Салават Юлаев - Злобин Степан Павлович (читаем книги .TXT) 📗

— Неклеймёные оба они! — шёпотом пояснил переводчик дочери.

— Ну, так что же, что неклеймёные? — удивлённо спросила она.

— Дура ты, вот что! Ведь мне за них денежки плачены — деньги!.. Поняла? Толстый черт этот хвастал: я, мол, их увезу, и никто не прознает… Я, дурак-то, и уши развесил… А что теперь делать?!

Переводчик схватился за волосы.

— Да что приключилось-то, тятенька? Убежал Салават? — добивалась Наташа, вместо платка прикладывая к глазам концы своих длинных кос.

— Чего же я убивался бы? Из магистрата бежал — не моя вина. Я ему не блюститель!.. В том и беда, что сидит неклеймёный, а его в канцелярию требуют… Я палачу за него платил… Кабы Мартынка не был замешан — полбеды. А он под плетьми меня выдаст…

— Да, батюшка, как же теперь? — сильнее заплакала Наташа. — Значит, теперь уже его заклеймят беспременно? И ноздри обрежут?

— Вот ведь дура!.. Не то беда, что его заклеймят. Меня, понимаешь, и меня заклеймят, коли Суслов скажет. И будет отец у тебя со рваной ноздрей!

— Да, тятенька, вас оклеймят, так вам ни к чему красота. Он молодой ведь, ему-то страшно, а ваше дело…

— Дура! — неистово закричал Третьяков. — Глупа, как кобыла!.. Тебе отца хошь под релей увидеть, только бы этот был жив…

— А вы скажите, что клейма, мол, заросли и щипцы для ноздрей испортились. Поверят они, — подсказала Наташа.

— Кто поверит? Ведь сроду таких-то делов не бывало!..

Переводчик выбежал вон.

…Салават не знал о вызове к воеводе. Он сидел на соломе, думая о вчерашних словах Третьякова, когда дверь в каземат отперлась.

— Салават, — торопливо зашептал просунувший голову переводчик, — если спросят, скажи, что клеймили тебя, да клеймо заросло… и нос, мол, рвали, да что-то у палача изломалось… Скажи, мол, долго болел нос, да после зарос…

Салават не успел понять, что значило это предупреждение, как опять загремел замок.

Старик Колокольцев стоял в дверях, за спиной его — двое солдат.

— Айда, выходи в присутствие, — позвал смотритель.

Салават, громыхнув цепями, встал. Солдаты стали по сторонам его, провели по коридору и вывели на лестницу. Ослепительное осеннее солнце ударило ему прямо в лицо. Салават зажмурился. Придерживая цепи, он шёл по улице вдоль здания магистрата. Салават подумал, что, может быть, именно в этот миг нападут друзья на конвой. Но путь до парадных дверей магистрата был короток. Никто не напал… Салавата ввели снова в здание и посадили в пустую полутёмную комнатку. Через минуту загремели оковы, и двое солдат ввели Юлая. Отец и сын поздоровались издали, не подходя друг к другу.

— Верно, в дорогу сегодня? — сказал Юлай.

— Лапти, портянки дали, — отозвался Салават, но солдат оборвал его.

Салават опустил глаза и злобно тряхнул цепями.

Они ждали в полном молчании около часа. Наконец дверь в зал присутствия распахнулась. Воевода, секретарь, экзекутор, ещё двое чиновников сидели тут за столом.

— Идите сюда, — произнёс экзекутор, и оба узника, гремя цепями, подошли к столу.

Сидевшие за столом жадно вглядывались в их лица. Молчание нарушил воевода — он глядел попеременно то в какую-то бумагу, то на лица арестантов, наконец значительно выговорил:

— Доноситель прав — никаких знаков…

— Никаких, знаков-с!..

— Совершенная правда-с!..

— Истинно-с, истинно-с! Никаких! — хором забормотали чиновники.

— Убрать, — кивнул воевода конвоирам, и, подталкивая прикладами, солдаты вывели арестантов назад в каморку. Дверь затворилась.

Салават и Юлай слышали, как за дверью, в чём-то оправдываясь, жалобно бормотал перепуганный коллежский регистратор Третьяков, как громко гудел бас воеводы и воробьиным чириканьем доносились поддакивания чиновничьей стаи.

