Дом и корабль - Крон Александр Александрович (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
— Нет.
— Врешь. Ты что — не хочешь командовать кораблем?
— Хочу, но не умею.
— Ого! Ясно и достойно, в стиле Витьки Горбунова. Да, не повезло Виктору… Переходи ко мне, старпом. Я серьезно говорю. Имеешь шанс выйти в море. А при удаче — в люди.
— Нет уж, спасибо.
— Не хочешь? Одобряю. Виктор — это, брат, явление, он еще себя покажет. Слушай, старпом, — он понизил голос, хотя поблизости никого не было, — это факт, что Виктор набил морду какому-то интенданту?
— Не слыхал. Откуда такие сведения?
— Слухом земля полнится. Ты что темнишь? — вдруг закричал Саша. — Не доверяешь?
— Спроси у него сам. Ты зачем пришел? За пониманием?
— Лишь отчасти. Пришел я, понимаешь, по деликатному делу. Хочу позаимствовать у вас пушчонку.
— Что значит «позаимствовать»?
— Нас намечают в первый эшелон. А у меня откатное устройство заедает.
— Ясно, — сказал Митя. — Так бы и говорил с самого начала — раздевать пришел. Придется тебе иметь дело с командиром.
Горбунов любил Сашку, но поздоровался холодно, вероятно, догадался о цели визита. Он выслушал его, не перебивая, и даже после того, как Саша умолк, долго сидел с безучастным видом. Затем прошептал:
— Что же Левушка сам ко мне не пришел? Стесняется?
Услышав, что Лева Ратнер переведен на «щуку», Горбунов слегка оживился.
— Значит, я имею честь беседовать… — захрипел он, приподнимаясь.
— С командиром двести тринадцатой, — гаркнул Саша и приготовился целоваться.
Горбунов сел.
— Поздравляю. Хорошо начинаешь.
С этого момента он перестал замечать присутствие старшего лейтенанта Веретенникова.
— Скажите, пожалуйста, штурман, что у них там не ладится?
— Что-то с откатным устройством.
— Не могут отрегулировать?
— Вероятно, — сказал Митя, пряча улыбку.
— Надо сходить на двести тринадцатую и посмотреть, в чем там у них дело. В крайнем случае возьмем себе их пушку и отремонтируем.
— Товарищ командир, — уже всерьез взмолился Митя, — вы же знаете, что такое в нынешних условиях снимать и крепить орудие…
— Ну хорошо. Какой выход?
— Раз такое дело, пошлем своих ребят и сделаем не хуже, чем у нас.
— А больше им ничего не надо? — Горбунов протянул через стол руку и пощупал драп на шинели Веретенникова. Сашка сидел красный. — Ладно, вызовите мне Филаретова.
Поскольку Филаретова уже два месяца не было на лодке, Туровцев понял приказание как сигнал выйти из отсека и не показываться, пока не позовут. Так он и сделал, а вернувшись через четверть часа, застал командира в одиночестве.
— Атака отбита?
— Надеюсь. Сашка — хороший товарищ. И у него есть самолюбие, а не фанаберия только.
«Намек?» — подумал Митя.
— Вы вели себя безупречно, штурман. Mes compliments…
Вторым посетителем был Одноруков. Митя упустил момент его появления и был удивлен, застав Горбунова в обществе незнакомого человека. Посетитель был одет в новенькую морскую форму, сидевшую на нем как на портновском манекене, на старообразном личике жили, окруженные коричневыми тенями, внимательные, недобрые и как будто слегка воспаленные глаза. «У кого я видел такие глаза?» — спросил себя Митя и, поймав взгляд командира, представился гостю по всей форме — с должностью и званием.
Гость ответил не сразу. Он сначала откинулся назад, как бы для того, чтоб получше охватить взглядом такого крупного и красивого лейтенанта. Большой рот растянулся в улыбке и стал очень похож на тире, заключенное в круглые скобки. Глаза в этой улыбке не участвовали, поэтому она в равной степени могла выражать и восторг и насмешку. Помедлив, он протянул Мите руку — влажную, но неожиданно сильную — и сказал доверительным шепотом:
— Одноруков.
«Липкий какой-то», — подумал Митя. Он вспомнил, у кого он видел такие глаза. Такие глаза были у Лялькиного дядьки, родного брата Фаины Васильевны Петроченковой, про которого говорили, что он из сектантов и даже вроде ихнего попа.
— Так вот, товарищ Одноруков, — просипел Горбунов, показывая на горло. — Наш разговор, естественно, откладывается.
— Надеюсь, ненадолго, — вставил Одноруков со своей двусмысленной улыбкой.
