Гонители - Калашников Исай Калистратович (версия книг .txt) 📗
Запаса могло хватить на весь путь. Но ему не раз приходилось отбиваться и убегать от лихих людей. Растерял и коней, и запас пищи. Одежда истрепалась, монгольские гутулы прохудились. Питался Захарий чем придется – где птицу подшибет, где корни пожует, спал вполглаза, вполуха. Порой даже раскаивался, что так бездумно тронулся в дорогу. Судуй, добрая душа и брат его названый, уговаривал: подожди, подыщи попутчиков. Но он не мог ждать. Гибель отца и Фатимы отвратила его душу от людей, чье ремесло война. Воины хвастались, кто и сколько убил врагов, а он видел перед собой отца, падающего на чужую землю с раздробленной головой, Фатиму, уносимую клокочущим потоком, и ему хотелось броситься на хвастунов с кулаками. Еще больше он ненавидел своего бывшего хозяина Махмуда Хорезми, Данишменд-хаджиба и других прислужников, вместе с ними и себя, глупого, пустоголового…
С Судуем простился в ковыльной кыпчакской степи. С неба валил тяжелый мокрый снег. Сырой ветер шевелил гривы коней, полы халатов. Друзья почти не разговаривали. Дороги их жизни расходились, и оба понимали – навсегда.
Судуй попробовал шутить, но шутки не вышло, он огорченно махнул рукой.
– Пусть небо хранит тебя, анда. Пусть у тебя будут дети и много скота.
– Спаси тебя господь, друже. Поклонись от меня отцу, матери. Будь счастлив ты и твои дети.
Захарий тронул коней, поехал, заворотив назад голову. Судуй махнул рукой, и ветер хлестал его по лицу мокрым снегом. Вскоре он стал неразличим за мутно-белой завесью.
«Где сейчас Судуй? Что с ним?» – подумал Захарий, поворачиваясь на бок. Сопела и хрумкала, срывая траву, лошадь, недалеко на белом камне сидел коршун, чистил клювом перья. Хорошо пригревало солнышко, и думы Захария стали тяжелеть, веки смежились. Спал он, кажется, недолго.
Разбудил его какой-то шорох. Открыл глаза и увидел перед собой ноги в старых, с вытертыми в голенищах сапогах. Рванулся, протягивая руку к копью. Его придавили к земле, связали, сняли пояс с ножом и саблей, обшарили седельные сумы и одежду. Однако до мешочка с золотом Фатимы не добрались, и Захарий понял: эти люди не грабители караванов, не удальцы, промышляющие на дорогах. Уж те знают, что и где искать.
Его поставили на ноги. Старик с ловчим соколом на руке подъехал к нему, склонился с седла, спросил по-тюркски:
– Откуда ты и кто такой?
Захарий как будто ничего не понял. Ему надо было оглядеться, уразуметь, что это за люди, что им можно сказать, о чем лучше умолчать. Их было пятеро. По виду все не воины. Старику много лет, а остальным, напротив, мало – отроки. И доспехов нет ни на одном, ни сабли, ни мечей тоже ни у кого нет, только луки со стрелами. Скорей всего охотники. Но почему они его схватили, ни о чем не спросив? Разве добрые люди так делают?
Разглядывая его оружие, они гадали, кто он.
– По лицу урус, – сказал старик. – Но они такую одежду не носят.
– А если он из неведомых врагов?
– Все может быть, – согласился старик. – Поведем его к Котян-хану. Он дознается.
Они привязали Захария к седлу, поехали. Захарий висел головой вниз, видел только мелькающие ноги своего коня и высокую траву. Он надеялся, что путь далек, где-то они остановятся отдыхать, может быть, даже ночевать. Он попросит развязать руки… Дальше будет видно. Судя по всему, старик не раз встречался с русскими. Стало быть, это земля половецкая. До дому рукой подать. Обидно будет, если его опять продадут в рабство.
Однако половцы нигде не останавливались, гнали коней до вечера.
Захарий уловил ноздрями запах дыма, вскоре послышались голоса людей, блеяние овец, ржание коней. Его сняли с седла у шатра из выбеленной солнцем и ветром ткани. Кругом рядами стояли крытые кибитки. Под огромным котлом горел огонь, пахло вареной бараниной. Захарий сглотнул слюну и, подталкиваемый стариком, ступил под полог шатра.
– Соглядатая поймали, хан, – сказал старик, кланяясь пожилому человеку с подковой вислых усов под хрящеватым носом. – По-нашему не говорит. И одежды такой я не видел.
