Пятая труба; Тень власти - Бертрам Поль (читать книги без сокращений .TXT, .FB2) 📗
Он провёл рукой по лбу, взял лист бумаги и написал приказ.
— Отлично. Теперь после моей подписи пусть подпишет ещё дон Альвар. Я здесь хозяин, пока захочу. Развяжите ему руки, — сказал я, написав своё имя, — и дайте ему чернил и перо.
Дон Педро бросил на меня яростный взгляд.
— Так-то, достопочтенный отец. Я хочу, чтобы всё было в порядке. Теперь потрудитесь передать мне все находящиеся у вас бумаги, имеющие какое-либо отношение ко мне. Мне хотелось бы иметь их у себя на память о моих друзьях. Я мог бы, конечно, взять их и сам. Стоило бы только порыться в ящиках вашего стола. Но вам лучше известно, где они лежат, и поэтому вы избавите меня от лишних хлопот.
Он открыл ящик стола и подал мне связку бумаг. Я бросил на них беглый взгляд: тут находилось как раз то, что мне было нужно. Может быть, здесь были не все бумаги, но теперь это не имело особого значения: мне уже было всё равно, какие у меня друзья и враги в Брюсселе и Мадриде. Знать это было бы удовлетворением простого любопытства, не более.
С минуту мне хотелось потребовать у него также и письмо моей жены. Но у меня не было уверенности в том, что, уничтожив свой первый черновой набросок, она действительно отправила потом своё письмо. Если, послушавшись внутреннего, предостерегавшего её голоса, она не сделала этого, то я только выдал бы её инквизитору. Поэтому я решил не говорить об этом письме.
— Прошу извинения за то, что на короткое время мне придётся связать вас, как и всех остальных, — сказал я дону Педро. — На самое короткое время. Вот так. Так будет хорошо.
Я приказал моим людям отнести дона Альвара и его троих солдат во внутренние апартаменты и ждать меня в приёмной.
— Ну, дон Педро, теперь мы с вами наедине. И нам нужно поговорить о донне Изабелле.
Он дико взглянул на меня.
— Я боюсь, что её красота вредно подействовала на ваше душевное спокойствие. Вы слишком подолгу смотрели на её прекрасные глаза и белую шею.
— Дон Хаим, поверьте мне…
— Я сам видел всё. Мы теперь говорим без свидетелей, и вам нечего бояться за вашу репутацию: я не стану где-либо воспроизводить наш разговор. Но для того чтобы спасти вас от новых искушений, если когда-нибудь вы опять встретитесь с ней, я хочу выколоть вам глаза.
Выражение его лица было ужасно. Несколько минут он не мог говорить.
Наконец он вскрикнул хриплым голосом:
— Но вы обещали пощадить мою жизнь!
— Кто говорит здесь о жизни? Вы останетесь вполне здоровы. Вы только перестанете видеть. Но что же из этого? Я вам обещал сохранить только вашу жизнь, и ничего другого. Вы, может быть, поняли меня не так, но я уж в этом не виноват. Вы рассказали моей жене случай с графиней де Ларивардер. И, конечно, вы сами были бы гораздо осторожнее с человеком, способным на такую вещь.
По его телу прошло конвульсивное движение. Напрасно силился он подняться в кресле.
— Пощадите! — прошептал он.
Я обнажил свой кинжал и посмотрел на его остриё.
— А вы? Разве вы пощадили бы меня или мою жену? — спросил я.
— Пощадил бы её. Может быть, и вас, если б она того пожелала. Я люблю её, — пролепетал он.
— А, вы любите её! А она вас любит?
— Да! — в отчаянии промолвил он.
— Это она сама вам сказала?
— Да.
— Ну, за эту последнюю ложь, дон Педро, я сделал бы с вами что-нибудь похуже, чем выкалывание глаз, если б только мог придумать. К несчастью, имеющиеся в нашем распоряжении способы мучить друг друга очень немногочисленны — и ваших глаз, вы конечно, лишитесь.
Он открыл рот и хотел закричать, но я быстро всунул ему в рот платок.
Мой кинжал быстро справился со своим делом.
— Ну кончено. Теперь я погашу свечи, ибо они нам уже не нужны. Спокойной ночи, дон Педро.
Я слышал, как он тихо застонал, и вышел. Моё мщение совершилось, и донна Изабелла была застрахована от горькой участи.