Дверь опять распахнулась. На этот раз в комнате, кроме прежних чиновников, оказались Третьяков и палач Мартынка Суслов, бивший кнутом Салавата. Оба они были расстроены, губы Третьякова тряслись. Возле палача стояла жаровня. Салавату вдруг стало страшно. Только теперь понял он, что все решено бесповоротно, что больше уже нет и не будет дороги назад.

— Угольков мне горячих! — сказал палач.

— Сею минуточкой… Наташенька печку топит… — пугливо забормотал Третьяков, выбегая из комнаты.

Далеко, где-то за коридором, послышалось хлопанье двери, что-то упало и разбилось.

Донёсся громкий девичий плач, издали похожий на визг побитой собаки. Ещё через минуту вошёл назад переводчик, семеня на цыпочках и всем видом показывая торопливость. Он нёс ведёрко горячих углей…

Палач возился у жаровни, раздувая угли своею шапкой. Все продолжали молчать. Наконец палач повернулся к воеводе.

— Готово-с, сударь! — угодливо сказал он.

— Юлай Азналихов! — выкрикнул экзекутор.

Юлай шагнул ближе.

— Держать! — скомандовал экзекутор.

Солдаты схватили Юлая и повалили его на скамью. Старик поддался им без всякого сопротивления. Салават с тяжело бьющимся сердцем оцепенело наблюдал, как под скамьёй Юлаю связали верёвкой руки и прикрутили к скамье закованные кандалами ноги.

Палач, выхватив из жаровни добела раскалённое железное клеймо, наклонился к Юлаю. У Салавата потемнело в глазах. Он услыхал стон отца и, не помня себя, рванулся на палача, на солдат, на чиновничью свору…

— Держать арестанта! Держать! — раздался пронзительный, перепуганный крик.

Солдаты бросились на него вчетвером, но один из них рухнул на пол с головой, пробитой кандалами, двое других отлетели в стороны… Перед Салаватом было окно, не защищённое железной решёткой. Стекла задребезжали, и рама вылетела наружу… Внизу кишела базарная площадь толпой народа. Салават рванулся туда, но тяжёлый удар прикладом по голове опрокинул его на пол…

Салават очнулся прикрученным за руки и за ноги к длинной скамье в той же комнате. Палач раздувал шапкой угли в жаровне. Вот он повернулся, держа в руках раскалённое добела клеймо.

С проклятием, раздирающим грудь, в ужасе Салават напрягся всем телом, силясь порвать верёвки, и вдруг ощутил на лбу неумолимое, навек неизгладимое прикосновение огня…

ПРИМЕЧАНИЯ

Степан Павлович Злобин работал над романом «Салават Юлаев» на протяжении почти сорока лет, совершенствуя его от издания к изданию. Существенные переделки произведения были обусловлены не только появлением новых материалов о крестьянской войне 1773-1775 годов и научных взглядов на её события, а также развитием советского исторического романа, в ходе которого утверждались его художественные принципы, ростом писательского мастерства Ст.Злобина. Следует сказать здесь и о том, что Ст.Злобин в течение всей своей жизни испытывал глубокий интерес к личности Салавата Юлаева, героям крестьянской войны под предводительством Ем.Пугачёва.

В работе Ст.Злобина над «Салаватом Юлаевым» можно выделить следующие этапы: 1924-1928 годы, конец 30-х годов, начало 50-х годов, начало 60-х годов.

Первый вариант произведения создавался в то время, когда писатель жил и работал в Башкирии. Вот что он вспоминает о замысле будущего произведения: «Писать о Салавате Юлаеве я задумал не сразу. Сначала у меня была идея написать историю башкирских восстаний — это был серьёзный, большой исторический и исследовательский труд. Я пересмотрел множество исторических архивных материалов и башкирской краеведческой литературы. Материалы были крайне интересны, но, уже взявшись за работу, я почувствовал, что это не мой жанр. Я чувствовал в себе больше склонности к художественному творчеству, чем к научной работе» [33].

При изучении истории башкирских восстаний Ст.Злобина сильно заинтересовали две исторические фигуры — Кара-Сакала (одного из руководителей восстания 1740 г .) и Салавата Юлаева, легендарного сподвижника Ем.Пугачёва. Писатель останавливает свой выбор на Салавате, объясняя это тем, что «…в то время как Кара-Сакал был националистом, поднявшим сепаратно башкирское восстание под знаменем ислама, Салават был участником и одним из вождей пугачёвского движения и вёл более упорную и интересную борьбу с правительством» [34].