Родные и знакомые - Киекбаев Джалиль Гиниятович (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗

Магафур заставил свою лошадь попятиться, развёл сцепившиеся колёса и сам заорал:

— У тебя что — сучки вместо глаз? Не мог свернуть, дорогу уступить?

— У меня телега гружёная, у вас — пустая, должен бы ты уступить, — огрызнулся Талха, озабоченно глядя на порванный тяж.

Магафур прямо-таки взвился, подскочил к Талхе, не ожидавшему нападения, и так двинул кулаком в скулу, что тот кувыркнулся под телегу, ударился головой об окованное железом колесо. Благодарение судьбе — лошадь не тронулась с места, а то задавило бы парня.

Пока обалдевший Талха, выбравшись из-под телеги, пытался сообразить, что произошло, Магафур саданул снова. Талха на этот раз устоял и озверело кинулся на обидчика. Парни вцепились друг другу в воротники. Подоспел Абдельхак, дал Талхе подножку. Конопатый потерял равновесие, ворот его бешмета не выдержал, затрещал и наполовину оторвался. Тут уж Талха совсем озверел, рванул с телеги засунутую в траву косу. Быть бы большой беде, но Магафур изловчился: вывернул косу из рук противника, ударом о колено сломал её рукоять и закинул смертельно опасное орудие в урему. Затем, выхватив свой топор, окончательно вывел подводу Талхи из строя: перерубил второй тяж, чересседельник, гужи.

— Вот тебе! Вот тебе! — приговаривал Магафур, взмахивая топором. — Другой раз будешь поумней, уступишь дорогу…

Братья запрыгнули в телегу и с места в карьер погнали лошадь. Абдельхак, обернувшись, крикнул напоследок:

— Не забудь и мне конфетку дать!

Талха, услышав полный злорадства голос Абдельхака, вспомнил о «свояченице». «Вот оно что… — пробормотал он. — Ладно. Если нынче перепел жирует, на будущий год, говорят, жировать дергачу. Я ещё вам покажу!..»

Отъехав от места драки, Магафур предупредил братишку:

— Ты, парень, смотри у меня — держи язык за зубами. Ничего не видел, ничего не знаешь…

И запоздало раскаялся: «Гужи-то не надо было рубить…» Но тут же и оправдал себя: «Сам он виноват. С косой на человека надумал кидаться…»

Конечно, не схватись Талха за косу, Магафуру не пришло бы в голову браться за топор.

Дня через два-три Абдельхак под большим секретом рассказал сестре, как они возле Узяшты почти до бесчувствия избили Талху.

«То-то в последние дни конопатый не пристаёт», — сообразила Фатима.

Секретом она поделилась с Салихой, та — с Сунагатом. Сунагат на Талху зла не имел, но всё ж действия Магафура, отомстившего за оскорбление сестры, в душе одобрил. И при случае даже намекнул об этом Магафуру:

— Ты, оказывается, настоящий егет.

Магафур догадался, о чём речь, но ничего не сказал в ответ, лишь усмехнулся.

Глава третья

В начале лета Ахмади решил выпустить своих лошадей на вольную пастьбу, оставив при себе лишь одну, для поездок налегке. Сыновья верхом, без сёдел, погнали косяк вверх по Узяшты и шугнули его к лесу — айда, гуляй.

Спустя дня два-три из косяка исчез буланый скакун, пришедший на недавних скачках первым.

Обнаружил это Магафур, сказал в тревоге отцу:

— Буланый куда-то делся…

Ахмади воспринял сообщение спокойно.

— Наверно, к чужому косяку прибился. Надо искать.

Магафур отправился на поиски. Ходил по уреме, по лесу, сворачивая на конское ржание или звук ботала, спрашивал у встречных, не видели ль буланого — всё напрасно.

На следующий день продолжали поиски вдвоём с Абдельхаком. Направились дорогой на сырт. Шли, побрякивая боталом, надеялись: авось скакун услышит и сам навстречу выйдет. И в распадках, и поднимаясь в гору, внимательно рассматривали следы от копыт. В сырых местах их было много, но поди разберись, чьи кони наследили.

По сырту идти далеко не решились, побоялись нарваться на медведя и повернули обратно.

