Колесница Гелиоса - Санин Евгений Георгиевич (книги онлайн .txt) 📗
Луций растерянно взглянул на него и, встретив бешеный взгляд царя, покорно спустился со стула, встал на колени, поднял голову.
— Ниц! — требовательней повторил Аттал.
Луций, проклиная в душе сумасбродного царя, весь Пергам, помня только о той цели, ради которой он пришел сюда и о той, что уже брезжила на горизонте, манила белой туникой с сенаторской полосой, консульским званием, миллионами Тита, опустился на пол, прижав запылавшее лицо к мягкому ковру.
— Вот так! — удовлетворенно заметил Аттал и, налюбовавшись распростершимся перед ним римлянином, прошел к бронзовому сосуду с водой для мытья рук, начищенному рабами так, что в нем отражалась вся комната: — А теперь налей-ка мне в кубок вина и не забудь, что у нас принято подавать его царю с поклоном!
Унижение, злоба, стыд — все было забыто Луцием.
Торопливо вскочив на ноги, он бросился в угол и, то и дело оглядываясь на стоящего к нему спиной Аттала, быстрыми движениями стал сколупывать рубин с перстня.
Камень неожиданно выскользнул из его дрожащих пальцев, упал на пол и застыл в мягких ворсинках бесценного персидского ковра, словно крошечная капля крови.
«Ай! — закусил губу Пропорций, досадуя на свою неосторожность, но тут же мысленно махнул рукой на рубин: — Пускай лежит — все равно больше не понадобится!»
Он быстро отвел глаза от камня, самого дорогого в этот миг самоцвета на земле, потому что на него покупались миллионы Тита, сенаторская туника и целая римская провинция «Азия». Еще раз оглянулся на Аттала. И мгновенно, словно перед его рукой пылал огонь, стряхнул весь яд, оставшийся в перстне, в золотой кубок старинной работы и отдернул пальцы.
«Все!..» — с облегчением выдохнул он про себя, не подозревая, что Аттал следит за каждым его движением.
Прищурившись, царь видел, как карикатурно раздувшаяся в выпуклой стенке сосуда фигура римлянина, беспрестанно оглядываясь, колдует над кубком, разбрызгивая, наливает из кувшина вино, а затем, склонившись в низком поклоне, несет его, словно жалкий раб, на подносе через всю комнату.
— Поставь туда! — с трудом подавляя в себе брезгливость, обернулся он к римлянину, кивая на столик с законченной работой.
Потом посмотрел на Луция, на бюст, сравнивая их. Оставшись доволен сходством, приказал:
— И себе тоже налей!
Луций снова бросился в угол. Пока римлянин наливал себе в серебряный кубок вино, Аттал быстро достал из потайного кармана халата флакончик и отхлебнул из него изобретенное им противоядие.
«Сколько же подданных — советников, жрецов, начальников кинжала, на которых испытывалось действие этого универсального снадобья, заплатили своими жизнями за одну единственную — своего базилевса!» — подумал он и, поднимая кубок, обратился к застывшему на полпути к нему римлянину:
— Ну, за окончание работы?
— Да! — поспешно ответил Луций, видя, как Аттал медленными глотками пьет отравленное вино.
Прошла минута, другая. Но ничего не менялось в лице царя. Только мелкая судорога пробежала по скулам.
— Крепкое вино! — наконец сказал он, ставя пустой кубок на столик. — Но вполне терпимое! А ты что не пьешь? — с усмешкой спросил он у Луция. И когда тот, смертельно побледнев, прикоснулся губами к кубку, добавил, отчеканивая каждое слово: — Что так смотришь на меня? Поражен, что я жив? Как видишь, жив. И еще буду долго жить, потому что нет в мире ядов, которые бы подействовали на меня. И такого наследника, как твой Рим, — мне не надо. А с тобой я сделаю вот что…
— Величайший, пощади! — роняя кубок, вскричал Пропорций, бросаясь в ноги Атталу. — Не губи, бессмертный!
— Нет, я не велю убивать тебя и не стану платить той же монетой, хотя у меня достаточно ядов, от которых умирают люди мгновенно или живут в страшных муках целый год! — брезгливо убирая полу халата, которую пытался поцеловать римлянин, продолжал Аттал. — Я отпущу тебя. Да, живым! В Рим… — Он вдруг пошатнулся и ухватился рукой за столик с бюстом. — Чтобы все там знали… что не так уж уязвим Пергам во главе со своим… базилевсом…
Ноги Аттала подкосились, и он упал, увлекая за собой столик с пустым бокалом.
