Словарь Ламприера - Норфолк Лоуренс (бесплатные версии книг TXT) 📗
Здесь Ле Мара и бригадир со своими грузчиками вышли из фургона. К прежнему грузу добавились еще два ящика, они были больше, чем остальные. Грузчики шатались под их тяжестью. Фургон снова тронулся с места, и Назим последовал за ним; колеса прогремели по набережной Темзы, потом фургон двинулся на запад, к Лондонскому мосту, и проехал на другой берег реки. Затем он вместе с неотступно следовавшим за ним Назимом направился на юг; широкая мостовая сменилась лабиринтом маленьких переулков, который вывел их к Нэрроу-Уолл и лестнице Кингз-Армз. Тут фургон повернул и въехал во двор через широкие двустворчатые ворота. Назим прочел вывеску над воротами: «Фабрика камня Коуда». Небо весь день было свинцово-серым. Теперь в тучах на северной стороне неба появился просвет, сквозь который холодно сияли лучи зимнего солнца.
Из фургона выгрузили два больших ящика и с первого сняли крышку. Назим хорошо видел, как оттуда извлекли молодую девушку. Она не могла идти сама. У нее было что-то не так с ногами. Она казалась удивленной и весьма миловидной; ее длинные черные волосы волной ниспадали до талии. Двое мужчин понесли ее на руках и скрылись со своей ношей за углом большого кирпичного строения, ограждавшего двор с одной стороны. За ним высились сараи. За сараями тянулось еще одно, более низкое и широкое здание, переходившее во второй двор, точно такой же, как и первый. Ле Мара шел следом за теми, что несли девушку.
Второй ящик остался на земле позади фургона. Назим слышал, что в ящике шевелится и стучит что-то живое. Через несколько минут Ле Мара вместе с другими вернулся. Девушки с ними не было. Лицо Ле Мара ничего не выражало. Но его помощники с явной нерешительностью переминались с ноги на ногу. Раздался приказ, и они приступили ко второму ящику. Под руководством Ле Мара они тащили содержимое ящика наружу, и наконец им это удалось. Теперь коза стояла на земле, часто хлопая глазами, хотя свет был неяркий. Ле Мара быстро опустился на колени рядом с ней, и коза отпрянула в сторону, зашатавшись. Ее задние ноги подкосились, она упала, дернулась и затихла. Из горла у нее текла кровь. Двое мужчин подняли ее и понесли к сараям. Рваная рана в облаках затягивалась, надвигался вечер.
События продолжали развиваться. Появилась черная карета; она стремительно пронеслась по улице и въехала в ворота. Ле Мара подал знак. Потом за решетчатыми воротами возникла еще одна фигура, нерешительно топтавшаяся, не осмеливаясь войти. Под внимательными взглядами Ле Мара и Назима сюда шел Лжеламприер. Потом он остановился поодаль, никого не заметив, постоял немного и шагнул в ворота, за которыми начиналась кирпичная дорожка. Из черной кареты тем временем вышла (Назим не поверил своим глазам!) та же самая девушка — то же платье, те же длинные черные волосы. Но возможно, она и отличалась от той, первой, чертами лица? В сгустившихся сумерках увидеть это было бы трудно. Лжеламприер прошел между кирпичным зданием и сараями. Ле Мара взял девушку за руку. У нее было такое изумленное выражение лица, она смотрела с недоумением, словно свалилась с луны. Карета проехала дальше, во второй двор. Ле Мара повел вторую девушку между строениями тем же путем, которым пронесли первую. Назим осторожно крался, прячась за каретой и приближаясь к дальнему двору; наконец он миновал ворота и оказался у дальней стены здания, располагавшегося за сараями. Он следил из своей засады. Появилась девушка, прижимая что-то к лицу. Дверца кареты открылась, и мощного сложения мужчина потянул девушку внутрь. Она сопротивлялась. Назим увидел, как он ударил ее и строго, свысока посмотрел на нее.
— Ты свое дело сделала, — холодно произнес он, схватив ее за локоть. Девушка вырывалась. Мужчина втащил ее в карету, которая немедленно рванулась с места и исчезла. Назим услышал приближающиеся шаги; они все ускорялись, и наконец дверь здания распахнулась. Лжеламприер выскочил из нее и побежал через двор. Назим, скорчившийся за ящиками, не отрывал от него глаз. Мальчишка споткнулся, но удержал равновесие, потом опять споткнулся, упал, вскочил на ноги, проскочил в ворота и помчался еще быстрее вниз по улице. Назим на мгновение задумался, а потом рванул за ним следом.