Искали день, второй, третий, но ничего, кроме «нет, не нашёлся», сказать отцу не могли. Ахмади рассердился, распушил их:

— Надейся на вас, дармоедов! Сыновей, называется, имею… Вот теперь выставите на сабантуе скакуна! Почему не следили за косяком? Разорять в лесу птичьи гнёзда вы горазды, а тут — безглазые. Э-эх! Связать вас, черноликих, одной верёвочкой да выпороть!..

В сердцах Ахмади наделил-таки сыновей подзатыльниками. Те мрачно молчали. А что тут скажешь?

Для Ахмади, который только входил в силу, привёл в порядок своё хозяйство и теперь стремился встать в ряд коренных богатеев аула, исчезновение буланого явилось немалой потерей. Сколько надежд было связано с резвым коньком! Победами на сабантуях скакун, несомненно, прославил бы хозяина. И вот надежды рухнули.

Ахмади и сам порасспрашивал, кого только мог, не попадался ли на глаза буланый двухлеток. Спрашивал у едущих на базар жителей горной стороны, спрашивал у знакомых гумеровцев, хотя буланый к их табунам прибиться не мог: земли аула и села на лето были разделены городьбой.

— Чужую скотину сразу бы приметили. Нет, не видали, — слышал Ахмади в ответ на свой вопрос.

— Не медведь ли его задрал? — высказал предположение кто-то.

— Не знаю, что и подумать, — сокрушался Ахмади. — Где уж только не искали! Если б задрал медведь, нашёлся бы скелет. Сказать — конокрад увёл, так в округе давно не слышно, чтоб воровство случалось.

— Хе-эй, не скажи! У вора на лбу не написано, что он вор. Поймал, заколол, следов не оставил — теперь посасывает казылык [42], — возражал собеседник.

— Вполне, вполне может быть. Злодей — он и есть злодей, — подтверждал другой. — Ему злодейство совершить проще, чем лицо ополоснуть…

На брёвнышках возле дома Ахмади старики коротали вечер за неторопливым разговором. Вышел к ним посидеть и хозяин дома.

— Не нашёлся твой буланый? — спросил Усман-бай.

— Нет. Пропал, как в воду канул, — вздохнул Ахмади.

— Должно быть, напоролся на чей-нибудь нож…

— Жалко. Прыткий был стригун, — посочувствовал Вагап.

— Да, по всему — отменный получился бы скакун. Такие скакуны появляются редко, — вступил в разговор Адгам. — Знаете ли вы историю Аласабыра? Нет? Вот послушайте, расскажу, как я её знаю…

…В минувшие времена, — начал свой рассказ старик Адгам, — в ауле Талгашлы жил человек по имени Бурук. Бедно жил, но был у него конь, такой быстроногий, что ни одного другого скакуна на сабантуях вперёд не пропускал. Бурук назвал его Аласабыром. Далеко разошлась молва об этом скакуне, даже казахи, живущие по Яику, знали о нём.

Однажды в год корунаванья, а по-нашему — когда царя на престол, значит, сажали, в Оренбург съехалось множество людей. На этом большом собрании были и казахи, и башкиры. На состязания отовсюду созвали борцов. Каждый род выставлял своего батыра и лучших коней.

Из наших мест решено было послать Аберяй-батыра. Но он, оказывается, по приказу Локман-кантона [43] в это время сидел в клети за недоимку. Видать, по бедности не смог уплатить денежный налог. Старики отправились к кантону, гвалт устроили: дескать, надо отпустить Аберяя на состязание. Локман согласился. Понятно, ежели батыр из его кантона одолеет всех остальных, и ему, Локману — слава. «Что ж, — говорит кантон, — надо выпустить его. Ну-ка, где там охранники, скажите, пусть выпустят». Побежали охранники отпирать клеть, да вот незадача: один из них уехал на яйляу и увёз ключ в кармане. Нет ключа. Как батыра выпустить? Кто-то из друзей Аберяя сообщил ему через дверь о приказе кантона, кто-то, вскочив на коня, поскакал на яйляу. Но Аберяй не стал дожидаться ключа. Приподнял угол сруба и вылез наружу, изумив народ своей силой.

Приводят Аберяй-батыра к Локману. «Вот, Абдерахим-мырза [44], — говорит батыру кантон, — мы тут со стариками постановили взять тебя с собой на собрание народа в Оренбург. Не посрами чести своего рода и своего кантона. Желаем тебе от журавля — крепости, от муравья — силы. Если на этом большом собрании положишь на лопатки всех батыров, арест с тебя сниму, вдобавок обещаю от себя жеребёнка…»