Услышав шум, Луций поднял глаза и вскрикнул от радости, заметив лежащего на полу базилевса.
Пальцы Аттала судорожно цеплялись за ковер. Голова клонилась набок.
«Кончено! — понял Пропорций. — Ай да претор, не обманул!!»
Он стремительно вскочил на ноги, достал из-за пазухи два пергамента, написанных искусным скрибой, подскочил к канделябру, нагрел воск, капая им на ковер. Вернувшись к Атталу, вдавил в воск перстень, не снимая его с безвольного пальца, и приложил сначала к завещанию, а затем — указу, дающему ему право беспрепятственного выхода из дворца и отплытия в Рим из порта Элеи.
Царь следил за каждым движением римлянина остывающим взглядом, не в силах вмешаться.
— Все, бессмертный! — наклонился к нему Пропорций. — Не обессудь, не кланяюсь тебе на прощанье — некогда!
Он, с трудом удерживая себя, чтобы не побежать, ровными шагами вышел из зала. Тщательно притворил за собой дверь.
— Вот указ базилевса! — показал он пергамент охраннику. — Величайший и бессмертный, отпуская меня, приказал передать вам, чтобы его не беспокоили, пока не выйдет сам. Да, и не пускать к нему никого, особенно этого… лекаря!
Почтительно поклонившись указу с царской печатью, а затем римлянину, охранники-фракийцы снова скрестили копья перед дверью и застыли с самым решительным видом, готовые до конца выполнить распоряжение любимого базилевса.
«Охраняйте, охраняйте!» — усмехнулся про себя Луций, поднимая руку в знак прощания, и вдруг съежился, услышав голоса поднимающихся по лестнице людей. Ему показалось, что в разговоре прозвучало его настоящее имя. Да-да, сомнений не было — кто-то внизу удивленно воскликнул:
— Не может быть, чтобы на это пошел один из Пропорциев!
Луций оглянулся на невозмутимых охранников, кинул отчаянный взгляд на лестницу, на ближайшую дверь в коридоре, метнулся к ней.
— Я на минутку… Поглядеть напоследок! — пробормотал он.
Нырнув в какую-то комнату, он закрыл за собой дверь и обессиленно прислонился к ней спиной.
«Все пропало! Я погиб… И когда — с готовым завещанием! Когда Эвдем ждет меня в нескольких десятках шагов от дворца! Как глупо… как глупо…»
Голоса приблизились, и один, на чистом эллинском, мягко сказал:
— Мы к базилевсу!
— Не велено! — с грубым фракийским акцентом ответил охранник.
— Как это?
— Не велено, и все!
— Даже мне?
— Особенно тебе!
— Странно… Ну что ж, Эвбулид, пока базилевс занят делами государственной важности, давай продолжим осмотр дворца. Хочешь посмотреть знаменитый зал с полами Гефестиона?
— Я устал, Аристарх… — возразил, как догадался Пропорций, лекарю тот самый голос, который назвал его имя. — С меня достаточно всех этих скульптур и особенно замусоренной комнаты.
— Но это совсем рядом! — настаивал невидимый римлянину Аристарх, и чья-то рука тронула ручку двери с внешней стороны. — Ты убедишься, что птицы, насекомые, люди, изображенные Гефестионом, словно живые!
Пропорций невольно поглядел под ноги и увидел на полу саранчу, грызущую листья, нарисованную так искусно, что, казалось, махни рукой — и она взлетит; дятла, соловьев, малиновку, клюющую мотылька, детей, бегущих за бабочкой…
— Нет, Аристарх… Не хочу, — возразил вдруг прежний голос, и Луций почувствовал, что у него подкосились ноги от радости. — Я устал… Прости, но после рудника у меня нет сил смотреть на такую роскошь… Уж слишком велика разница, чтобы ее можно было понять умом. Я боюсь, что у меня снова помрачится в голове. Это — как попасть сразу на Олимп после Аида!..
— Пожалуй, ты прав, — отнял пальцы от ручки двери Аристарх и, судя по его шагам, снова прошел к охранникам. — Послушайте, — донесся оттуда его голос, и Луций вновь напрягся. — Может, вы хоть доложите базилевсу, что я пришел к нему?
— Не велено! — рявкнул охранник.
— Чем же он так занят, если не секрет?
