Словарь Ламприера - Норфолк Лоуренс (бесплатные версии книг TXT) 📗
Ламприер открыл заслонку, полюбовался на внутренность огромной печи и зажег свой светильник, прижав фитиль тлеющим угольком. Потом он вернулся к чану и тщетно попытался выковырять стекло из глины. Наконец он оставил свои бесплодные попытки и стал разглядывать все подряд. На боку чана зеленым мелом было написано: «Столкарт», а ниже — две буквы: «X. О.». Ламприер пошел дальше, пробираясь через сложенные тросы и лопаты; миновав цистерну с водой, он попал в четвертый сарай, где его ожидал сюрприз.
Со стен на него смотрели лица, на стеллажах были развешаны руки и ноги, на полках стояли диковинные животные, вывернутые наизнанку. Ламприер понял, что это формы для скульптур. Он стал поспешно пробираться по узкому проходу между их рядами. Выход из четвертого сарая привел его на склад.
Несколько форм словно выбрались из тесного сарая в более просторное помещение. Это были вместительные полые полусферы около пяти футов диаметром. На каждой из них тоже были надписи зеленым мелом. Снова «Столкарт», потом «М. Столкарт», а вместо «X. О.» — «Хейм. Оп.». Ламприер присмотрелся повнимательнее и понял, что это были черепахи — те самые, гигантские…
Помещение склада уходило в темноту, куда-то гораздо дальше, чем можно было разглядеть в слабом свете его светильника. Конец склада терялся во мраке. Все помещение было заполнено статуями с белыми, в полумраке, казалось, светящимися лицами. Слепые глаза смотрели мимо юноши со светильником. Сотни, может быть, тысячи статуй, каменный лес, выросший из зубов дракона. Купидоны и маленькие ангелочки, боги и богини располагались вдоль стен склада в живописном беспорядке. Ламприер обнаружил здесь Помону, Сатурна, Нептуна «с урной» и без нее, трех Граций, Самсона, Геркулеса, борющегося со змеями, Зевса с молнией — изделия из камня Коуда окружали его, как немые свидетели. Взоры статуй, казалось, были обращены внутрь себя. Перед Ламприером предстали три женщины с простертыми вперед руками; одна с головы до ног была закрыта покрывалом, вторая — в шлеме, а третья выходила из каменной волны: Юнона, Минерва и Венера ожидали решения Париса. Ламприер, засмеявшись, положил каждой из них в раскрытую ладонь по яблоку. Богини продолжали невозмутимо смотреть сквозь него.
Откуда-то сверху донесся негромкий лязг металла. Ламприер поднял светильник повыше и увидел, что с потолка свисают цепи, длинные цепи с крупными звеньями, подвешенные на крюках через каждые десять футов или держащиеся на массивных металлических балках, крест-накрест пересекающих потолок. Какой-то подъемный механизм. Статуи стояли на складе слишком тесно, поэтому, наверное, их…
Бум! Хлопнула дверь, видимо, в первом сарае. Ламприер почувствовал себя нарушителем, вором, шпионом, пришедшим похитить рецепт! Он похолодел, стал красться между статуями, в глубь склада, надеясь скрыться за ними. Щелк! — раздалось вдруг из гущи статуй, потом еще и еще — щелк, щелк, щелк… Во втором сарае что-то с грохотом упало на пол.
… щелк, щелк, щелк, — безупречные ментальные схемы одна за другой выходили из Нулевой Точки. Ламприер слышал, как камень касается камня, как статуи шевелятся во тьме. Шаги? Шаги! Они все ближе, вот уже в третьем сарае, а он не может заставить себя шагнуть в толпу статуй, где в полумраке шевелятся каменные конечности, издавая скрежещущий звук. Ламприер быстро огляделся в поисках спасения. Он погасил свой светильник. И хотя он испытывал полную панику, слыша приближавшиеся шаги, у него в голове прозвучал холодный отчетливый голос, и это не был его собственный голос: «Это опять началось, и тебе все известно; теперь требуется только твое присутствие…» Где звучал этот голос?
Он отодвинул с трудом от стены один край черепахи, которая была тяжелей, чем казалась на вид. Он втиснулся между панцирем и стеной, прикрывшись им, как громадным щитом, успев притаиться, едва дыша, ибо шаги слышались совсем близко. Ламприер до боли прикусил губы — не потому, что боялся, хотя он боялся, а потому, что сквозь щелку он увидал, что три богини, над которыми он посмеялся, сжали в каменных пальцах яблоки, которые он им дал, и мякоть сочилась сквозь пальцы, и капли сока падали вниз. Ламприер сдерживал дрожь, стараясь не дышать. Шаги стихли, и все началось.
