Король холопов - Крашевский Юзеф Игнаций (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
Он сказал это так равнодушно, как будто смерти совсем не боялся. Вержинек, взглянув на него, пожал плечами.
– Не спрашивайте меня, – произнес он, – потому что я в этом деле мало сведущ. Если бы дело шло о соляных копях, о сокровищнице, о деньгах, я догадался бы о том, что вас ждет, дела же об убийствах меня не касаются.
– Верно, – прибавил он, – что на вас поступило много различных жалоб, но я ничего не слышал из уст короля, из чего можно было бы вывести, каков будет его приговор. Наш повелитель терпелив и умен.
Тщетно Боркович старался со всех сторон подойти к Вержинеку, задавая ему различные вопросы; не узнав от него ничего, он отправился попытать счастья у других и разузнать о том, что его интересовало. После ухода старосты Вержинек в тот же вечер был у короля; он имел свободный доступ к нему и ему было разрешено во всякое время приходить и говорить с королем, о чем ему нужно было.
Еще до прихода Вержинека Казимиру было известно о приезде Борковича, и он видел в этом доказательство того, что староста питает доверие к справедливости короля. Вержинек передал Казимиру весь свой разговор с Борковичем; король молча выслушал и задумался.
После ухода Вержинека пришел Кохан и завел разговор о старосте, которого он терпеть не мог и на которого яростно напал; но этим он оказал ему громадную услугу.
Король нахмурил брови и нетерпеливо пожал плечами. Нападки на Борковича вызвали в нем недоверие к ним и желание его защитить.
Выслушав Раву, король коротко отрезал:
– Судья должен выслушать обе стороны раньше, чем произнести свой приговор. А ты, кажется, никого не выслушал раньше, кроме тех, которые его обвиняют?
Кохан был удивлен и замолчал.
На следующий день Мацек попросил аудиенции у короля. Она была назначена на другой день.
Когда разнеслась по столице весть, что пресловутый великопольский буян прибыл в Краков, и над ним будет суд, все обиженные им поспешили со своими жалобами к королю.
В числе других явился ксендз Сухвильк, которому его дядя, архиепископ, поручил расследовать дело Бенка, и он представил целый список нападений и насилий, приписываемых Борковичу. Сухвильк настаивал на том, чтобы немедленно заключить старосту в тюрьму для предупреждения измены, явным доказательством которой были его сношения с бранденбургскими князьями.
Король, несмотря на то, что питал большое доверие к Сухвильку и ценил его ум и научные познания, не послушался его совета. Когда настал час, назначенный для аудиенции, и Боркович послал просить короля, чтобы он удостоил его выслушать без свидетелей, с глазу на глаз, то Казимир согласился исполнить его просьбу, хотя это было против придворных обычаев и порядка.
Боркович вошел, не обнаруживая ни тревоги, ни волнения, ни унизительной покорности.
Король встретил его холодно, сказав:
– Переполнилась чаша преступлений, в которых вас обвиняют; от вашей руки погиб ваш дядя Бенко, мой лучший, верный, старый слуга.
Боркович, скрестив руки на груди, с жаром и с волнением ответил:
– Да, милостивый государь, я убил его, чтобы не быть самому убитым. Я могу сослаться на многочисленных свидетелей, которые подтвердят, что воевода, основываясь на каких-то нелепых слухах о моей измене, явно и тайно угрожал мне смертной казнью, не дожидаясь вашего приговора. Он обозвал меня изменником короляю и я этого простить ему не мог. Сознаюсь, что я человек грешный, не раз пролил чужую кровь, – я этого не отрицаю, каюсь в этом, но меня представляют гораздо хуже, чем я в действительности, на меня клевещут.
Король слушал молча.
– Вы ведете тайные сношения с Бранденбургом? – спросил он.
– Бранденбургские князья мои соседи, и я обязан знать обо всем, что у них творится, и что они замышляют. Ведь если я за ними следить не буду, то кто сумеет это сделать? Разве покойный Бенко, сидевший постоянно дома, мог бы за ними следить?
Казимир ничего не ответил.