Позже, лежа в тишине своего подвала, Назим не мог понять, что побудило его бежать за мальчишкой. Слежка за ним ничего не дала, а ведь он мог остаться на фабрике и выяснить, как здесь будут разворачиваться события и что будут делать Ле Мара и другие. Наблюдение за Лжеламприером ни к чему не привело. Пробежав несколько сотен ярдов, юнец выбился из сил и остановился, задыхаясь. Прохожие с удивлением смотрели на парня, который мчался, будто за ним гнался джинн. Отдышавшись, с рассеянным видом он нетвердой походкой побрел к ближайшему кабачку. Назим наблюдал через грязное стекло, как он заказал стакан бренди, потом еще один. Кто-то невзначай задел его, проходя мимо, и он, будто сорвавшись с цепи, разразился бранью и вцепился обидчику в волосы. Тот мигом свалил его с ног, и вот уже несколько завсегдатаев подняли его и вышвырнули за дверь. Разъяренный, он тут же вернулся, и, наверное, его настырность привела бы к более серьезным бедам, если бы какой-то человек в черном, появившись из глубины зала, не встал рядом с юношей. Они и вдвоем, конечно, не устояли бы против обозленных завсегдатаев, к тому же, видимо, знавших друг друга, но человек в черном повел себя так умело, что остановил расправу. Спаситель помог Лжеламприеру подняться на ноги и приветствовал его дружеским тычком. Потом они уже вдвоем опять пили бренди. Когда человек в черном повернулся, Назим узнал в нем того самого ночного посетителя, что приходил два дня назад в дом Ле Мара, — тот, которому, как подозревал Назим, Ле Мара не очень-то доверял. И теперь, без всякой надежды глядя, как ночной визитер и Лжеламприер пьют бренди, Назим по привычке тренировал наблюдательность, находя в лицах приятелей сходство, которое, впрочем, исчезало по мере того, как Лжеламприер делался мрачней и печальней.
Приятели опрокидывали стакан за стаканом, и Назим все более ясно осознавал свою ошибку. Он должен был следить за каретой или за фургоном или уж остаться и обыскать фабрику. Он взял ложный след. Даже после смерти Ламприер ухитрился его обмануть. Назим повернулся и пошел домой. На Вестминстерском мосту какая-то назойливая старуха уговорила его купить яблоки. С карманами, набитыми яблоками, он пробрался в свой подвал. Было тихо. Карин спала на полу как раз над головой. Назим осторожно открыл люк и бесшумно скользнул в комнату. С неуловимой скоростью выхватывая яблоки по одному из кармана, он сложил их возле спящей. Потом он вернулся в подвал. Итак, он допустил очередную ошибку, избрав тупиковый путь вместо верного следа. Ему казалось, что он плывет по морю, сражаясь со встречным ветром и враждебными течениями. Сильнее, чем когда-либо, он чувствовал, что может потерпеть поражение из-за неожиданной потребности совершить хотя бы один-единственный добрый поступок. Женщина проснулась, и ее изумленное радостное лепетание сказало ему, что она обнаружила его подарок. Назим лежал на полу, глядя в темноту. Наконец взошло солнце, заглянув ослепительно белым лучом в подвал. Назим услышал, как женщина захрустела яблоком, и улыбнулся. А Ламприер удовлетворенно хихикнул где-то рядом.
И вот подули мощные ветры и развернулись широкие паруса. Весна покидала африканское побережье и двигалась к северу, к Средиземноморью и Адриатическому перешейку. Здесь, где резвые тунцы охотятся среди сверкающих косяков сардин, океанические течения, лишенные силы, почти замирают. Водам, бьющимся о побережье близ Триеста, Фиуме и Венеции, понадобилось сорок дней, чтобы добраться сюда, и еще сорок дней пройдет, прежде чем они вновь омоют берега Гибралтарского пролива. Весенние ветры, вздымающие пенные буруны на море, разбиваются об это кольцо суши и уходят ввысь, в облака. Снег все еще порошит над венгерскими степями, оседая в бассейне Клагенфурта, где теплый и сухой фён развеет тонкий белый покров, прежде чем пронестись над унылыми деревушками Боснии и иссушенными долинами Герцеговины и Далмации. Знаменитая венгерская зима близится к концу, а это значит, что вновь наступает время для военных кампаний. По долинам Савы, Дравы, Дуная и Уны, вокруг Белграда, Хочима, Вихаоза и трех таких несхожих между собой Градишек бродят друг за другом армии императора Иосифа и главы Высокой Порты, изредка делая неспешные ложные маневры и снисходительно подчиняясь тактическим причудам противника. Эти армии не уступают друг другу в силе, как и в обоснованности своих территориальных притязаний, которые решит война. Из Вены и Константинополя все это кажется важным, хотя с той высоты, где дуют теплые ветры и заоблачные просторы согреваются первыми лучами весеннего солнца, очевидно, что оба войска всего лишь две формы одной и той же имперской taediumvitae , а может быть, это просто гигантское двухголовое чудище: инертный, бесстрастный Север и вялый, разморенный Юг в узилище расслабленной дряблой плоти. Высокая Порта выступила с претензиями, и как только объявление войны, сделанное австрийским послом — верховным интернунцием в бывшем Константинополе, появилось в газетах Германии, генерал де Вене, убеленный сединами воитель, немедленно отдал приказ об уничтожении Дрезника. Турецкие пушки тщетно осыпали ядрами австрийские гаубицы: вскоре злосчастных последователей Пророка в цепях повели в Карлштадт, где они дождутся выкупа или попадут на галеры. Вот эта унылая процессия ковыляет по равнинам Хорватии, и кто-то поднимает взор к небесам и видит, как над его головой пролетает птица, сходная с чайкой по виду, но она парит так высоко, что в действительности должна быть гигантской величины. Они вглядываются в небо, и в рядах пленников слышен шепот, в котором повторяется имя мусульманского ангела, кое-кто тихо твердит молитву, стараясь не привлечь внимания сержанта Виттига, великого любителя забивать неверных до смерти своей деревянной дубиной, которую он для смеха называет «Имамом».