Щелка для воздуха. Ламприер приник к ней глазом, скорчившись под черепашьим панцирем. Потом он услышал, что со всех сторон к нему приближаются шаги. Он видел, приникнув к щели лицом, бессмысленные лица статуй, освещенные желтоватым светом лампы. Это был не его светильник, он был погашен, а еще чей-то. Вот чья-то тень мелькнула совсем близко от его щелки, потом еще одна, вот кто-то прошел почти рядом: длинные черные волосы, юбки, лодыжки. Когда она удалялась, он смог различить ножные браслеты, кожаные полоски с бирюзой. Вот она повернулась вполоборота, он узнал ее и попытался освободиться от своего укрытия. Но страшная сила держала панцирь, казалось, его невозможно сдвинуть ни на дюйм.
— Джульетта! — закричал он. Девушка уходила в самую гущу статуй. — Уходи отсюда!
Ламприер услышал, что скрежет стал громче; потом раздалось легкое восклицание: «Ох!» — но тон не был удивленным. Скрежет стал еще громче, и Ламприер изо всех сил напряг спину, чтобы сбросить панцирь, но кто-то сопротивлялся его усилиям. Потом в крае панциря что-то треснуло: Ламприеру удалось сломить камень Коуда. Он подхватил черепок и начал отчаянно колотить по панцирю, но все было бесполезно. Он чувствовал, что обломок режет руку. Снаружи донесся еще один звук, более тихий, чавкающий, как ботинок, когда его вытаскиваешь из грязи, — чмок… Потом стали двигаться цепи, издавая однообразный лязг.
Щелк. Щелка для воздуха открылась. Статуи застыли в прежних позах. Ламприер снова попытался сдвинуть панцирь, он поддался, и Ламприер обнаружил себя на свободе. Он наконец мог выпрямиться. В нескольких ярдах от него на полу стоял горящий светильник.
— Джульетта? — нерешительно позвал он, затем снова, уже погромче. Цепи мягко раскачивались, позвякивая друг о друга. Ламприер взял светильник и, высоко подняв его, стал вглядываться в толпу каменных существ. Наверное, где-то поблизости протекала цистерна. Ламприер сделал шаг вперед и прислушался. Раздавался монотонный стук падающих капель.
— Джульетта?
Капли стали падать чаще. Ламприер поглядел по сторонам. Она осталась здесь? Или убежала? Несколько мгновений он думал о ней. Повернувшись, он увидел на полу что-то темное и блестящее. Кап, кап, кап… Он поднял голову и взглянул вверх, на цепи. В десяти футах над головой висело какое-то странное животное. Коза. Выпотрошенная коза, похожая на гамак, глядела на него мертвыми глазами. Ламприер почти наяву увидел, как грузчики тащат тело на корабль в этом «гамаке». Мертвая голова свешивается набок. Волосы, длинные и черные, волочатся по земле. Из-под холста виднеются лодыжки в кожаных браслетах. Лицо рассмотреть невозможно. Кровь из огромной раны в горле залила подбородок, глаза, нос и рот. Тут Ламприер понял, что глаза обманывают его. Дверь склада была открыта. За ней находился второй двор. Ламприер прошел к двери, сперва осторожными мелкими шажками, затем все быстрее, а когда он очутился во дворе, то уже бежал бегом; он промчался мимо сложенных штабелями ящиков быстрее, чем бегал когда-либо в жизни. За его спиной девушка продолжала раскачиваться в объятиях козы. Звенья цепей легонько, почти неслышно позвякивали: щелк-щелк, словно каблуки нервного офицера… Простые солдаты недоуменно переглядываются и фыркают, военачальники в замешательстве не могут сдвинуться с места, их лица, пепельно-бледны, коза постукивает сверкающим копытом по алтарю. Ифигения слишком долго ждала своего освободителя… Джульетта?
Назиму снова снился Бахадур — тот старый сон, но на сей раз в нем было что-то новое. Они гуляют рука об руку по скале и беседуют, слова Бахадура кружатся в воздухе, словно мечущиеся птицы, «мы меняемся»; они взбираются на разогретые солнцем уступы, «мы меняемся изнутри»; проходят между больших валунов, скользят, возвращаются на прежние тропинки. Может быть, это и в самом деле птицы? Дядя показывает ему на свою грудь, хочет что-то сказать, но не может. Они о чем-то спорят и сердятся друг на друга, потом начинают драться. Он внезапно понимает, что это не по правилам, когда эта грудная клетка прижимает его к земле, оказавшись холодной, как сталь; он чувствует стальные пальцы и видит лицо, которое затем куда-то проваливается… Сон всегда обрывался на этом месте, но теперь он продолжается. Изумленное лицо Бахадура исчезает далеко внизу, на сверкающих белых камнях у подножия скалы; тянутся долгие секунды, и наконец доносится глухой стук упавшего тела. Назим сбросил дядю Бахадура, своего учителя, со скалы, и это не было несчастным случаем. На скалу набегает тень; тело лежит внизу, распластавшись на камнях, разбросав руки и ноги. Тень покрывает Назима, он лежит, прижавшись к камням и свесив голову над обрывом, глядя вниз и размышляя, как просто теперь скользнуть вперед, в пустоту. Бахадур пытался убить его.