– Не для себя лично я скакал с одного места на другое, чтобы все видеть и все знать, а для пользы вашей милости. И за все это меня считают изменником.
– Вы себя ловко защищаете, – заметил король, – однако, почему все поголовно обвиняют вас? Общественное мнение против вас, а ведь невозможно, чтобы правый человек вооружил против себя всех и каждого. Назовете ли мне кого-нибудь, кто стоял бы за вас?
– Милостивый король! – воскликнул Боркович. – Конечно, здесь в Кракове не найдется для меня защитника, да и искать его здесь я не берусь, но в Великопольше найдется вдвое больше голосов за меня, нежели здесь обвинителей. Разрешите только их вызвать и благоволите их расспросить. Все, принадлежавшие вместе со мною к союзу, за который теперь меня обвиняют в измене, подтвердят, что я заботился об общественном спокойствии и водворял порядок. Правда, для этого приходилось иметь столкновения с нарушителями тишины и не одного пришлось лишить жизни. А что было бы теперь в Великопольше, если бы не было меня? Враги мои не знали, в чем меня обвинить, и выдумали самое страшное – якобы я изменил своему королю. Разве я мог забыть, что своим положением, богатством, всем, что у меня имеется, я обязан своему королю? За подобную неблагодарность я заслужил бы виселицу.
Сказав эти слова, он взглянул на Казимира, не обнаруживавшего никакого гнева и стоявшего в задумчивости. Это ободрило его, и он начал жаловаться на положение Великопольши, на своих врагов, доказывая, что они одновременно являются и врагами короля, так как не стремятся к его благу. Казимир несколько раз прерывал его, наконец, снова вернулся к обвинению в убийстве Бенко.
Мацек сознался в вине, стал на колени и умолял о помиловании, указывая на то, что он вынужден был прибегнуть к убийству, чтобы защитить свою собственную жизнь. Аудиенция продолжалась час, затем король дал знак рукою, чтобы Боркович удалился.
Староста, возвращаясь с аудиенции, нарочно притворился усталым, огорченным, пришибленным для того, чтобы никто не догадался о том, что король был милостив к нему. По городу прошли слухи, что дела Борковича плохи. Он заперся в своей квартире, и воспоминание о приеме короля, о его словах и ласковой улыбке поддерживало в нем надежду на благоприятный исход.
Он не ошибся, и Казимир наперекор всем, хоть и не оправдывал его, но склонен был к снисходительному приговору.
Убийство Бенко не могло быть оставлено безнаказанным, но было много доказательств, что воевода действительно угрожал лишить жизни племянника, то можно было бы, согласно обычаям, взыскать штраф с обвиняемого в пользу родственников убитого.
Разговаривая в тот же вечер с Сухвильком, Казимир дал ему понять, что не считает Борковича виновным в измене, а за убийство не хотел бы строго его наказывать. Удивленный законник старался уговорить короля не быть слишком снисходительным, но встретил большой отпор и твердо выраженное желание настоять на своем.
На следующий день снова со всех сторон посыпались жалобы и обвинения против Борковича. Все были против него; не нашлось ни одного человека, который был бы на его стороне.
Казимир холодно и твердо всем отвечал, что совсем не находит его настолько виновным. Наконец Казимир, измученный приставаниями и не желая обидеть Сухвилька и других, объявил, что присудит Борковича покаяться перед родней убитого и заплатить ей штраф, но не лишит его свободы и жизни.
Уступая тем, которые обвиняли Борковича в измене, он постановил потребовать от него подписку и обязать присягой в верности службы под угрозой отвечать жизнью за измену. Ксендз Сухвильк должен был в этом духе подредактировать решение королевского суда и передать его канцлеру.
Таким образом, когда все полагали, что Боркович погиб, он уцелел каким-то чудом, благодаря присутствию духа, хитрости и необыкновенному счастью.
Все были в большом недоумении. Обвиняли короля в излишней доброте, в непонятной слабости. Кохан, знавший хорошо характер своего пана, бормотал: – Все на него набросились, никто не замолвил в его пользу ни единого словечка. Так что иначе и быть не могло.