— Я тоже надеюсь. А пока помощник проведет вас по лодке и кубрикам. Обо всем, что касается жизни корабля, он расскажет вам нисколько не хуже меня. Устраивает?
— Вполне, — сказал Одноруков, поднимаясь.
— Прошу вас, товарищ старший политрук, — сказал Митя тоном идеального старпома с условного корабля. Теперь он вспомнил, что слышал об Однорукове — от Саши Веретенникова. Одноруков был новый инструктор политотдела, взятый из резерва на место Павлика Иванова, давно просившегося на лодку и назначенного комиссаром «щуки». Сашка хвалил Павлика, а об Однорукове отозвался как-то не очень лестно и даже не совсем пристойно.
Осмотр начался с кормы. Очень скоро обнаружилось, что рассказывать Однорукову про ремонт так же бесполезно, как читать стихи глухому. Устройства лодки он не впал и ходить по ней не умел, морщился от стука дизельных клапанов и шарахался при виде обнаженного провода. Добравшись до центрального поста, он отказался идти дальше и спросил Митю, где лежат материалы.
— Какие материалы? — удивился Митя. Он в самом деле не понял вопроса.
Одноруков растянул рот в улыбке. Весь его вид говорил: мне постоянно приходится иметь дело с людьми непонятливыми или неискренними и хотя, кроме терпения и логики, у меня нет другого оружия, я все же не склонен отчаиваться.
— Я имею в виду, — повторил он негромко и раздельно, — материалы, похищенные на складе девяносто.
— Прошу прощения, — сухо сказал Митя. — Мне неизвестен склад девяносто и неизвестно ни о каком похищении. Все поступающие к нам материальные ценности аккуратнейшим образом приходуются… Боцман!
Халецкий вынырнул из-за перископа.
— Приходную книгу, живо!
Полистав книгу, Одноруков забыл о своем намерении осмотреть материалы и полез на мостик, где спросил у сигнальщика о калибре пушки. Получив ответ, укоризненно завздыхал и, спросив у перепуганного сигнальщика, как его фамилия, стал спускаться на берег. Перед тем как ступить на узенькие обледенелые сходни, он на секунду заколебался, но соображения престижа взяли верх, и он, зажмурившись, побежал. На твердой земле старший политрук вновь обрел уверенность, с неодобрением оглядел детские саночки, на которых лежал только что привезенный для сварочных работ кислородный баллон, и хлопотавшего вокруг них Павла Анкудиновича. Уже под аркой он спросил:
— Этот человек бывает на лодке?
— Да, помогает…
— Без специального допуска?
Митя даже остановился:
— Но ведь он же ее построил.
Одпоруков покачал головой.
— Это неважно.
В каминной стоял сумрак, давно не мытые снаружи, заклеенные широкими бумажными полосками окна пропускали мало света. Одноруков пододвинул к окну два стула, и Митя понял — предстоит разговор. Однако старший политрук не торопился задавать вопросы. Он снял шапку, обнажив редковолосую голову с выступающим затылком, расстегнул шинель и обошел кругом комнату. Глядя на картины, он щурился, а на некоторые даже смотрел в кулак.
— Нравится? — спросил он Митю, который счел своим долгом следовать за ним на некотором расстоянии.
— По-моему, здорово.
— А по-моему, спорно. Мастерства я, конечно, не отрицаю. А вот что оно дает?
На такие вопросы Митя никогда не умел отвечать. Одноруков прикрыл глаза и растянул рот в улыбке.
— Я бы сказал так: поэтизация уходящего Петербурга. Не согласны?
— В чем же?
— Прежде всего в тенденциозном подборе объектов. Дворцы, храмы, шпили… Во всем этакая дымка… — Он показал рукой, какая.
— А чем плоха дымка? — спросил Митя сердито. Его разозлили не столько слова, сколько снисходительный тон. — Насколько я понимаю, после выстрела «Авроры» климат в городе не переменился.
Одпоруков вскинул голову и взглянул на Митю из-под опущенных век.
— Острите, — сказал он с кроткой угрозой в голосе. — Юмор. Ну что ж, я не против юмора. И даже сатиры, когда она верно направлена и метко разит наших врагов. Вы правы, уважаемый товарищ, климат не переменился. Но это не дает художнику права не замечать коренных изменений, происшедших во всех областях нашей жизни, и, прежде всего, неизмеримо выросших запросов наших людей. Согласитесь, — для убедительности он прижал к груди висевший у него на боку армейский планшет, лицо его выражало страдание, — это искусство не для всех. Народ этого не поймет и не примет.