– Одежду при нужде не выбирают, надевают какая есть. – Неожиданно хан спросил Захария по-русски:
– Как попал сюда?
Услышав родную речь, Захарий вздрогнул. Это не укрылось от внимательного глаза Котян-хана.
– Боишься? Разве не знаешь, что моя дочь – жена Мстислава Удатного, князя Галицкого? Говори: зачем ты здесь? Почему у тебя чужое оружие, чужая одежда? Кем послан?
Захарий оторопело молчал. К этому он был не готов. Он так давно не слышал русской речи! Говорил хан не совсем чисто, смягчая многие звуки, но в выборе слов не затруднялся…
– Не понимает! – огорчился старик. – По-нашему спрашивал – молчит.
По-урусутски спрашиваешь – молчит. Хан, он из этих, чужедальних врагов. Я сразу понял.
– Не враг я вам! – сказал по-тюркски Захарий. – Что я вам сделал?
– Ай-вай! – Старик от неожиданности попятился.
Круто изогнутые брови Котян-хана взлетели на лоб, в глазах вспыхнули холодные огоньки.
– Так ты из тех тюрков, которые отдали врагам свою землю, а теперь ведут их на наши?!
– Какой я тюрок! Киянин я, – по-русски заговорил Захарий.
Котян-хан уже не удивлялся, но взгляд его стал еще более жестким.
– Не знаю, кто ты, однако вижу твое непрямодушие. Честному человеку от нас таить нечего! Или ты сейчас же во всем сознаешься, или будешь убит.
– Ну и убивайте! – в отчаянии выкрикнул Захарий, озлобился:
– Почему я тут и почему был там, у вас спросить надо! Не вы ли вместе с князем Рюриком Ростиславичем жгли посады киевские, полонили нас и продавали в чужие земли? Из-за вас горе мое и мытарства мои!
– Ты был в Хорезме? – спросил Котян-хан. – Кто такие Чэпэ и Супутай, знаешь?
– Джэбэ и Субэдэй-багатур? Знаю…
Понемногу Захарий рассказал обо всем, что видел, – о гибели хорезмийских городов, о могуществе монгольского хана и силе, литой цельности его войска. Лицо Котян-хана мрачнело все больше.
– Ты подтвердил самые худые мои опасения, – сказал он. – Поедешь вместе со мной на Русь. Все расскажешь своим князьям.
Он велел возвратить Захарию оружие, пригласил на ужин.
Утром налегке, в сопровождении двух десятков воинов поскакали в Киев.
По дороге то и дело обгоняли кочевые толпы. По степи катились тысячи крытых кибиток, брели неисчислимые стада и табуны.
От Котян-хана Захарий узнал, что тумены Джэбэ и Субэдэй-багатура перевалили через горы Кавказа, напали на аланов. Половецкий хан Юрий Кончакович («сын того Кончака, который помогал Рюрику Ростиславичу захватить Киев и тебя», – с усмешкой вставил хан) пошел на помощь аланам.
Совместными усилиями они остановили врагов. Но монголы прислали к Юрию Кончаковичу послов и сказали; «Вы кочевники, и мы кочевники. Пристойно ли нам драться друг с другом? Идите с миром на свои пастбища, отступитесь от аланов. За это дадим вам много шелков и иных тканей, серебра и золота». И верно, дали. Войско половецкое, разделив добро, разбрелось по своим кочевьям. Монголы разбили аланов и сразу же напали на половцев. Били и гнали разрозненные племена как хотели. Захватили много больше того, что дали прежде. Теперь половцы бегут на запад – кто за Дунай, кто за Днепр.
Он, Котян-хан, повелел подвластным ему людям идти под защиту русских.
– Много зла и досады было вашим землям от наших набегов. Но и сами мы натерпелись немало. Все было. Время вражды никого не осчастливило. Котян-хан нахмурился, вздохнул. – Не все понимают это у нас. Один князь идет на другого – зовет меня. Другой идет на третьего – зовет Юрия Кончаковича или Данилу Кобяковича. Управят свои дела – на нас кинутся…
К Днепру подъехали в потемках, расположились ночевать у перевоза.
Захарию не спалось. По песку он спустился к теплой воде. Вдали, за рекой, светились гроздья огней. Неужели это Киев? На реке поскрипывали уключины, слышались голоса людей, всплескивалась рыба. Взошла луна, и огни на том берегу стали совсем тусклыми, но Днепр заблестел серебром. По серебру от одного к другому берегу наискось бежала трепещущая золотая дорожка.
