одежду. Ночью, у костра, началось очередное переодевание. Казак превратился в небогатого дерибея — помещика, путешествующего в сопровождении верных слуг, вооруженных на случай встречи с разбойниками. Злату нарядили в женский турецкий костюм и закрыли ей лицо, как положено по обычаю: темный яшмак позволял увидеть только озорные глаза.
К затее Тимофея все отнеслись по-разному: Жозеф скептически хмыкнул, Кондас промолчал, Богумир ее воспринял как должное, а Сарват вдруг заартачился и начал доказывать, что наряд гуреба ему значительно больше подходит. К удивлению Головина, его поддержала Злата, не желавшая расставаться с мужским костюмом. Стоило труда уговорить их согласиться.
Ночь прошла спокойно, от костра никто не отлучался, и Тимофей мысленно похвалил себя за предусмотрительность: здесь негде оставить загадочную метку. На рассвете он тщательно осмотрел стоянку, не нашел ничего подозрительного и повел маленький отряд в столицу султанов.
Увидев раскинувшийся перед ними огромный город с зелеными садами, куполами мечетей и дворцов, крепостными башнями и стенами, все как-то присмирели. Даже француз прикусил язык, подавленный необыкновенным величием древнего Константинополя. Ворота миновали легко. На них просто никто не обратил внимания: все были заняты своим делом, события последних дней владели умами, давая неисчерпаемую тему для разговоров. Кому тут до жалких провинциалов? Из разговоров прохожих Тимофей узнал, что вчера умер султан Мурад и на престол вступил его брат Ибрагим. Но особой печали на лицах он не заметил: Константинополь торговал, спорил, ссорился, мирился, принимал и отправлял корабли. Стучали молотками сапожники, вздували горны кузнецы, возводили стены каменщики, шили одежду портные, стояли у своих чанов красильщики.
Головин сообщил новость своим спутникам и предупредил их на всякий случай, чтобы не вздумали бурно веселиться. Новость все тоже восприняли по-разному. Сарват воинственно подкрутил черные усы и пробормотал:
— Туда ему и дорога.
Богумир злорадно усмехнулся. Кондас равнодушно пожал плечами и спросил:
— Это меняет наши планы?
— Нет, но нужно быть осмотрительнее, — ответил Тимофей.
Злата промолчала, а Жозеф только пренебрежительно отмахнулся. Его больше занимали прохожие на улицах, лавки купцов, дворцы и площади.
Устроив спутников в караван-сарае, казак заторопился на базар. На прощанье он попросил никого не отлучаться до его возвращения.
— Когда нам тебя ждать? — поинтересовался болгарин.
— Вечером. Но может быть, вернусь завтра, — предупредил Головин.
— Ты отправляешься искать нужных людей? — поднял бровь Жозеф. — Возьми меня с собой. Или ты мне не доверяешь?
— Прекрати! — поморщился грек. — Вечно ты суешь нос, куда не следует.
— Я иду узнать, что тут и как, — примирительно улыбнулся казак, хотя слова француза заставили его насторожиться.
Выйдя из караван-сарая, Тимофей покружил по улицам, но вскоре убедился, что самостоятельно отыскать дорогу к базару ему не удастся. Тогда он остановил прохожего, расспросил его и спустя некоторое время очутился у торговых рядов.
Увиденное ошеломило его. Какими бедными и жалкими, маленькими и убогими показались виденные им ранее торжища в Азове или Крыму. Константинопольский базар был огромен, многолик и древен, как и сам город, который словно некогда вырос вокруг шумного торга, давшего ему жизнь и ставшего его сердцем. Он был неотъемлемой частью города, в то же время существовал сам по себе, жил по своим собственным законам, не подвластный ни падишахам, ни времени. Казалось, он был центром всего: города, страны, мира, вселенной! И вел себя соответственно — высокомерно поглядывал вокруг, но принимал всех и вся, кто решился нырнуть в его крикливое, шумное, многолюдное и необъятное чрево. Он глотал и выплевывал людей, товары, деньги, тяжело нагруженные караваны верблюдов и нескончаемые вереницы носильщиков. У Головина возникло ощущение, будто ему предстояло войти в насквозь прогретую солнцем, отдающую болотиной, покрытую вязкой ряской воду и целиком, достав до самого дна, погрузиться в нее. Сейчас толпа раздвинется, пропуская его, а потом равнодушно сомкнётся. Вынырнет ли он из нее вновь?
От обилия разных товаров рябило в глазах. На циновках горками лежали диковинные фрукты, на тонких столбах навесов, защищавших торговцев от палящего солнца, связками висели дорогие уздечки, ласкали глаз яркие шелковые ткани, в лавках оружейников ждали своего часа грозные булатные клинки, сверкали золотой насечкой щиты и шлемы, поражали диковинные седла для верблюдов и вышитые бисером попоны.
Над головами покупателей и продавцов тонкими струйками вился синеватый, ароматный дымок мангалов, далеко вокруг распространяя запах жареного мяса. Большие черно-желтые осы лениво ползали по ярко-красной мякоти разрезанных арбузов, прилипая к застывшим каплям сладкого сока. Янтарно светились спелые дыни, а с ними откровенно соперничали прозрачные гроздья винограда.