Я приказал людям фон Виллингера забаррикадироваться в приёмной и, когда я уйду, продержаться в ней, если возможно, часа два. После этого они должны были спасаться, кто как может.
Мерным спокойным шагом спустился я вниз и прошёл мимо часовых дона Педро. Вероятно, они были очень удивлены, что я ухожу один, но мне до этого не было дела. Моё дело в этом доме было сделано, и они не могли уже ничего изменить.
На улице меня ждал фон Виллингер со своими силами.
— Устроили всё, как хотели, дон Хаим? — спросил он.
— Да, — отрывисто отвечал я. — Мы можем ехать.
Поставив ногу в стремя, я вдруг вспомнил об одном человеке, о котором как-то совсем было забыл: о донне Марион. Я не мог оставить её здесь одну, без всякой-защиты. После того как меня не будет в Гертруденберге, в городе наступит ад.
И однако я принуждён оставить здесь свою жену!
Я приказал барону фон Виллингеру послать за донной Марион четырёх солдат с двумя свободными лошадьми и привести её ко мне, хотя бы и против её воли.
— Хочет она или не хочет! — прибавил я. — Если её мать в состоянии ехать, тем лучше. Если не может, то оставьте её. Не могу же я спасать каждую старуху.
Я пришпорил лошадь, и мы тронулись по улице. Нам пришлось сделать порядочный крюк, так как дом инквизитора находился недалеко от тюрьмы — можно было услышать оттуда крик, — а около тюрьмы, как мне сообщили, были расположены в полной готовности силы дона Альвара. К счастью, земля была покрыта только что выпавшим снегом, заглушавшим всякий звук. Кроме того, поднялся густой туман, который скрывал нас из виду.
Я захватил с собой дюжину людей и поехал к тюрьме. Отрядов дона Альвара нигде не было видно. Они, вероятно, стянуты в одной из боковых улиц и не были видны в тумане, как и мои.
— Позовите дежурного офицера, — приказал я часовым.
Я не знал, были ли они уже предупреждены о моём низложении. Но привычка к повиновению была очень сильна в них, и они отправились исполнять моё приказание, не сказав ни слова. Вскоре вышел караульный офицер. Он был не из моего отряда: здесь уже успели произвести замену.
— Вы караульный офицер? — спросил я.
— Да, я, — отвечал он не очень почтительно. — Но…
— Потрудитесь доставить сюда арестованных, которые перечислены в этом списке, — перебил я его без всякой церемонии. — Вот список.
Он попросил принести фонарь и прочёл список. Чтение длилось долго. Я, очевидно, сбил его с толку.
— Ну, кончили? — нетерпеливо спросил я. — Идите и не мешкайте. Ждать довольно холодно.
Он всё ещё продолжал рассматривать бумагу, которую держал в руке. Потом повернулся и пошёл медленно и с видимой неохотой.
— Скорее, или вам придётся плохо. Очевидно, дон Альвар недостаточно вас вышколил.
Он угрюмо повернулся, желая, видимо, возразить мне, но в конце концов решил, что лучше будет повиноваться.
Прошло около десяти минут, прежде чем вывели ван дер Веерена — с непокрытой головой и без плаща. Он казался изумлённым.
— Где ваши вещи, сеньор ван дер Веерен? — спросил я.
— Не знаю, дон Хаим. Их у меня забрали.
— Что это значит? — спросил я караульного офицера.
— В приказе нет ни слова о вещах, — отвечал он.
— Ах, вы, жадные канальи! Мне стыдно за вас! Принесите всё сию минуту! А где другие арестованные?
— Какие другие? — спросил он с удивлением.
— Ах, я дал вам не ту бумагу. Под конец совещания мы по некоторым причинам решили освободить их всех. Вот второй приказ.
Я вынул бумагу, которую нарочно не показал ему сразу, и передал ему.
Он внимательно прочёл её, затем посмотрел на меня и сказал:
— Вот странный приказ, сеньор.
— Вы, должно быть, пьяны или сошли с ума, — холодно отвечал я. — Обсуждать данные вам приказания! При моём правлении таких вещей не бывало в Гертруденберге. Исполняйте приказание немедленно, или я прикажу посадить вас под арест за пьянство во время исполнения служебных обязанностей!
Я умел говорить с солдатами. Мне говорили, что в подобных случаях мой голос приобретает жуткие интонации. Кроме того, ведь этот караульный офицер на знал действительного положения вещей. Может быть, меня восстановили в должности — никто этого не знал.
